– Вы навсегда забудете дорогу сюда, а также то, как меня зовут и что вообще брали заказ на мою тыковку, – нараспев протянула Благана, поочерёдно заглядывая в разом остекленевшие глаза сначала Кормулию, а потом и Соломару. – Ваши вонючие пятки не мяли травушку‑муравушку у моей избушки, ибо не было рож ваших страшных тут никогда! Да и вообще, сильно тянет вас, обормотов, сойти с разбойничьей дорожки да начать заниматься ремеслом честным, что вы по прибытии домой и осознаете, каждый для себя лично! Ежели, конечно, не свихнётесь по пути… Ты к портному делу тягу почувствовал, – указала пальцем на одного из лиходеев врачевательница, – а второй дуралей на башмачника учиться пойдёт! А теперь пошлёпали прочь отсюда, негораздки узколобые, да пошустрее, пока ещё клюкой по заднице каждому не надавала! Ишь, повадились хаживать до моей хибарки! Так ведь всю календулу со зверобоем мне потопчут, изверги… – забормотала недовольно себе под нос пожилая целительница.
Соломар и Кормулий тотчас же стремительно, чуть ли не бегом помчались в сторону Кривого тракта. Их осоловевшие зенки ясно давали понять, что, по крайней мере, на данный момент, разум покинул черепные коробчёнки обоих мерзавцев и они лишь слепо исполняют наказ ведуньи, споро следуя туда, куда она их и отправила. То бишь домой, прямиком к честной, порядочной жизни.
– Уверена, что стоило их отпускать? – Ратибор проводил угрюмым взором спешно упелёхавших прочь двух громил и вопросительно взглянул на ворожею. – Думаешь, не воротятся?
– Я не думаю, я знаю, медвежонок, что больше не увижу этих недалёких тунеядцев с мозгами куриными! Не зря же я им присыпку внушения в морды кинула… Как нюхнули, так сразу послушными стали да память ихняя улетучилась… По крайней мере, насчёт меня…
– Какой любопытный порошочек… – Ратибор прищурился. – И часто используешь по назначению?
– Лишь в исключительных случаях, топтыга, не волнуйся, ибо побочное действие у него серьёзное имеется, так как из белены сварен… – разочарованно вздохнула ворожея. – А именно тем плох, что рассудка можно запросто лишиться после его занюхо́на да ходить всю жизню́ оставшуюся, гутаря сам с собой да со своей задницей, уразумел? Бывали случаи!.. Потому я его только против тех пользую, кто погубить меня хочет, да и то далеко не всегда…
– А чего в харю Мельванесу не метнула сие зельице?
– Да ты что, медвежонок!.. – ворожея тихо захихикала. – Это ему, как поцелуй комара… Каждому магу на первом же серьёзном занятии охранку от сего порошка наставник заговаривает, дабы не поддавался! Ну а самоучки доходят сами, ибо в любом фолианте о магии данное заклятие защиты от воли чужой имеется…
– Ясно… И давно такая оказия с тобой происходит? – Ратибор выжидательно поднял левую бровь. – Имею в виду, приключения с навещающими тебя убивцами… Я ведь правильно понимаю, что это далеко не первые злодеи за последнее время, кто заявился попробовать снять твою седую репку с плеч?
– Правильно понимаешь, – Благана грустно фыркнула. – Мягко говоря, не первые, да… Кумекаю, заказали мой котелок в довесок к твоему! Вот теперь регулярно отваживаю от дверей всякий разношёрстный сброд…
– Имя заказчика, случаем, не знаешь? – молодой богатырь с надеждой смотрел прямо в зелёные глаза стоявшей перед ним старушке.
– Нет, медвежонок, – сокрушённо качнула та белёсыми лохмами. – Могу только гадать, но свои мыслишки оставлю при себе, уж не обессудь… Ибо доказательств нет!
– Намекни хоть!
– Нет, рыжий, и не проси! – твёрдо прошамкала в ответ упрямая знахарка. – Ибо ты сгоряча дел наворотишь, не расхлебаешь! Особливо ежели выяснится опосля, что я ошиблась… Под удар твою буйную макушку только подставлю, а оно мне надо, чтоб совесть до конца дней изнутри грызла, аки червячки грушу спелую? Так что не теребонькай меня более с просьбой данной!..
– Как скажешь… – Ратибор недовольно засопел. – Надо было тогда этих дрянных человечков допросить хорошенько… Зря отпустила!
– Они не соврали, когда поведали, что ничегошеньки не знают, окромя суммы за мои кудри посеребрённые… – Благана хитро улыбнулась. – Зато вон тот вожак ихний кое‑какими сведениями полезными да владеет…
– Хм!.. А вот это уже интересно! – рыжебородый витязь кинул взгляд в сторону Волдумира, который дополз кое‑как за это время до ближайшей берёзки у кромки леса, располагавшегося недалече, и, прислонившись к её стволу загривком, с предсмертным любопытством наблюдал за восходом солнца. Он умирал и лицезрел сие прекрасное зрелище в последний раз в своей жизни, Волдумир отлично это сознавал. Но вот великолепную картину восходящего светила на горизонте главарю малочисленной ватаги перекрыло чьё‑то здоровенное туловище; могучая спина Ратибора без особых проблем заслонила наступающий рассвет.
– Уже и сдохнуть спокойно нельзя… – еле слышно прогундосил окровавленным ртом Волдумир. – Отойди, медвежара, дай полюбоваться напоследок солнечными лучиками…
– Без проблем, если скажешь мне имя того, кто приговорил Благану, – молодой богатырь присел на корточки перед стремительно теряющим силы атаманом лихих людей. Внутренние повреждения у того после мощного пинка Ратибора, что представлялось совершенно очевидным, оказались несовместимы с дальнейшим существованием. – Ну⁈ Не уноси с собой под землю, поведай да покайся! Пред богами легче держать ответ будет!
– Думаешь?.. – Волдумир со слабой надеждой взглянул дюжему ратнику в глаза.
– Уверен! – хлёстко бросил тот в ответ.
– Имени заказчика не знаю, – в очередной раз харкнув кровью, просипел тяжело вожак. Каждое слово явно давалось ему с трудом. – Ну а заказ оформлял через Плавудира… Сиживать он любит в «Тихой заводи»… В курсе, поди, за такой кабак в Мирграде?.. Ну а состоит этот хрен гнусный в Ночном Братстве, так что навостри уши и не натвори бед… – последний раз с болью вздохнув, Волдумир закрыл очи, после чего несколько раз конвульсивно дёрнул правой ногой, неуклюже завалившись набок. Струйка крови неторопливо стекала у него из приоткрытого рта по подбородку. Похоже, искра бытия окончательно покинула непутёвого любителя лёгких денег.
– Плавудир, значит? Не слышал про такого… – полуголый рыжий воин задумчиво почесал свою бороду. – А вот «Заводь», конечно, известна мне очень хорошо… Только ежели она «Тихая», то я говорящее полешко… По бурной молодости частенько заглядывал в этот гадюшник… Там же каждый день потасовки случались, а то и по несколько за вечер! Оттого мне и нравилось в этой дыре, да… Правда, довольно быстро, вскоре после моих очередных появлений в данной заднице мира народ оттудова на выход ломиться повадился, и мне пришлось завязать с посещениями сего клоповника по настойчивым просьбам Вышемира, сварливого хозяина ентого расчудесного заведения… Мол, всех посетителей распугал! Ну ничего, похоже, пришла пора навестить самое злачное в Мирграде местечко по новой! Давненько тамошнего дрянного варева не хлебал; освежим воспоминания!
– Я могла бы спасти его, несмотря на внутреннее кровотечение, пробитое лёгкое и переломанные рёбра… Но для этого мне нужно было подойти к нему хотя бы на пару минут раньше… – тем временем приковылявшая Благана окинула беглым взглядом павшего разбойника. – Чем ты его так саданул? Кулаком?..
– Не, кулаком второго, а этого с ноги причесал… – Ратибор обернулся к ворожее. – И зачем его спасать⁈ Пущай слетает до Перуна мухой навозной, заодно и покается в грехах земных! Наверняка ведь простой люд душегубил напропалую!
– Добрые дела без сострадания и прощения не творятся, медвежонок… – Благана печально посмотрела на рыжебородого витязя. – Но тебе ведь эти слова не шибко‑то по нраву в последнее время, не так ли? Как я полагаю, и добро от зла не всегда отличаешь?.. По крайней мере, в гневе…
– По нраву мне, уважаемая, и прощение, и сострадание, не наговаривай! Да неуместны только эти словеса в данном случае! Тупорылые головотяпы не за солью с чесночком, ежели чего, к тебе пожаловали! – Ратибор неодобрительно нахмурился. – Так что нечего этих негодяев жалеть! Они бы хлопнули тебя без малейших угрызений совести! И ни одной слезинки солёной из их зыркуль озверелых не выкатилось бы, когда они тебе головёнку седую с плеч снимать принялись бы, уверяю! Так что заканчивай жалостливость в себе развивать да чепуху мямлить! На одном сердоболии далеко не ускачешь! Ежели бы ты, старая, при очной встрече не присыпку волшебную им в хари обросшие метнула, а словеса свои, не спорю, красивые, благородные и правильные, думаешь, долго прожила бы после этого? – Ратибор начал распаляться, как нередко с ним бывало, когда речь заходила о снисхождении к каким‑либо отпетым мерзавцам.
