- Что думаешь, отче? - задал вопрос староста.

Покачав головой, я ещё раз откинул ткань с носилок, изучив останки убитых. Сомнений не оставалось. На трупах несчастных сохранились желтые отметины трупного яда. Такой встречается только у поднявшихся из могилы упырей. Так, во всяком случае, учили отцы-наставники Верхенереченского монастыря. К несчастью, в основном я запомнил их воспитательные речи, которые они проговаривали, когда лупили меня за очередную провинность. Но кое-что я запомнил и про нежить. Особенно, когда меня с ней сравнивали.

- Почему упырь из развалин выполз, и из развалин ли? - поинтересовался староста.

- Ясное дело, - ответил я, - Светлый Владыка отвернул свои очи от нашей деревни. Вот посмотрите...

Я театрально указал рукой на покосившуюся церковь.

- Разве может сердце Бога-Орла спокойно терпеть столь запущенное место служения? Вот и пробудился упырь. Почувствовал тьму в наших сердцах.

Староста задумчиво почесал затылок.

- А с упырем-то, что делать? - спросил он. - Может, Вы его, отче... того. С миром упокоите?

Мне не понравился ход мыслей старосты. Не в пример многим облаченным в рясу неучам, заклинание... ТЬФУ! Прости меня, Светлый Владыка! Не заклинание, а священную молитву экзорцизма я знал. Вернее, мог красиво напеть, почти не заглядывая в шпаргалку. Вот только экзорцизм - не простая молитва, а волшебная, чтобы её произнести, нужны кристаллы и личные силы. И если первое ещё худо-бедно имелось, то насчет второго я сомневался. Магия никогда не давалась мне легко. Иначе фига с два я бы очутился в занюханной деревеньке на самом краю осколка.

Если откровенно говорить, во времена своего обучения в монастыре я не больно-то на занятиях вкалывал. Больше на гулянку к девкам в соседнюю деревеньку бегал. А сейчас ещё хуже. Проклятье! И угораздило же отца-настоятеля отправить меня служить именно сюда. Правда, после того, как я случайно проиграл в кости пожертвования, собранные братьями за неделю, хорошо, что мне вообще рясу согласись всучить.

Что же делать? С моими способностями, даже если молитва и сработает, не факт, что упырю хватит одного экзорцизма. Вдобавок, одному идти в развалины не хочется. Надлежит собрать крепких мужчин. Но раз пошло такое дело, матери своих сыновей не в жизнь не отпустят. Вдова дровосека так точно. Хоть Божественной благодатью уговаривай, хоть дьявольскими муками пугай.

- Чего молчите, батюшка? - поинтересовался староста. - Что делать-то будем?

- Молиться, - коротко сказал я. - Отнесите тела в церковь. Положите у алтаря. Завтра отпоём и отправим безвинно убиенных в последний путь. А дальше я возьму кадило и деревню по кругу обойду. Если вера наша будет крепка, смилостивится Светлый Владыка и не даст мертвяку подойти к нашим жилищам.

- А уничтожить его можно?

Я поглядел по сторонам. Весть о беде успела разнестись по всей деревне. Народ спешно стягивался на внеочередной сельский сход. Уж теперь-то они с куда большим вниманием послушают мою проповедь. Каждый вспомнит, за что должен покаяться.

Разумеется, от упыря следует избавиться, и как можно скорее, но упускать подвернувшийся случай не следует. Слаб человек, только в горе про Бога-Орла вспоминает, а когда всё хорошо, ему до Творца (и честных слуг его) и дела нет.

Я заметил в толпе нашего кузнеца. Здоровенные дровосеки на фоне его массивной фигуры выглядели половинчиками. За такой спиной, пожалуй, можно и на упыря поохотиться. Если не экзорцизмом, так хоть стрелами света мертвяка пораню, а кузнец своим неподъемным молотом добьет. Случись что, я же его целебными молитвами на ноги и подниму. Вот только жена у кузнеца под стать мужу. Характер, что пламя в горне, только дай слабину, мигом всё спалит. Если она с одного удара мужа своего вырубает, то у меня череп точно не выдержит. Без дозволения своей ненаглядной кузнец из дома и не высунется, а с ней самой говорить..., уж лучше разбежаться и башкой об телегу стукнуться. Не так больно будет. Она ведь не посмотрит, что перед ней слуга Божий.

- Без сомнения, - ответил я, - каждая мертвая тварь Светлому Владыке противна. Как убиенных отпоем, молиться о спасении будем. Надлежит крышу церкви как можно скорее отремонтировать, алтарь подправить, стены подкрасить, цветы кругом высадить, а, главное, верою в Свет души свои наполнить. Поститься, молиться, почитать Бога-Орла. Когда скверна уйдет из сердец, то и упыря на тот свет спровадим!

Староста задумчиво покачал головой. Не похоже, будто проникся.

- А, может, ведьму позвать? - раздался женский голос в толпе.

Я просто опешил.

- КАКУЮ ЕЩЁ ВЕДЬМУ?!

В толпе началось движение. Очевидно, виновница попыталась отползти на задние ряды, но народ мигом вытолкал вперед горбатую бабку.

- Извиняйте, отче, - сказала она, - на днях у меня в доме остановилась, из земель половинчиков пришла. Высокая, молодая, рыжая, в мантии колдовской.

- И ты осмелилась дать кров еретичке?! - гневно спросил я.

- Так ведь она гадать хорошо умеет. Сказала, что камешки волшебные, рунами называемые, разложит, и скажет, кто Любавочке моей будет лучший жених.

Я попытался испепелить бабку взглядом.

- Дело уж больно важное, - залепетала карга, - жениха Любавочке лучшего подобрать следует, чтобы потом не бил её, подарки дарил, деток своих малых любил. Одно дело, когда один сватается, бери, как говорится, что дают. А ежели двое? Да оба они молоды и статны.

- Пусть девица и выбирает, - сказал я.

Бабка презрительно прыснула.

- Где же ей, дуре непутевой, разобраться? Коли даже я, и то выбрать не могу. Я уже в церковь ходила, святым молилась. Подскажите мол, за кого Любавочку отдавать? И вас спрашивала.

- Меня? - удивился.

- Да, батюшка. Вы тогда изволили с плотником да мельником за церковью бельма заливать. А как залили, так прямо в кустах и почивать изволили. Тогда я и спрашивала.

Я задумчиво почесал затылок. Мельник с неделю назад приволок целый бочонок свежесваренного пива. Просил освятить, чтобы не испортилось. Как освящал, помню, а вот что дальше было....

- И что же я ответил?

- Что, мол, всё в руках Светлого Владыки. Пусть дева по сердцу себе выбирает, что ей на роду написано, то и будет, а силой никого под венец вести непотребно.

Я довольно кивнул. Хорошо сказал. Надо будет запомнить. Всё-таки по пьяни красноречие мне не отказывает. Я бы даже перед проповедью по три-четыре кружечки на грудь принимал, ежели б затем святых по именам и заслугам не путал.

- Ну. Всё правильно.

- Да как правильно-то, отче? Вам-то хорошо, помолились, брак освятили, на свадьбе погуляли. А Любавочке-то моей каково? Считай, девке вот-вот семнадцать стукнет, а она ещё не сватанная! Вот я и решила, пусть уж ведьма поворожит, да истину-то увидит. А я уж потом грех отмолю. Вот уже пять серебрушек для искупления приготовила. После свадьбы сразу вам, батюшка, и отдам!

- Что же ты мелешь, непутевая! - схватился я за голову. - Черной ворожбой судьбу определяешь. Сердца людей на небесах переплетаются. Светлым Владыкой освящаются. А ты бесов смрадных в судьбу внучки вмешиваешь!

Горбунья тяжело вздохнула.

- Хорошо, десять серебрушек не пожалею. Но что на небесах решили, знать заранее стоит. Можно и беса послать. А то будет потом она его сковородой, он её топориком, как с последней свадьбы. Верно, я говорю, бабы!? - обратилась зловредная карга к толпе.

Женщины согласно закивали. Я потупил глаза в землю. Действительно, нехорошо тогда получилось. Хоть и умерли, по моему наказу, молодые в один день. Она без головы, он с петлей на шее. Пожертвований тогда, правда, собрать удалось уйму. Сразу два повода, и свадьба, и отпевание. Но пропади они пропадом, такие деньги. Стариков хоронить дело невеселое, но естественное. Всему на свете срок приходит, а когда молодых, да по такой дурости. Нет!

Бабка начала громко причитать, рассказывая, как заезжая ведьма ей подсобила, как судьбу прочла. Мол, за будущее родной Любавочки она отныне спокойна. О растерзанных трупах дровосека и его младшего сына, люди, похоже, и думать забыли.