Команда была живыми тюремщиков не оставлять. Турки России не друзья. А оставлять следы, которые могут указать на Россию пока рано. Десятник зашёл и спокойно храп прервал. Людей Бурулу добивать ещё не доводилось, тренировались на овцах и свиньях. Но никакой разницы диверсант не почувствовал и к толчку опустошить желудок рвотный позыв на отправил. Опять же и толчка рядом не было. Десятник принял от одного из калмыков фляжку с мослом оливковым и разлил на полу и кровати. Дальше шли, проверяя комнаты на втором этаже. Их оказалось четыре, и только одна закрыта. Замок висячий. Пришлось заказанной у местного кузнеца сегодня монтировкой вырвать проушину из косяка. Раз комната заперта, то это не спроста. Так и оказалось. Это была канцелярия и на стол с бумагами и шкаф пошла ещё одна фляжка с масло. Две комнаты были следственными видимо. Только стол и пара — тройка стульев.

Дальне были камеры. Не как в кино с решётками от пола да потолка во всю стену и там напихано арестантов как сельдей в бочку. Нет. Обычная дверь дубовая с окошком небольшим в центре. И закрыты на засов железный. Заглянули во все окошки. Человека по четыре спали на соломе, брошенной на пол. Пришлось открывать каждую, заходить, проверять нет ли своих и совершать правосудие, очищая Османскую империю от преступного элемента. Свои оказались на первом этаже. Там всё тоже. Четыре кабинета и дальше камеры. Но камеры почти пустые, по одному — два человека. Ещё десять минут и всех преступников освободили от бренной плоти, пусть летят к своему Аллаху и объясняют, почему честно жить не захотели. Бамба и Мончаг были в средней стадии избитости. Физиономии распухли, под глазами синяки, но руки, ноги и даже зубы почти все цела. Охранники дрыхли в крайней комнате. Один даже успел проснуться и вытаращиться на непонятных посетителей. Большего не удалось, бедолага, как, впрочем, и остальные попкари получил нож в горло.

Дальше диверсанты истратили всё принесённое с собой во флягах масло на создание пожароопасной обстановки и устроили опасный пожар. Покинули тюрьму калмыки через вход, который тщательно прикрыли, чтобы случайно оставленный кто в живых не смог покинуть подожженную тюрьму.

Ещё десять минут и все вновь на постоялом дворе. Пора собираться в плавание «Гомер» ждёт.

Мир не интересует, в каких штормах вас трепало, его интересует лишь одно: привели ли вы судно в порт назначения.

© Рауль Арместо

Французы легко отделались. У Коха возникла в пути мысль начать пиратствовать именно с захвата этого пароходофрегата. Да он старенький и машина несколько раз ломалась за плавание и тогда шли под парусами, но видимо механики были к этим поломкам привычные и через три — четыре часа «Гомер» уже опять дымил чёрным дымом из невысокой трубы превращая всех находившихся на палубе в кашляющих и чихающих чертей. Спасло капитана Жюрьена де ла Гравьера (фр. Jean-Baptiste-Edmond Jurien de la Gravière) то, что началось приличное волнение. И Сашка почувствовал на своём вестибулярном аппарате все недостатки этого колесного недоразумения. Нет не сломалась машина. Лучше бы она сломалась. Если кто-то видел, как мальки рыб сбегают от опасности, то вполне может представить, чего начал вытворять «Гомер». Эдакий противоминный зигзаг. Корабль заваливался на правый борт и левое колесо поднялось над водой. Правое продолжало грести и корабль рыскал в сторону, рулевой орал, и ему на помощь бросался матрос, вдвоём они пытались провернуть ставшее неповоротливым огромное рулевое колесо. И вот им это удавалось, но подбегала очередная большая волна и судно с повёрнутым чёрте куда рулём проваливалось левым бортом. Теперь воздух и пену на волне месило правое гребное колесо, а левое с полностью влево перекрученным рулём работало, заставляя корабль подставлять под удар следующей волны корму или борт.

Почему этот вислоусый Жюрьен не остановит машины и не пойдёт, как и положено навстречу ветру на парусах, Кох не понимал. Всё-таки был танкистом, а не моряком. Может просто дебил, а может решил команду в критических ситуациях натаскать. Получалось у него это здорово. А вот у команды так себе. Один раз приняли чуть не тонну воды бортом и точно половина её оказалась в трюме, так как люки не были задраены. Вот только после этого до длинного кучерявого и вислоусого капитана дошло, что можно и утонуть в такую погоду, если дурить не бросить. Машины остановили, матросы, как заправские обезьяны, полезли на мачты, а калмыков загнали в трюм и там заперли. Дархана Дондука тоже попытались с палубы убрать, но тот так разразился калмыцким отборным матом на молодого офицерика в непонятном звании (Аспирант) «Претендент», наверное, это Мичман, что тот побледнев решил оставить проклятого азиата в покое.

Ветер трепал старенький пароходофрегат три дня. При этом свалился с грота и убился насмерть матрос. Потом ещё одного не досчитались. Решили, что смыло за борт волной. А после и вовсе несчастье произошло. Так-то Кох сам видел, как стоящие на палубе огромные пушки закрепили канатами и подпорками, но на третий день, когда шторм начал стихать, один из канатов развязался или перетёрся и орудие монструозное покатилось вдруг к противоположному борту. Сашке повезло, он стоял чуть не на траектории побега пушки, и оно эдаким паровозом мимо пронеслась. А у того борта три матроса натягивали канат от паруса или реи, не мореман Кох не разбирается в оснастке парусных судов. Это не помешало орудию превратить всех троих французов в фарш, припечатав к фальшборту, а потом вместе с фаршем ухнуть в пучину Средиземного моря, разнеся фальшборт в щепки. И на этом проблемы не закончились. То, чего троица тянула, освободилось и рея там, или хрень какая-то, понеслась вниз, парус захлопал и выкинул за борт ещё одного матроса. Боцманская дудка засвистела, капитан заорал, мичман этот врезал какому-то матросу в ухо, и тут судно легло на борт, и мичман с тремя матросам вылетели в проделанную орудием дыру в фальшборте. Сашке повезло. Его просто к ограждению колеса прижало. Поднялась суматоха, даже пробковые круги побросали за борт. Кое как судно удалось выправить и поставить нужные паруса. Только за это время ветер «Гомера» на милю оттащил. И возвращаться за сошедшими за борт ротозеями капитан Жюрьен не собирался.

Посмотрев на все эти приключения и переговорив с механиками, дархан Дондук решил, что нафиг ему эта развалина и ходячее бедствие не нужны. Ну и понятно, что уголь он на Дальнем Востоке не добудет. Только у тех же французов или англичан покупать. Так Гомер слишком приметное и известное всему миру судно. Это, как оказалось, самый первый в мире или во Франции, прихвастнул, наверное, капитан де ла Гравьера, военный пароходофрегат. Так что пусть плавает тут и калечит, и убивает французских моряков. От плана отправки на Дальний Восток обычных фрегатов отказываться не нужно.

Времени хватает, выберет новые хорошо вооружённые корабли Кох и только парусные, подгадает место и время, спланирует операцию, вот тогда…

Да сейчас захватить это недоразумение можно. Против двух с половиной сотен французов, совершенно не ожидающих нападения и лишенных любого оружия, у него под рукой сто одиннадцать диверсантов отлично вооружённых. Но нет. Не время. Да вон уже и марсель на горизонте показался. Прибыли, слава Богу. Осуществление плана приблизилось на тысячу миль. Теперь бы ещё как-то избавиться от французов. Ведь Сашке нужны англичане.

Трудно поверить, что человек говорит вам правду, когда вы знаете, что на его месте вы бы солгали.

Генри Луис Менкен

Марсель встретил Великое посольство Великого ханства Джунгария вонью. Словно сто китов сдохло одновременно и выбросилось на берег прекрасной Франции, что показать всю её прелесть диким азиатам.