– Возможно. – Я допускала, что он отчасти прав. И притом представляла, что именно этот акт насилия окончательно сплотит всех потенциальных врагов. Потому просто подбирала любые возможные аргументы: – Там Кларисса без сознания. Там Орин и Оли. Для эйров подобные мелочи не считаются, а для Великой Змеи – это трое друзей, ради любого из которых она готова вспомнить, кто она есть.

Моя бравада была показной, я хотела его остановить, а не выяснять, кто окажется сильнее в противостоянии. И даже злость в глазах, уже направленная на меня, не была настолько пугающей, чтобы заставить отступить. Эйры стали таковыми именно потому, что все до меня перед ними отступали. Я судорожно сглотнула от новой мысли – до меня и до моего отца, если уж быть до конца точной. До него – даже в большей степени. Вот это сейчас произносить вслух определенно будет лишним.

Ректор оказался совсем близко, перехватил мою руку с артефактом, сжал на запястье, наклонился до самого лица, прошептал сдавленно:

– Вот почему именно такая и именно мне?

Кажется, я каким-то необъяснимым образом даже смысл этого вопроса поняла, поскольку ответ появился сам собой:

– Потому что против лучшего из эйров надо выставлять лучшее оружие, – и даже осмелилась улыбнуться, поскольку кожей ощутила, что в этом бою все-таки выиграла.

Быть может, нашу позу посчитали двусмысленной, раз со стороны раздалось гневное:

– Пап! Что здесь происходит?!

И приглушенный голос Сата:

– Не кричи, Данна, это судьба. Смирись.

Нам с ректором было не до расшифровок этих странных реплик, ведь вопрос все-таки надо было как-то решать. Вряд ли кто-то в радиусе ста шагов не слышал, как ректор «тихонько» вошел в сарай. И их шпион сбежал, а мы тут преспокойно свои дела обсуждаем, альфа-самок и альфа-самцов из себя строим, как будто не находимся в центре боевых действий. Нарат выпрямился, через мое плечо посмотрел на дверь, снова хмурясь:

– Хорошо, потом разберемся. Но хотя бы уйдем отсюда с Клариссой и лисами.

– С этим я не могу не согласиться!

Я тоже резко развернулась, чтобы не отставать. Вылетела на улицу первой и одеревенела – уже даже я, не имея подобного дара, ощутила, что вокруг ни души. По переглядывающимся Сату и ректору поняла, что не ошиблась. Побежала в хижину, пнула дверь, вскрикнула, увидев лишь смятую простынь. Снаружи слышала громогласную Мию, которая звала Орина и Оли по именам. В ужасе снова побежала наружу, но зажала ладонью рот, как будто это помогало загнать панику обратно в горло.

Отец взял одну заложницу! И ее жизнь уже была очень заметным грузом на весах. А теперь у него три пленника, и я не готова пожертвовать ни одним из них. Пока я там, в сарае, спасала папашину гнилую натуру, как заодно и жизни его сторонников, он не потерял ни одной секунды и взял троекратный перевес – как будто отомстил за то, что ректор нарушил его легковесный и неопасный план. На последнего я и уставилась, но из моего жениха вышел не самый лучший утешитель:

– Видишь, Лорка, – спокойно проговорил он. – Иногда просто нужно делать, даже если действие не самое правильное.

И я действительно почувствовала, как много еще не знаю, как иногда импульсивно плыву, опираясь только на свою веру в справедливость и иногда оттого не замечая последствий. Но тогда ничего не следует делать, ни во что нельзя верить, ничего нельзя добиваться? Ведь у каждого решения будут последствия.

– Пап, повтори еще раз, ты знал?! И Сат знал? И лисы?! Вообще все знали, что ее даже зовут иначе, а до уровня торгашей ей еще минимум восемь поколений эволюционировать?!

В некоторых случаях наш дорогой ректор проявлял беспрецедентное терпение – лично я на его месте уже не смогла бы в двенадцатый раз повторять одно и то же:

– Дома поговорим, Данна. Для начала нам нужно отсюда выбраться. Я прилетел за вами на одной повозке, потому нам нужно разделиться. Лети с первой партией до самого замка, потом отправь обратно с одним из моих людей. Ну же, Данна, чем быстрее мы все окажемся в замке, тем быстрее обсудим то, что ты так хочешь обсудить.

– Вместе и полетим! – настаивала эйра. – В тесноте, зато не разделяться. Неужели не поместимся вшестером? Выдохнем и втиснемся!

– Втиснуться-то втиснемся, – подтвердил ее отец. – Но о самооценке эйров придется забыть. Мы находимся не в столь печальном положении, чтобы сразу три дракона дома Дикранов путешествовали, прижавшись щеками к широкой спине оборотня. Это еще хорошо, если к спине. Без обид, Карин.

– Да какие уж обиды, господин ректор! – довольно зарделся волк. – Вы ведь только что мою спину назвали самой широкой из имеющихся!

Он уже немного успокоился, а то поначалу лишь извинялся, что всех подвел – он, герой и прирожденный защитник, допустил, что его подопечные попали в беду. Ректор и не утешал, пытаясь смягчить его вину, и не ругал, ведь тоже прекрасно понимал, что в той ситуации один волк ровным счетом ничего поделать не мог. Просто предоставил возможность Карину отстрадать положенное и отстать от него.

Данна же на этих словах сразу от волка отшатнулась, представив столь тесное соседство, но тут же вернулась к своей главной теме:

– Да-да, одной щекой к волку, другой щекой – к дочери какого-то там королевского казначея, а третьей щекой – к кому же? К твоей невесте, появившейся из таких глубин нищеты, в которых разумных форм жизни не водится!

Она, наверное, отца этими отповедями собиралась зацепить, но заодно и меня прихватила:

– Ничего себе, комплиментище, – вставила я. – Данна, я-то тебе не родня, могу и психануть, право слово. Так что давай ты все оскорбления подержишь в себе до замка?

Но эйра на меня закричала с отчаяньем, будто бы удивлялась, отчего ж и я ее слов не понимаю:

– Меня не происхождение твое задело, Лорка-Кларисса! А то, что буквально все были в курсе…

– Я не был…

– Да заткнись ты, Карин! Бесы, кто догадался взять с собой такого трудного собеседника?!

– Так ты и догадалась, Данна…

– Заткнись, Мия! Вы решили меня окончательно с ума свести? Разве не видите, в каком я ужасе? – она снова уставилась на отца и затянула тише, отчего и фразы стали звучать проникновеннее: – И ты не понимаешь, пап? Ведь мы всегда были вместе, поддерживали друг друга. Младший дом самого могущественного рода без права когда-либо подняться выше, потому что у тебя нет сыновей. Еще какую-то тысячу лет назад, где право наследования давалось по силе, ты давно занял бы стул главы, но нет, не в этой жизни, ни при твоих выборах. Но разве, думая об этом, мы хоть о чем-то жалели? Настоящая крепкая семья, о которой старшему дому и мечтать не приходится, – она все это просто выдавала без оглядки и осмысления, но Сат чуть отступил в сторону – то ли признавая ее правоту, то ли не собираясь спорить в такой момент. Данна на это даже внимания не обратила, как вообще на присутствие посторонних, обращаясь только к самому важному для нее человеку: – И вдруг все переворачивается. Теперь ты больше скрываешь, чем рассказываешь. Я даже представления не имею, что происходит у тебя в голове! Так дойдет до того, что ты мне не сообщишь, даже если кого-то полюбишь…

– Остановись, Данна, – попросил Нарат тихо и с непонятной просьбой обратился к племяннику: – Сат.

Мне от ее излияний тоже стало тяжело и неловко – вот уж совсем не вовремя у чистокровной госпожи сдали нервы. Да, ей, возможно, было непросто принять все наши жизненные потрясения – но кому из нас четверых было в этой ситуации легко? Она, видите ли, перестала понимать, что у ректора в голове происходит! Да этого никто в академии не понимает – тоже мне проблема. Или это пережитый стресс так сказывается. По мне, так лучше уж свою агрессию в полезное русло направить – например, думать о том, где могут быть наши друзья и каким образом их освобождать.

На выручку ректору пришел Сат – он схватил Данну за руку и просто потащил к повозке, остужая холодным тоном: