Сколько наших кораблей сейчас ходят под русскими флагами, вы не считали, сэр Чарльз?

— А почему нам не плюнуть на их угрозы и просто не выйти из войны? — до этого молчавший граф Кларендон проскрипел старческим альтино.

Повисла тишина и все уставились на лорда Пальмерстона.

— Они не прекратят войны, — как на детей глянул на собеседников премьер-министр Великобритании.

— А если нажать на Швецию, на Пруссию, на Австрию, пусть вступают в войну, — не остановился министр иностранных дел.

— Поздно. Они не пошли на это год назад, теперь, после всех наших поражений, я даже не знаю, что должно произойти, чтобы хоть одна из этих стран на это решилась.

— А все вместе, и Россия рухнет!

— Против каждой из этих стран стоят двухсоттысячные армии русских. Никто не вступит в войну, более того, и Пруссия, и Австрия при сильном желании Москвы легко повернут штыки против Франции, а Австрия и против Турции. Я бы на месте Николая давно этим озаботился.

— Не слишком ли вы сгущаете краски сэр Генри? — министр по делам войны Генри Пелхам-Клинтон как сидел, проглотив аршин, так и остался с этим аршином внутри.

— Может похвастаетесь успехами в Индии и на Цейлоне? По нашим данным это тоже дело той самой Джунгарии, придуманной Николаем. И как я старый дурак на это купился⁈

— Плохо всё в Бенгалии и на Цейлоне, ещё хуже в Пенджабе. Нам нужно срочно перебрасывать туда подкрепление.

— Ага и там у Бомбея нас встретит флот Джунгарии и Бенгалии — десятка полтора кораблей. И вы предлагаете плюнуть на русских с их договором. Через полгода мы лишимся Индии, что потом? Ирландия?

— Почему Ирландия? — воскликнул сэр Чарльз Вуд. Именно этот человек и спровоцировал, если не организовал своей экономической политикой Великий голод в Ирландии в 1845 — 1851 годах, который привел к гибели одного миллиона человек от голода. А ещё более одного миллиона эмигрировали из страны в Соединенные Штаты или в британские доминионы Канаду, Австралию и Новую Зеландию.

— Потому что, там опять зашевелилась эта Ирландская Революционная армия. Вы же бываете на заседаниях парламента.

— Я приболел.

— Ясно. Там всё плохо, кроме Индии и туда нужно войска перебрасывать.

— А нельзя устранить Николая? Как Павла? — хмыкнул сэр Генри Пелхам-Клинтон.

— Нет. Ну и этот Александр, в отличие от того, дерзок не по годам. Станет только хуже.

— То есть, мы принимаем этот ультиматум⁈ — сэра Вуда аж перекосило всего.

— Думаю да. Есть ведь и плюсы. Разделаться раз и навсегда с Францией разделив её на пять — шесть государств, хорошая компенсация за моральный ущерб. Бретань отделить, из Эльзаса и Лотарингии сделать одно королевство, Аквитанию отделить. Есть в этом серьёзные плюсы. Мы навсегда победим этого врага. А потом усилимся за их счёт и через несколько лет раздавим Россию. Она-то из варварства точно не выберется.

— Хороший план. Я за, — кивнул лорду Пальмерстону баронет Чарльз Вуд.

— Согласен, — опять отхлебнул из бокала граф Кларендон.

— Поддерживаю, — Генри Пелхам-Клинтон встал обошёл по кругу стол с заговорщиками и уселся назад в золотое кресло, — За варварство, джентльмены, — он отсалютовал им бокалом с кровавым вином.

Городской станции «Скорой помощи» принадлежат мой халат, мое тело (во всяком случае, одни сутки из каждых трех) и, в значительной степени, моя душа. Принадлежит ей также автомобиль, на котором я транспортирую себя — от одного больного к другому. На автомобиле, как и положено, нарисованы красные кресты. Но надписи «Скорая помощь» на нем нет. Вместо этого на его грязных бортах запечатлено: «Санитарный транспорт». Я — бригада психиатрической перевозки. Причем именно я, так как кроме меня в нее входит только водитель, а он, хоть и получает заработную плату преизрядно больше моей, во всех медицинских бедах помощник никакой. Если только беспокойного клиента связать или носилки помочь донести, и то с жалобами. Итак, «Скорая помощь».

Начало нынешних суток извечной толкотней и суетой не предвещало ничего необычного. Досыта набегавшись по всяким бестолковым поводам из машины в подъезд и обратно и совсем было собравшись попросить дать мне время пообедать, я получил наряд на перевозку аж шести клиентов в областную психиатрическую больницу. Должен вам заметить, это ни много ни мало сто четырнадцать верст в один конец. В обед уехал — к полуночи как раз на базу воротишься.

С одной стороны, перевозка больных не подарок — за пару часов перегона и столько же неизбежного ожидания в приемном покое шестеро психов из кого хочешь душу вынут. А с другой стороны, это прекрасная возможность дрыхнуть всю оставшуюся дорогу. Убедившись в том, что мой пилот уже успел чего-то похлебать, я постановил не тянуть с выездом. Пожевать можно и по пути, а время на обед возьму по приезде на базу, что подарит мне возможность поспать еще часок. Кто знает, что за ночь Бог пошлет?!

Посему, подхватив пакет с харчами, я побрел через просторный гараж к своему автомобилю — побитому зеленому вездеходу, торчащему между красно-белыми линейными машинами, как ворон на пруду среди лебедей.

Не буду живописать путь туда — он ничем не отличался от сотен таких же рейсов. Кто бормотал несуразицу, кто орал, связанный, кто просто молчал, погруженный в свои депрессивные мысли. Важна дорога обратно. До сих пор задаю себе вопрос: почувствовал ли я тогда хоть что-нибудь необычное, кольнуло ли где, замутило ли, привиделось ли что — и не могу вспомнить ровным счетом ничего. Я банально спал, положив голову на теплую крышку капота, с которого сбросил валявшиеся там нужные и ненужные бумаги, путевой лист и сумку с так и не съеденным обедом. Спал с того момента, как мы выехали за ворота скорбного заведения, где остались на временное жительство наши пассажиры, и до приезда…

Один только раз я поднял голову, услышав какое-то замечание водителя.

— Что, Игорек? — сонно спросил я.

— Туманище, гляди, какой!

Действительно, шоссе перегораживала колыхающаяся стена плотного белого тумана. Через минуту мы въехали в него, словно в густой кисель. Видимость тут же упала до нуля. Фары не только не помогали, но, напротив, казалось, заставляли это месиво становиться еще плотнее. Быстренько сообразив, что от такого явления природы мне никакого убытка нет, а лишь возможность поспать подольше, я уронил голову обратно, надвинул воротник шинели на ухо и объявил:

— Приедем — толкни.

Засим отключился надолго.

В тумане мы заблудились или все равно волею судьбы попали бы туда, куда попали? Кто знает…

Проснулся я оттого, что автомобиль стоит на месте. Открыл осторожненько один глаз. Светло и тихо… Гараж! Злодей Игорек доехал до базы и, не разбудив, бросил меня в машине. Ну, я его! Будем надеяться, что никто еще из гаража не выезжал и не застал меня в столь позорном виде — не мог я находиться здесь слишком уж долго.

Собрав рассыпавшиеся листочки нарядов на перевозку, я потрусил к переходу в помещение станции, на ходу проверяя правильность заполнения бумажек. Краем глаза отметил копошащуюся на водительском сиденье какую-то мелкую букашку, но возвращаться, чтобы прихлопнуть ее или смахнуть на пол, поленился.

Пробежав коротенький коридорчик, отделяющий гараж от собственно станции, поднялся на три ступеньки, повернул налево и оказался у застекленной двери в диспетчерскую. Я не стал совать документы в круглую дырку, прорезанную в стекле для того, чтобы мы, грешные, меньше шлялись по залу приема вызовов, отвлекая диспетчеров от сплетен, чая с пирожками и обсуждения последней серии какой-нибудь очередной любовной телеэпопеи. Вместо этого, прикинув, что в гараже свободных мест вроде бы мало (а стало быть, большинство народа на базе) и есть в запасе неизрасходованное обеденное время, я рассудил, что обладаю немалыми шансами провести в сладком безделье дополнительно часок-другой. Оплата почасовая: сплю я или вкалываю — деньги одни и те же. Но для того чтобы не вылететь на вызов через пять минут после приезда, нужно поклониться диспетчерам лично. И я, решительно толкнув дверь диспетчерской, ступил внутрь.