Так мало того, сейчас один из полков движется пешим порядком в Сан-Франциско. И по дороге занял один из городков старателей, где сейчас китайские рабочие золото добывают. И эти товарищи ничтоже сумняшеся взяли и решили конфисковать, читай — просто отобрать, последнюю намытую китайцами партию золота, которую как раз собирались забирать завтра. Приличный, должно быть, урон Форту-Росс нанесли.

— Как там Александр Сергеевич говорит: «Вор должен сидеть в тюрьме». Где столько тюрем взять? Пусть будет проще — вор должен лежать в земле, — Бурул потрепал Мишку по мокрой голове, — молодец, сержант, выбери себе хорошего коня, отдохни и езжай к своим. Скажи Лёшке и папе Медведю, что мы встаём на тропу войны. Пусть присоединяются.

— И куда идти? — всё ещё посипывая, поинтересовался курьер.

— К форту-Хок, Лёшка знает. Много людей не надо. Пяток хороших лучников и десяток с ружьями.

— Через пару часов отправлюсь, — двужильный парень.

Из начальства в Форте-Росс был только Леонтий Васильевич, ну, в принципе больше никого и не надо. Пока будут отряд собирать, все так или иначе узнают. Фролов новость выслушал спокойно, глянул на карту, отметил кружком на ней захваченный рудник.

— Нет, Леонтий Васильевич, это не первая цель. Этих на обратной дороге ликвидируем. Сначала Сакраменто.

— Почему? — кружки появились вокруг обоих фортов.

— Вести об истреблении солдат на руднике дойдут до Сан-Франциско, и мы между двух огней окажемся. А так мы их всех по кусочкам, как слона, скушаем. Первым делом опять кавалеристов в форте-Хок уничтожим и по заведённой хорошей привычке плавать отправим.

— Эти осторожнее будут, — вскинул глаза от карты Фролов.

— Ну, нас теперь больше стало. Плюсом шестнадцать казаков и двадцать матросов. Это конечно… Ну, слабенько они обучены, что успели за два месяца сделали. Вот и будет проверкой. С индейцами и отрядом майора Вальехо нас тоже сотня будет. В прошлый раз двадцать два человека было. Мы и без новичков справимся, но нужно их в боях закалить и вкус к победам привить. Нужна армия победителей, и мы её из этого похода приведём.

Двигались тремя не сильно связанными отрядами, и это Бурула и раздражало, и беспокоило. Потому, он решил подстраховаться и на третий день пути вывел три десятка спецназовцев в авангард, а шестнадцать казаков калмыцкой национальности отправил в арьергард. Матросы, испанцы и индейцы теперь тремя отрядами тащились в центре. Лёшка со старой гвардией был в дозоре ещё на пару километров впереди, с ними же был и Аюк. И вот если бы не он, то могли влипнуть в серьёзную неприятность. Тот отряд американцев, что захватил один из рудников, решил, очевидно, выпытав информацию у китайцев, захватить и соседний рудник. А путь к Сакраменто, от несуществующего сейчас городка Вальехо проходил как раз через этот рудник. Он был самым большим, там работало более пятидесяти китайцев под присмотром десяти испанцев из отряда майора Вальехо и десятка индейцев. Но не из племени нисенан, а из племени кашая-помо. Между собой они не сильно ладили, всё границы делили, иногда и с оружием в руках. И даже Леонтий Васильевич и Бурул их помирить не могли, возможно общий враг заставит искать пути к миру.

В общем, едут индейцы с Лёшкой и Аюком перед общей колонной, и тут Аюк выстрел на пределе слышимости всё же уловил. Эти, блин товарищи, индейской национальности, едут и болтают, о бабах или о погоде и не услышали бы.

— Внимание! Лёшка, слышал выстрел впереди?

— Нет, — индеец изобразил из себя глухого ладонь к уху приложив.

— Хреново. Пару километров, может три. Лес выстрел глушит.

— Там посёлок китайский, — Лёшка прикинул расстояние.

— Отправь человека к Бурулу. Коней тут оставим, дальше бегом.

Черепаха не спешит, потому и живёт долго.

Рамон Гомес Де Ла Серна

Японцы тактически стратегов самоучек переиграли. Выяснилось это чуть позже и привело к спешке, которая хороша только при ловле блох. Прибывший в Мацумаэ на «Гретте» лейтенант Валерий Валерьевич Сомов поведал на срочно созванном совещании об огромном москитном флоте, собранном японцами, и о быстротечном бое, который можно сказать, что выигран был японцами. Всё же русские страшные, большие корабли с огромными орудия отступили перед мелкими судёнышками, в основном, вообще не имеющими орудий.

Ирландца Федьку похоронили неподалеку от Белого замка, тем сам открыв счёт потерям и основав христианское кладбище. Католического священника нет и молитву над могилой прочёл староста, что ли, ирландской общины боцманмат Линч O’Brien, что можно перевести, как высокий моряк. Таким и был. Здоровяк ростом за метр восемьдесят и с рыжей большущей бородой, которую вырастил, примкнув к русским, сбрив уже на «Аретузе» свои не менее рыжие бакенбарды. Там, на кладбище, большинство и узнало, что погибший канонир и не Федька совсем, этот щуплый и весёлый парень, а Ник О’Фаррелл, двадцати двух лет отроду. Сказал пару слов, как капитан «Гретты», и лейтенант Сомов. Мол, спи спокойно, отомстим.

Как отомстить решали на совещание. И опять мнения разделились, калмыки были за то, чтобы дать японцам высадиться и перестрелять их, лишив ложных надежд, а моряки за то, чтобы подойти всеми силами и сжечь там все суда, верфи и вообще всё, что стоит на берегу.

В результате пошли на поводу у Дондука, который предложил компромисс.

— Давайте всё же дадим им высадиться. Мы их здесь поубиваем, отпустим, как и договаривались несколько пленных, которые расскажут своим о полном истреблении их десанта без участия кораблей, а вот потом все четыре корабля наведаются в гости и сожгут там все деревянное и разрушат всё каменное.

Дали пострелять калмыкам… Получилось так себе.

Первого июня 1853 года, дежурившая у выхода из залива Аомари отремонтированная уже, «Гретта», примчалась в бухту у Белого замка и доложила, что выходит множество мелких судов в пролив, и держат они путь сюда к Мацумаэ.

Произошло это чуть не через месяц после неудачной разведки и всё это время от японцев никаких поползновений не было. Сидели, получается, тихо и силы копили. За это время Дондук организовал между берегом и замком эшелонированную оборону. Вырыли два довольно широких рва и перед ними построили редуты. Рвы не глубокие, но с довольно крутой стенкой, что обращена к замку. Получиться по замыслу стратегов должно следующее, бегут себе японцы в атаку, мечами размахивают, копьями потрясают и вбегают по отлогому спуску в ров этот, а дальше стена полутораметровая, которую сходу не преодолеть. Там должна возникнуть толкучка. А с флангов, прикрытые пока кустами и наваленными стволами деревьев, батареи трёхпушечные. Орудия мелкие, те, что были на стенах у замка — трофейные. Заряжены орудия картечью. Шесть выстрелов с расстояния в пятьдесят метров по плотной массе людей, должны произвести неизгладимое впечатление на наступающих. Больше, не надо. Есть же у японцев командиры и дисциплина. Ну, должны быть. Эти командиры, должны организовать атаку на батареи. А там ни припасов, ни людей. Ну, забьют гвозди… А где они гвозди возьмут? Хотя, может у пары японцев хобби такое окажется — гвозди с собой носить.

Основная же масса выкарабкивается на бруствер рва и попадает под плотный винтовочный огонь сотни калмыков и примкнувших к ним айнов и индейцев. Тридцать метров. Винтовки Дрейзе сделают по три — четыре выстрела, ружья пусть даже по одному. После этого калмыки из кольтов сдерживают наступающих, пока айны и индейцы отходят за следующий редут, отстоящий от первого тоже на тридцать метров. После чего калмыки меняют позицию, прикрываемые огнём отступивших первыми новобранцев.

И это последний рубеж. Дальше битва до последнего японца.

В это время все четыре корабля отходят на приличное расстояние, чтобы уцелевшие японцы не смогли сказать, что опять всё дело в больших кораблях. Из-за них, мол, проиграли. Сигналом к возвращению эскадры к Белому замку будет выстрел из пушки. И не имеет значения, это призыв оказать помощь или салют победный, корабли на всех парах мчатся к бухте, где и пленяют весь москитный флот страны «Восходящего Солнца».