Он отодвинулся, замер перед моими распахнутыми глазами, а я в этот момент сделала резкий вдох, похожий на тихое рыдание. И сама же потянулась выше, вжимаясь всем своим телом в его крепкое, чтобы он отозвался, отреагировал и… продолжил вести меня.

– Не смотри, Лорка, – прошептал он зачем-то. – Если не хочешь – не смотри.

Не понимая смысла этой просьбы, я все равно закрыла глаза, когда он наконец-то сдался и вновь подался ко мне. А мне было интересно узнать, где заканчиваются поцелуи, когда наступает их граница – и она пришла, всего через несколько минут: чувство томления внутри выкручивается вверх и влияет на сознание по нарастающей. Хочется и закричать от бессилия, и не произнести ни звука, целовать еще жарче или замереть, принимая любые действия, – и все это одновременно. Ошеломленная, я перестала бояться своих невольных движений все теснее к нему, стесняться своих стонов, которые пока еще заглушались, но уже очень скоро вырвутся вверх, как какой-нибудь животный рык.

Я и не заметила, когда оказалась уже на столешнице, сминая листы – быть может, сильные руки меня перехватили чуть раньше и усадили. Но я едва могла очнуться на мгновение, когда мои пальцы врезались в ворот его рубахи, как если бы собирались его разорвать и дать мне хоть дополнительный миллиметр обнаженной кожи. А мужчина все пытался отстраниться, но воли хватало только на то, чтобы перевести губы на щеку, а потом вновь дорваться до моего податливого рта. И тоже застонать – тише, сдержаннее, но будто бы еще более отчаянно.

– Лор… Лорка, вот прямо сейчас твое приглашение вернуться в замок и узнать друг друга поближе звучит как никогда… остро. У меня от одной мысли позвоночник в узел сворачивается.

Я расслышала, но смысл дошел с запозданием. Отшатнулась и, распахнув глаза, смотрела в его, от возбуждения черные. Мои – я бы ничуть не удивилась – могли быть точно такими же. И дыхание сбивающееся, неровное, до стыдного шумное. Пришлось напомнить себе, что пора делать вдох. У меня от желания мышцы сводило, но я пыталась себе объяснить, откуда вообще взялась такая страсть. Он просто опытен, знает, отчего у юной девушки голову на другой конец света унесет. Или приложил к своему поцелую какое-нибудь заклинание? Или просто хорош – я ведь всегда понимала и умом, и сердцем, что он хорош, просто труда не давала себе задуматься. Но все чувства мои отданы Сату…

– Что? – теперь и эйр смотрел на меня, больше не пытаясь приблизиться.

Мои чувства отданы Сату… о котором я почти и не вспоминала. Красивый, впечатляющий мальчишка, по праву завоевавший мою первую любовь, но эта неожиданная страсть какая-то другая – больнее, что ли, мучительнее. Интересно, можно ли любить одного, а так сильно хотеть совсем другого? Другого, так похожего на первого – такого, до которого первый когда-нибудь дорастет… Сегодняшняя сумятица в мыслях достигла вершины. И скорее всего именно она и стала причиной моего странного поведения и ненормально увеличенных эмоций.

– Нарат, – зашептала я, – у меня с головой что-то… я уже говорила. Мне лекарь нужен. Я предупредила ведь… И извини, если…

Понятия не имею, за что я так сильно хотела извиниться, ведь я не вынуждала его со мной целоваться. Но почему-то ощущала вину за то, что на его поцелуй так ответила – не любопытством ведомая, а каким-то неумолимым желанием продолжать и остановиться только тогда, когда голова взорвется от переизбытка впечатлений. Нарат теперь старательно отводил взгляд – смотрел поверх моего плеча или вообще сквозь меня. Холодная нота в его голосе помогла остыть и мне:

– Не нужен лекарь, как я сразу и сказал. Нужен покой и время. Дальше точно станет понятнее, но вряд ли проще. Иди, Лорка, у меня действительно много важных дел. А это все, – он неопределенно повел подбородком, – не обращай внимания. Возможно, просто побочный эффект. Или подсознательная ассоциация помощи или спасения с моей персоной. Не суть. Долго еще ждать, когда в тебе хоть какая-то гордость проснется? Я, правда, все еще пытаюсь найти вариант, при котором пострадает как можно меньше людей, но ты, как обычно, творишь то, что тебе хочется в данный момент, а потом расхлебываешь последствия.

Про гордость он зря – все равно не получилось уязвить. Наверное, такой фразой благородных девиц до красной краски довести можно, но со мной не вышло. Не только потому, что я не из благородных, а больше от непонимания происходящего. И почему мне лекари не нужны, ведь вот я – совсем не в себе? Но я уловила его неудачную попытку меня задеть, Нарат явно не хотел слышать больше ни одного вопроса, то есть отвечать.

Все же в дверях я остановилась и сказала напоследок:

– Мне жаль, Нарат, если я когда-то сделала тебе больно.

– С чего ты вообще такое взяла?

– Потому что больше у тебя нет ни одной причины пытаться меня уколоть. Ты колол меня с самой нашей помолвки только потому, что я невольно или по глупости причиняла тебе боль.

У моей уверенности не было оснований, но слова вылетели и уже не вернешь. Очередное доказательство, что я всегда делаю то, что хочу, а потом расхлебываю. Иногда мне хотелось бы раствориться в таком сильном мужчине и позволить ему решить все свои проблемы, но уже скоро я вспоминала, что так не получится. Счастье, взаимоуважение, понимание возможны только тогда, когда сильны оба. И никто не является собственностью второго.

Каждый шаг отмечался слухом четко, как какой-то важный этап на очередном судьбоносном повороте. Беда неотвратима, она висит где-то совсем рядом и чернеет облаком рядом с кем-то очень важным, без кого моя жизнь сильно переменится. Где-то мир уже начал крошиться, я это всей ноющей душой чувствую, но забыла об этом факте. И я только что целовала Нарата Дикрана так, как если бы никогда никого больше не любила. С моим разумом однозначно что-то происходит – я ничего не понимаю, но ощущаю фатальную неизбежность конца всего привычного.

Еще два дня сплошных мучений едва не свели меня с ума, но жениха я теперь избегала. Само мое желание отправиться к нему – для любых ответов или взаимного молчания – могло быть лишь следствием каких-то других умственных сдвигов. К тому же я ощущала себя ветреной пустышкой – так оно и было, если учесть, что вчера я полагала, что люблю одного, а сегодня мучительно хочу услышать ответы от другого. Но все это кажется сущей мелочью в сравнении с ощущением разваливающегося мира вокруг, чему я не видела ни одного подтверждения.

К вопросу о Сате. Я все-таки умудрилась не спятить от переживаний, дождавшись его практикума… на который он не пришел. Нам заполнили время дополнительной лекцией по управлению финансами, однако сам факт подтверждал слова Нарата – он по какой-то причине временно отстранил племянника от работы. Интересно, не для того ли, чтобы я вообще никому никаких вопросов не смогла задать? Не по той ли причине и лисам продлили их каникулы?

Ректор сделал все возможное, чтобы мне ничего не напомнило о произошедшем, вот только оно само всплыло. Сначала мучительным сном, в котором мой отец – мерзкий и беспринципный негодяй – отчего-то выглядел светлым пятном на серой карте мира. И он повторял, повторял свои заученные речи, что такое общество не может больше существовать, что мы – и я в том числе – обязаны хоть жизнь положить на то, чтобы прекратить диктат эйров. Неожиданно его слова не отозвались во мне вообще никаким осуждением, потому что впервые я твердо знала, что сам он верит в них и за ним не заржавеет принести в жертву даже самого себя. Проснулась я, едва увидев лицо молодого сероглазого мага, практически моего ровесника…

– Что ты орешь, Кларисса? – недовольно, но с толикой беспокойства разбудила меня Лайна. – Приснилось что-то ужасное? Твои оценки по конфликтологии серых масс? Понимаю! Могу рядом посидеть и поорать на эту тему.

Вежливо поблагодарив соседку за поддержку, я отвернулась к стене, но до утра уже уснуть не удалось. События всплыли не разом, а какими-то волнами, оставляя большие пробелы между самыми эмоциональными из них. Третье, что я вспомнила после ареста Энрая и смерти Войрана, было пленение лесными разбойниками заложников – трех моих друзей. Ректор, кажется, упоминал, что с ними все в порядке, но я, честно говоря, сильно в том сомневалась. Он мог и обмануть, чтобы я раньше времени не принялась паниковать, а змеи и ведьмы в лесах остались без своего предводителя – такой потери они точно не ожидали и вряд ли были к ней готовы. А на что способны люди от отчаянья? Правильно, на что никогда не считали себя способными. Мы это как раз на предмете «Конфликтология серых масс» и проходили. Утром, еще не вспомнив все окончательно, я успела тысячу раз себя проклясть – не ректора, который просто поддался моей просьбе и помог не спятить от горя, а себя. Ведь это я оказалась настолько жалкой, что попросила отодвинуть от себя мысли, однако сами дела в то время текли самотеком. Великая Змея? Ха, как же! Жалкая бесхарактерная дура, у которой даже не хватило силы духа осознать смерть мага и жертву отца. Чего от такой еще ждать?