По правде говоря, деревенские оказались только рады гибели стражников. Громких народных гуляний никто устраивать, разумеется, не стал. Наоборот, на проведенной мною траурной панихиде бабы рыдали, как и положено, навзрыд. Мужики выглядели суровыми и мрачными. Однако все понимали - маленькой деревеньке не прокормить ораву озлобленных вояк. Никто из солдат не согласился бы закинуть алебарду в погреб и встать к плугу. Другими словами, вояки из защитников грозили превратиться в угнетателей.

Постепенно народ освоился. Жизнь в Чертовых Куличках оказалось вовсе неплоха. Деревню окружали глухие леса, но и здесь нашлась своя польза. Недалеко от неспокойного Чернохолмья, вблизи стекающих с гор чистых рек, обнаружились гнезда гигантских пауков. Деревенские охотники, рискуя жизнью, протоптали от них широкую тропу почти до самых орочьих стоянок. Дурные нелюди, разумеется, попались в западню. Все набеги орков закончились предсказуемо. Домой в родное Чернохолмье ни один нелюдь не вернулся. Наши леса стали считаться у орков проклятыми. Кентавры, те и вовсе не горели желанием покидать родные степи и грабить бедных крестьян. Поскольку полукони не признали золота, то и смысла в набегах не видели.

Обособленное положение лишило жителей Чертовых Куличек возможности сплавлять на юг лес. Некоторые зажили охотой, большинство начали засевать расчищенные от деревьев участки да разводить живность. Народец жил бедно, но честно. К сожалению, без надлежащей веры в Светлого Владыку. Грошовых пожертвований едва-едва хватало, чтобы самому прокормиться, а о церковной десятине я не заикался. Во-первых, деревенские мне попросту голову оторвут, а, во-вторых, нужной суммы, чтобы пригласить в Чертовы Кулички знающего реставратора, мне всё равно не собрать. Уж больно долог и опасен путь. Возможно, стоило обратиться к половинчикам, третьим нашим соседям после орков и кентавров. Их деревенька, как и наша, стояла в лесу, в четырех днях пути к востоку. Мастерами маленький народец славился, но поручать нелюдям реставрировать святые иконы?! Нет. Половинчики - раса бестолковая. Им бы только петь, плясать и веселиться. Не дай Боже, ещё на ликах праведниках чего-нибудь от себя дорисуют!

Что же делать? Может, попробовать инквизиторам письмишко накарябать, да с половинчиками на юг отправить? Вот только не желал я людям столь незавидной участи. Да, неотесанные сельские крестьяне, да, больше любят выпить и закусить, чем помолиться, но хорошие и честные, в конце концов, работяги. Если откровенно говорить, я тоже люблю бельма заливать, а не лбом перед образами биться. А если инквизиторы придут?! Нет уж, увольте. Но с иконами-то, что делать?

- ГОРЕ! ОЙ! ГОРЕ! УБИЛИ! ЛЮДИ ДОБРЫЕ, УБИЛИ!!! - послышался громкий голос.

"Что ещё стряслось?!", - подумал я.

Церковь стояла посреди деревенской площади, посему ни один крестьянский сход не обходился без моего участия.

Выбежав на улицу, я увидел множество рыдающих баб, столпившихся у церкви.

- Что случилось? - спросил я, и тут же пожалел об этом.

Бабы, разумеется, завыли наперебой.

- Убили!

- Тьма наступает, отче!

- Люди добрые!

- Да что же это делается-то?

- Конец света! Конец света!

- Убили!

На всю деревню поднялся невообразимый гам. Уши мигом заложило. Сильно подозреваю, большинство женщин даже не успели толком понять, что происходит, но охотно присоединились к нестройному пению.

- Да, тише! Тише! - обратился я.

Бабы поняли моё указание превратно.

- Как же молчать, батюшка!? Убили!

- Тихо, ты, дай я скажу! Убили и съели!

- Ты чего свистишь? Как съели!?

- Обглодали все кости!

- Нет, целиком сожрали!

- Как целиком? Дай я скажу.

- Нет, я!

- Нет, я!

Я поднял глаза к небу. По счастью, дело взял в свои руки подбежавший староста. Муж неугомонной Хавроньи и отец шести дочерей, он четко знал, как следует обращаться с прекрасным полом.

- А, НУ, ЦЫЦ! ЦЫЦ, КУРИЦЫ!!! - гаркнул он.

Бабы поспешно затихли, признав за луженой глоткой старосты право командовать.

- Хавронья! - сказал он, заметив в толпе свою жену. - Что случилось?

- Дровосеков в лесу убили и съели! Как есть всех, и костей не оставили! - пролепетала женщина.

Мы со старостой удивленно переглянулись. Обычно прыткая на язык Хавронья не упустила бы случая при всех отчитать мужа за то, что он - староста, а всё последним узнает. Однако сейчас женщине явно было не до колкостей. Выглядела она испуганно и несла редкую чушь. Я припомнил семью сельских дровосеков, отказавшихся встать за плуг, предпочтя трудиться по старинке, сбывая древесину односельчанам и половинчикам. Шестеро здоровых мужиков, отец и пятеро сыновей. Все, как на подбор, силачи, косая сажень в плечах. Чтобы их убили, да ещё и съели?

Странно, но остальные женщины только согласно закивали Хавронье.

- Ой! Смотрите, люди добрые! Съеденные! - крикнула молодая девушка.

Обернувшись, мы увидели идущих на площадь дровосеков. Хмурые лица мужиков, увы, не дали повода облегченно вздохнуть. Четверо мужчин с угрюмыми заплаканными лицами держали в руках широкие носилки. Сзади шла рыдающая мать. Отца семейства и младшего из сыновей не было видно. Носилки мужчины накрыли черной тканью, не оставлявшей место сомнениям.

Я и староста направились к старшему сыну. Здоровенный детина с трудом сдерживал слезы.

- Что произошло? - спросил староста.

Парень затрясся, а, затем, собрав в кулак всё мужество, произнес:

- Упырь!

- УПЫРЬ! ЛЮДИ ДОБРЫЕ! УПЫРЬ! - подхватили бабы. Видимо, умение слышать любой, даже самый тихий, шепот передавалось от матери к дочери ещё с начала начал. Сплетничать же принято втихушку, иначе удовольствия не получишь.

- Как упырь? - ахнул староста.

- Как есть, - ответил сын, - сами видели. И... И... не помогли ничем!

Не выдержав, парень зарыдал, не стесняясь матери.

Пройдя вперед, я осторожно приподнял с носилок черную ткань. Проклятое бабье и тут всё разглядело! Женщины заверещали от ужаса и начали разбегаться.

На сей раз я их особо не винил. Увиденное потрясло даже меня. Под тканью лежали даже не тела, а окровавленные фрагменты. Я с ужасом отшатнулся и одернул ткань.

- Рассказывайте! - коротко приказал староста.

Старший сын захлюпал носом.

- Держись, сын мой! - сказал я. - Время для скорби ещё настанет. Сейчас предстоит спасти другие жизни. Расскажи нам, что вы видели?

Детина взял себя в руки.

- После проповеди мы отправились рубить сосны! - начал он.

- Куда? - перебил староста.

- На северную опушку, откуда тропинка к развалинам старой церкви начинается.

- Проклятое место!!! - завыла одна из бабок в толпе.

"Курятник" охотно подхватил голос "запевалы". Староста обернулся и властным взглядом заставил неугомонных женщин замолчать.

- Упырь появился, будто из ниоткуда! - продолжил рассказ дровосек. - Напал на младшего. Он успел позвать на помощь. Отец стоял ближе всех. Увидел нежить, поднял топор и бросился на выручку. А мы...

Губа у парня задрожала.

- А мы струсили и разбежались. Проклятый мертвяк растерзал их обоих. И... И... Принялся пожирать. Мы стояли издалека и смотрели. Стояли и смотрели!

Не выдержав, мужчины опустили носилки и бросились в ноги безутешной вдове, начав молить о прощении. Женщина нашла в себе силы произнести правильные слова. Ничего бы они упырю не сделали. Положил бы всех, оставив несчастную и без мужа, и без детей.

- Он...он... ел их! - всхлипывая, продолжил детина.

По толпе прошлись отчаянные вздохи боли и ужаса.

- А потом внезапно прекратил, - сказал дровосек, - оставил тела, развернулся и вглубь леса направился. Мы... Мы не рискнули следом пойти.

Я вознес молитву об усопших. А затем по очереди возложил руки на плечи каждого члена семьи, произнеся утешительные слова. Напрасно говорят циники, что слова в подобные моменты звучат наигранно и глупо. Неправда. Даже не доброе слово, а обыкновенное сочувствие помогает людям пережить горе.