- Ты сестра, небось, думаешь, что на рынок пришла, а не в храм Божий, - строго сказал я, - здесь тебе не прилавок, а Светлый Владыка не купец. За монеты спасибо, но от чистого ли сердца пришел дар твой? Не отдала ли малость в расчете холодном на благословение Божье?
Я выразительно пригрозил крестьянке кадилом. Баба насупилась.
- Мне можешь ничего не объяснять, - сказал я, - но Светлый Владыка всё знает. Ежели дар искренний, обретешь благодать.
"Конечно, необязательно в виде дождя, - подумал я, - ну, да Творцу виднее. Испытания делают нас сильнее".
Народ потянулся к выходу. Молодежь торопилась погулять в погожий день, мужики уже спешили за удочками, бабы, как бабам и положено, пошли заниматься домашними делами. Интересно, кто на сей раз первым успеет занять причал у пруда? Мужики с удочками или бабы с грязным бельем?
Лишь старики задержались, преклонив колена перед ликам святых праведников. Им нужнее, годы идут, время уходит. Со дня на день в Мир Мертвых позовут. Грехи поскорее замолить надо.
Одна дряхлая бабка в истерике начала биться лбом об землю, причитая: "Помоги, святой отче!". Видать, много чего в жизни свершила. Из любопытства я тихо подошёл ближе, решив подслушать.
- Помоги, отче! Помоги! - шептала бабка, - уж не обессудь, замолви словечко, пусть у проклятой Косухи корова сдохнет! Это она мою Милку сглазила! Я сама видела. Бодрая была коровка, веселая, а она как зыркнет на неё своим глазом косым, проклятущим. Сглазила! Убила Милку мою ненаглядную. Боже знает, кого метит! А наш батюшка отнекивается! Говорит, мол, уродство ещё не причина человека на костер отправлять. А как не причина-то? Недаром Светлый Владыка глаз ей пометил, чтобы всему честному народу было видно - порчу мерзавка приносит. Так пусть у Косухи тоже корова сдохнет, чтобы поняла она моё горюшко и сама свой паскудный глаз выколола! Не за себя прошу! Помоги, святой праведник, на тебя вся надежда!
Образ святого в деревянной раме терпеливо сносил старческий бред. Пламя свечи перед ликом даже не дернулось, что, по поверью, означало благоволение. Только взгляд праведника выглядел мутным. Надо хоть пыль с икон стереть, может, так лучше смотреться будут. Толкового художника, чтоб краски подновил, в нашей глуши не сыскать, а в город везти опасно. Да и на какие шиши ехать?
Задумчиво оглядев церковь, я увидел, что внутри остались только две прихожанки. Помимо чокнутой бабки, на другой образ неистово молилась Косуха. Интересно, о чём она просит? Если так дальше пойдет, скоро все коровы в деревне передохнут.
- Ступайте с миром! - приказал я старухам, решив пресечь безобразие, - вера главнее всего, но и честно трудиться Светлый Владыка нам повелел. Добрый урожай уродится не только, когда Бог Орел лучами землю прогреет, а затем холодным дождичком польёт. Руки человеческие старанье приложить должны. Ступайте! Если, конечно, никто не хочет исповедаться? Снять грех с души.
Желающих, к сожалению, не нашлось. Старухи двинулись было в исповедную комнату, но, поймав взгляды друг дружки, насупились, развернулись и пошли по домам. Решили не показывать, будто каждой есть в чём каяться. Что с них взять? Дуры! Или уже возраст? Интересно, и зачем Господь наделил нас столь долгой жизнью, если последние годы мы проводим не в примирении и покаянии, а в мелочных склоках и распрях. Ведь никто уже и не вспомнит, кто кого первым обидел? За гномами потому слава ворчунов несносных и идет, что живут долго, а заняться им на старости лет нечем.
Выпроводив прихожан, я запер дверь церкви и направился к ящику с пожертвованиями. Посмотрим, посмотрим. Что у нас там? М-да... Прямо скажем, не густо! Одной меди нашвыряли, сволочи! Тридцать четыре медняка - и это на воскресной проповеди.
Тоскливо пощелкав языком, я прошёлся по церкви. На тридцать четыре медняка церковь не отремонтировать, даже если уговорить плотника и каменщика работать "за отпущение грехов".
Краска на стенах уже начала осыпаться. Стекла на окнах покрылись трещинами. Доски на полу противно скрипели и кое-где уже начинали проваливаться. Лавки шатались. Подпорки тоже укрепить не мешает, а то крыша над головой держится лишь на силе молитв. Кадило новое купить (полегче) тоже надо. Чашу золотую. Воск для свечей. Да и святые образы, как уже упоминалось, выцвели настолько, что праведники опознавались только по табличке с именем! А ведь собрание икон для такого захолустья, как наши Чертовы Кулички, настоящая редкость. Бестолковые крестьяне! Прямо у них под носом - настоящие освященные образа! Шедевры! Молись, о душе думай, да монеты в ящик пожертвований класть не забывай, а им лишь бы своя корова жива-здорова была или, ещё лучше, соседская сдохла.
Тяжело вздохнув, я начал всматриваться в образа. Увы, время ничего не щадило. У святого Михея золотой нимб превратился бледно-желтый, у праведного Гаврилы вдоль всего образа прошла широкая глубокая трещина, а лик преподобного Рафила уже вываливался из когда-то позолоченной рамы. Чего делать-то? Непонятно. Бессовестные крестьяне не скинутся на реставратора, но и вывезти иконы не дадут. Дескать, иначе благословение Господне деревню покинет. Коровы болеть начнут. Да и как везти-то? В одиночку я ни до одного города не доберусь, даже с телегой. Тем более, с телегой.
Чертовы Кулички пребывали под дланью короля сугубо формально. С тех пор, как восставшие орки выбили солдат из Чернохолмья, дорога на юг оказалась перекрыта. Сперва сборщики налогов шли в обход через Желтые Степи, но вскоре у королевских слуг вышел конфликт с живущими на равнинах кентаврами. Полулюди-полукони отказались признать власть достопочтимого монарха - Альберта Первого. Когда же послы заикнулись о налогах, дикие животные с удивлением спросили: "что такое налоги?", а затем: "что такое деньги?". В итоге переговоры зашли в тупик. Главного королевского сборщика настолько раздражала тупость кентавров, не знавших основополагающих вещей, что он заговорили с нелюдями грубее, чем следует. Сейчас кентавры встречали луками, стрелами и тяжелыми копытами всех двуногих, осмелившихся ступить на их земли. В итоге Чертовы Кулички превратились в изолированный анклав. Первое время староста собирал с односельчан налоги, но, не дождавшись сборщика, решил, что сено к корове не ходит. Всё золото довольно быстро перекачивало в карман хозяина местной харчевни, в которой староста с многочисленными дружками (и со мной в том числе) пропивал деньги.
Некоторое время все ждали прибытия королевских войск. Ходили слухи, что благородные рыцари начали готовиться к священному походу, решив сначала подавить восстание непокорных орков, а затем наказать дерзких кентавров. Увы, кампания не состоялась. Великое Королевство потеряло интерес к расширению своих владений на север. Король столь озаботился собственным здоровьем, что и думать забыл о подданных. По всей стране начались разброд и шатание. Дошло до того, что самим благородным рыцарям стало небезопасно находиться в столице, поскольку болеющий (преимущественно на голову) правитель все больше и больше тяготел к магам. Его Величество ждал чуда бессмертия от еретиков, не выпросив оного у Первосвященника. Приготовления к войне свернули. Маги и их сторонники порекомендовали королю просто забыть про Чернохолмье, а заодно и Чертовы Кулички. Отдаленная лесная деревенька не стоила, по их мнению, конфликта с орками. По большому счету, война на севере была заварена Первосвященником, мечтавшим распространить веру в Светлого Владыку до самого края осколка. Магам это, естественно, не нравилось. Первосвященник в итоге тоже передумал. Вера верой, но бегство крестьян на вновь завоеванные земли не устраивало богатых землевладельцев. В первую очередь, рыцарей. А союз с дворянами оставался единственной надеждой Первосвященника в противоборстве с Ковеном Магов.
Обе дороги на юг оказались перекрыты. С одной стороны полчища орков, с другой - табуны рассерженных кентавров. Отряд королевских гвардейцев, защищавших до недавнего времени Чертовы Куличики, попытался прорваться через степи, но в итоге все полегли. Бесчестные полукони долгие дни преследовали вояк, расстреливая несчастных стрелами. К сожалению, рано или поздно стрела кентавра находила отверстие в броне каждого бойца.
