- А, ну, вперед! - приказала она, - и если вздумаешь юлить, ударю молнией!

Её глаза засияли колдовским светом. Испугавшись, я буквально влетел на крышу. Страх победил совесть!

Небольшая дыра обнаружилась именно там, где указала Глиронда. Опустившись на четвереньки, я медленно прополз по крыше и заглянул вниз.

Жрец спал, растянувшись на длинной циновке. Даже во сне с его лица не сходила легкая улыбка. Аккуратно сложенная ряса лежала на низеньком широком табурете. Поиски камня я решил начать с карманов. Ох! Боже! Пусть жрецу по-настоящему не нужен белый булыжник, а ведьма им подавится.

Осмотрев комнату, я начал гадать, как именно мне спуститься? Легко сказать, заберись в дыру и пошарь внутри, расстояние от потолка до пола харчевни составляло три-четыре моих роста, а то и больше. Помимо риска переломать ноги, громкое приземление разбудит жреца, и тогда мне точно конец. Любая добродетель имеет предел.

Подумав, я решил ухватиться за край дыры и на вытянутых руках свеситься вниз. В углу комнаты валялась грязная собачья шкура, призванная играть роль одеяла. Похоже, жрец побрезговал столь великой щедростью хозяина, предпочтя укрыться второй, принесенной служанкой простыней. При минимальной удаче я мог раскачаться и прыгнуть на шкуру, погасив удар. Риск, конечно, оставался, но лазать по потолкам люди так и не научились. К тому же глубоко в душе у меня ещё теплилась надежда, что вся затея провалится. Страх гнал меня вперед, но совесть ещё не сдалась. Внутренний голос шептал, что лучше смерть на виселице, чем позор - обокрасть святого человека.

Я неуверенно ухватился за край дыры. Доски неожиданно зашатались, дыра вдруг стала больше, вниз полетели опилки, щепки и несколько коротеньких гвоздей. Я зажмурился от страха, но жрец, к счастью, не проснулся. Похоже, те, у кого совесть чиста, и спят крепко. Сейчас оно мне на руку, но крыша харчевни держалась только на честном слове. Тоненькие доски подгнили и опасно шатались. Проклятье! Я поспешно растянулся вдоль крыши, распределив свой вес по площади. Доски перестали шататься, но порядком прогнулись. Проклятье! И как теперь бесшумно спуститься?

Неожиданно в дверь комнаты постучали.

- Ваше святейшество! - раздался громкий голос с той стороны, - простите, что беспокою вас в столь поздний час!

Проклятье! А это кто? На ночь глядя.

С третьего стука жрец проснулся. Поспешно накинув рясу, священнослужитель открыл дверь. На пороге стоял огромный рыцарь! Самый настоящий! Облаченный с ног до головы в тяжелые латы. За спиной его развивался длинный бордовый плащ. Двуручный меч рыцаря в длину превышал два моих роста, а уж о весе даже судить не берусь. Последний штрих любого рыцаря - украшенный золотыми львами шлем, воин нёс в правой руке.

- А! Благородный Этельстан! - улыбнулся жрец. - Прошу, входи!

С небывалой для груды доспехов грациозностью рыцарь опустился на колено и поцеловал подол рясы жреца. Его святейшество поспешно распростер руки над головой воина.

- Благословляю тебя, сын мой, - сказал он, - подними колена.

Рыцарь не менее грациозно поднялся. Лицо его выражало столь самодовольное благородство, что мне захотелось высунуться из дыры с одной лишь целью - плюнуть ему в усы! Дворян, а рыцарь, без сомнений, дворянин, в Алиссии недолюбливали. Что, разумеется, не мешало нашим купцам торговать с Великим Королевством. Городу, который ничего не производит, а служит лишь перевалочным пунктом да убежищем от всевозможных сборщиков налогов, без контактов с внешним миром не выжить. Одалживать рыцарям золото под немыслимый рост воротилы Алиссии любили. Они знали, что любое обязательство для ходячих стальных самоваров - дело священное. Если понадобится, сутками заставят холопов работать, а деньги вернут.

Рыцарь, не смывая с лица до тошноты благородную гримасу, прошёл внутрь комнаты. Жрец запер за ним дверь.

- Какая убогость, ваше святейшество, - произнес он, - клянусь честью, я едва-едва не проткнул мечом трактирщика, обвинив бедолагу в недостойной ушей благородного рыцаря лжи! По счастью, мой меч выкован для честного боя, и смерть грубияна послужила бы позором для холодной стали моего клинка. Клянусь честью, я поступил правильно. Трактирщик не солгал, ваше святейшество действительно остановились в столь грязном и уродливом месте.

- Всё верно, благородный Этельстан.

- Осмелюсь ли я спросить, ваше святейшество, почему? Клянусь честью, не в моих принципах интересоваться содержимым кошелька благородных мужей, но если у вашего святейшества не нашлось достаточно монет, дабы снять приличный кров, вы могли бы отправиться к младшим светлым братьям, чья община расположена всего в трех кварталах от сего богомерзкого места.

Священник улыбнулся.

- Помимо братьев, в городе есть посольство Великого Королевства, - продолжил воин, - уверен, люди короля не откажут в ночлеге вашему святейшеству.

У меня от речей рыцаря уши сворачивались в трубочку. Жрец же добродушно смотрел на воина, словно на любимое, но слегка непослушное и самоуверенное дитя.

- Не смею усомниться в твоих словах, благородный Этельстан, - произнес священник, - но в исцелении, наставлении и просто добром слове больше добрых людей нуждаются грешники, поэтому я здесь!

Лицо рыцаря вспыхнуло от гнева.

- Вы хотите сказать, ваше святейшество, что предпочтете общество ничтожных пьяниц общению с благородными мужами Великого Королевства!? - в запальчивости воскликнул воин.

- Нет, благородный Этельстан, но скажи, кто тебе больше понравится: отвратительный тролль или обнаженная юная дева? - спросил жрец.

Рыцарь покраснел от смущения. Удивительно, насколько задира с мечом оказался чувствителен. Может, и правы наши ораторы - кто громче всех вопит о нравственности, и есть самый большой развратник.

- Не скрою, ваше святейшество, вид тролля меня не привлекает, - ответил воин.

Священник кивнул.

- Всё верно, сын мой, - сказал он, - но если перед тобой встанет выбор: защитить от нападения тролля несчастных крестьян или бросить их ради объятий прекрасной девы, как ты поступишь, благородный Этельстан?

Слова жреца, похоже, сразу нарисовали перед рыцарем красочную картину. Забывшись, воин схватился за рукоять меча.

- Клянусь честью! - воскликнул рубака и его, наверное, услышала вся Алиссия, - без малейших раздумий я брошусь сражаться со злобной тварью!

- Похвально, сын мой, - сказал жрец, - но почему ты так поступишь?

- Защита невинных - долг каждого благородного рыцаря! - сказал он.

О! Это что-то новенькое! В Алиссии мне не доводилось слышать про благородных господ, что утруждают себя защитой бедных крестьян. Может, в Великом Королевстве всё действительно не так плохо?

- Верно, сын мой, - произнес жрец, - ключевое слово здесь - "долг". Долг есть у каждого, твой долг - защищать людей с оружием в руках, мой - оберегать их души. Я направляюсь туда, где буду полезен. Ты горд и вспыльчив, сын мой, но душа твоя благородна, а поступки праведны. Светлые братья Алиссии совершенствуются в молитвах и постах, им будет приятно послушать речи старшего иерарха, но, по большому счету, они стоят на верном пути и без моей помощи. Посему, ведомый долгом, я пришёл нести свет Бога Орла в одно из самых темных мест города, уповая на то, что мне удастся заронить в души грешников искры надежды.

Гнев мигом сошёл с лица рыцаря. Лицо закованного в сталь олуха мигом приобрело благоговейное выражение.

- Примите мои извинения, ваше святейшество, - произнес рыцарь, - но разве есть надежда наставить грязных пьяниц на путь истинный?

- Надежда всегда есть, - повторил известную фразу жрец, однако, в его устах избитые слова отнюдь не отдавали лицемерием, - даже если из сотни грешников мне удастся исправить одного, я буду считать свой долг исполненным. Светлый Владыка создал всех нас, и всех нас любит, уверен, возращение к его лику даже одной заблудшей души переполнит сердце Бога-Орла радостью!

Рыцарь поспешил снова бахнуться на колени и поцеловать одежды жреца. Святому человеку ничего не оставалось, как по-новому благословить воина Божьего. Воспользовавшись моментом, благородный Этельстан протянул руку и вытащил меч из ножен за спиной. Жрецу пришлось благословить на праведные свершения ещё и оружие, разумеется, со строгим указанием не поднимать клинок по злому умыслу, а тем паче тщеславию.