— А так ли они сильны, как нам кажется?

Мовсий с недоумением посмотрел на Иркона, потом на то, что творилось в зале. Они могли бы, конечно выглянуть в окно и посмотреть на монахов, но Хранитель Печати и сам это все только что видел, да и самого Императора память еще не подводила. Чтоб ответить на глупый вопрос хватило и Зала Совета.

Тут все, что не было сломано, было опрокинуто или перевернуто. Император повел рукой вокруг себя. Иркон покачал головой.

— Разве все, что тут сломано, сломали они? Это наша работа. Вон скамья надвое — твой удар. Я же помню, Пасэр тебя такому учил.

— Что ты хочешь сказать?

— Что колдуны пока только грозят.

Верлен, понявший куда тот клонит, спросил.

— Ну и что с того?

— Я не знаю кто они- колдуны или демоны, но они ругаются, болтают языками и ничего более… Это только голоса, — сказал Иркон. — Они бестелесны как шум, как запах, как свет…

— Гром тоже звук, но он предупреждает умных о мощи молнии, что Карха обрушивает на головы нечестивых, — сказал Верлен голосом Старшего Брата.

— Скорее молния предупреждает о громе, — поправил Верлена Иркон, — но мысль верная.

— Что вы все умничаете? — вспылил Император. — И без того загадок — хоть соли…

— Это значит, что крупным неприятностям могут предшествовать мелкие, — объяснил монарху Верлен.

— Причем тут это? — Иркон поднялся, подошел поближе к Императору и понизил голос. — Я о другом. Что может сделать голос? Ничего! Мы можем жить так, словно не слышим голосов. Заткнем уши! Нет их и все!

Император задумался, но только на мгновение. Принять такое решение огромный соблазн, но и не меньшая глупость. В одно мгновение ему в голову пришли восемьдесят три довода против этого.

— Вон монахи-то лежат. Не голосом же они их положили.

Иркон глянул в окно, поскучнел лицом, но нашелся очень быстро.

— Так это там. А тут…

«Господи! О чем мы говорим!» — подумал Мовсий и вслух добавил. — Они не отстанут. И я чувствую, что они готовы прийти сюда не только голосами, но и плотью…

— Ну, вот когда придут…

— Ты не увидишь, когда они придут, — оборвал Иркона Мовсий. Он опять вспомни про Эвина и его колдовскую одежду. Эх! Окажись тот рядом! — Ты их просто не увидишь… Монахи не увидели, и ты не увидишь.

— Это точно, — произнес колдун. — Счастлив, должно быть твой народ, если он имеет такого мудрого правителя… Тишина и спокойствие в Империи дело твоих рук, не иначе…

Голос колдуна прозвучал так ясно, словно тот сидел на Императорском плече и шептал ему прямо в ухо.

Император погасил в себе желание махнуть рукой и подняться. Руками махать — только смешить этих мерзавцев. Его охватило холодное бешенство.

— Слушай, ты, дух… Стань таким как я, выходи и сразись со мной или ступай туда, откуда нет возврата!

Он и впрямь был готов сразиться колдуном, если б тот появился перед ним даже в обличье какого-нибудь чудовища, но тот — что взять с колдуна? — струсил.

— Какие вы тут все-таки дикие, — с грустью сказал невидимка. В этот раз он пришел один. Голос его уже доносился от окна. — Почему это я должен становиться таким как ты? Поверь, тебе самому куда больше пользы принесло бы, если б ты смог стать таким как я. Право, глядишь, и договорились бы тогда. И не было бы всех твоих неприятностей.

— Я тебя не боюсь, колдун!

— А я тебя и не пугаю…

Он замолк, потом забормотал, словно советовался с каким-то подчиненным духом.

— Хотя… Нет, это, право, хорошая идея! Окна к тому же…

Голос его стал торжественным, с подвыванием, правда, почудился почему-то за ним Императору скрытый смех.

— У моих Богов тяжелые и длинные руки. Оставляю тебя наедине с ними…

Они почувствовали угрозу и встали спина к спине, готовые встретить любую неожиданность. Несколько мгновений они стояли, ожидая появления чудовищ, но ничего не происходило…

— Я же говорю — только слова, — сказал Иркон, не опуская все же кинжала. — Нет у них рук, чтоб меч держать…

Император не дослушал его, схватил друга за плечо. Что-то изменилось вокруг.

Сперва он услышал гул, потом гул превратился в ветер, потом в трепет, в мелкую дрожь… Она шла не из земли, а изнутри тела, словно там завелся предатель, готовый сдаться колдунам. Император глубоко вздохнул раз, другой, пытаясь унять ее, но та с каждым вздохом, все больше и больше наполняла его, словно влетела в грудь с воздухом, заставляя зубы вздрагивать, а кости трепетать и сбрасывать с себя мясо… Каждый новый вздох делал ее все более и более явной.

Страх возник внутри Императора мгновенно, словно посеянное кем-то злое зерно дало, наконец, ядовитые всходы. Вал мутного ужаса, о существовании которого он и не подозревал, поднялся и смел все, что делало его мужчиной, воином, рыцарем, Императором. Какое-то время он сопротивлялся ему, но каждый вздох добавлял в сердце ужас, заставляя тело позорно дрожать.

Когда заработал инфразвуковой излучатель они на крыше не почувствовали ничего, но потом зачесались зубы, а несколькими секундами спустя началось такое, что все свои неприятности были позабыты.

Дворец словно взорвался изнутри. Первым знаком беды стал тоскливый вой, родившийся где-то в глубине здания. Казалось, что все приведения, накопившиеся за несколько сотен лет существования дворца решили доказать людям, что они не выдумка и подали свои голоса. Это продолжалось несколько мгновений. На обитателей обрушился ужас, но они еще не понимали, что произошло. Через мгновение душащий их страх обрел форму. Людям показалось, что стены вокруг шатаются и вместе с небом готовятся обрушиться на землю.

— Сейчас побегут, — сказал Сергей, считая про себя секунды. — Пятнадцать процентов мощности… Хватит с них. Пять, четыре, три…

Предсказание сбылось.

Вопли стали ближе, и из дворца повалил народ. В едином порыве из дверей выплескивались и разбегались по двору туземцы — знатные и не очень, вооруженные и безоружные, мужчины и женщины…

Ужас уравнял всех. Безучастными к происходящему остались только лежавшие во дворе монахи, да те двое, что продолжали плясать в фонтане.

Видя это, Сергей захохотал.

— Плохие шутки, — хмуро сказал Александр Алексеевич.

— Какие там шутки? — возмутился Сергей. — «Жесточайший прессинг по всему полю», как сказал бы любой мало-мальски разбирающийся в своем деле спортивный комментатор. Должен же он, наконец, понять, что с нами шутки плохи?

— А если б кто покалечится?

— Я ж говорю: очень удобно — окна узкие. Проще добежать до выхода, чем выпрыгивать.

Скулы свело, словно он хлебнул прокисшего вина.

Хотелось что-то сделать, но злость и растерянность мешались в Императоре, не давая принять нужное решение.

Он стоял во дворе, а из дворца слышался хохот колдунов, праздновавших победу. Непонятно откуда взявшийся ужас пропал, рассыпался, истаял. Мовсий передернул плечами от отвращения к самому себе. Колдовство! Этим колдовством его выгнали из дома. Как собаку. Гнев волной поднялся в нем, но он не поддался чувству, которое уже подвело его сегодня, а сел на бортик фонтана. Ужас вымел из дворца не только его. Все, кто находился с ним в Зале Совета, стояли рядом.

— Что это мы? — спросил Иркон, придя в себя. — А? Чего это мы испугались? Мы ведь и не такое видывали!

— А что ты видел? — с интересом спросил Мовсий.

— Я-то? — Иркон вздохнул. — Ничего я не видел.

Верлен добавил.

— Да и никто тут, по-моему, ничего не видел.

Отвечать ему никто не спешил. Черный Ужас, только что занавесивший перед ними весь мир, исчез. По-прежнему светило солнце, стены дворца стояли незыблемо и прочность их не вызывала сомнения и даже монахи, что лежали под кустами остались на месте. Мовсий обернулся проверить так ли это и улыбнулся.