В словах слуги Император уловил и логику, и здравый смысл. Он сдвинул брови. Несколько мгновений жизнь монаха висела на волоске, но Мовсий решил по-своему.

— Погоди пока… Может быть после. А сейчас зови его…

Начальник стражи едва успел выйти, как, чуть не сбив его с ног, в зал ворвался возмутитель спокойствия — Старший Брат Черет. Словно и впрямь одержимый духами он повел выпученными глазами, отыскивая Императора. Найдя, рухнул на колени, распахнув руки как крылья.

— Беда, государь!

Император вздрогнул и вытянулся. Только что наполнявшая все его существо радость истаяла. Своим голосом монах поставил себя над шутками и обыденной жизнью. В голосе и повадке монаха угадывалась та одержимость, что дается знанием какой-то страшной правды. Это ощущалось настолько ясно, что еще ничего не зная, Мовсий побледнел. За спиной скрежетнули сдвигаемые в сторону лавки, зазвенело по полу столовое серебро, Верлен богохульно выругался, только монах его словно не услышал. И он увидел, что на лице Брата поселился даже не Страх, а Черный Ужас.

— Что?

Императорский голос на мгновение стал дыханием.

— Беда, государь… — повторил монах, глядя в расширяющиеся зрачки Мовсия.

Мовсий вспомнил своих женщин, что не видел с сегодняшнего утра, с самой благодарственной пляски, и сердце сжалось. Он шагнул к монаху, ухватил за плечо.

— Что-то с императрицами? Что? Не молчи!

Брат вскочил с пола и замахал руками.

— Нет, слава Кархе! Нет! Все гораздо хуже!

Легче после этих слов Мовсию не стало. Вот пойми такого, что он имеет ввиду. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Распираемый ужасным знанием, как надутая лягушка воздухом, монах ничего не говорил, а Император, глядя на него, ощущал, как его внезапный страх превращается в гнев.

— Дурак!

Не желая ждать просветления в мозгах у монаха, Мовсий хлестко, словно хотел разбить свой только что испытанный страх, ударил того по щеке.

— Что случилось? С кем? Когда? — резко спросил он. — Говори, быстро, свинья болотная! Повешу!

Монах покачнулся от удара и, ломая руки, снова рухнул на колени, протягивая руки к окну.

— Звезды!

Мовсий, не отпуская монаха, повернул голову. В окне по-прежнему сияло солнце и безмятежно голубело небо.

— Ты бредишь, монах? Ума лишился?

Император ощутил брезгливое презрение, какое всегда испытывал, сталкиваясь с калеками и сумасшедшими. Он отпустил монаха и вытер руки об себя. Уже спокойнее сказал:

— Какие звезды? День на дворе!

Старший Брат, все еще стоя на коленях произнес, словно не почувствовал ни удара, ни унижения:

— Небо изменилось, государь! Вот уже два дня мы живем под новыми звездами…

Его никто не перебивал и, давясь собственным страхом, он продолжил:

— Только что прибыл гонец из Ларской обители. Братья там уже пятую сотню лет ждут седьмого воплощения и следят за небом в ожидании знамений.

Слова кончились, и он судорожно сглотнул.

— Ну и? — спросил из-за императорской спины Верлен. — Опять там кому-то что-то почудилось? Опять кто-то монастырского вина перебрал?

Он вполне здраво рассудил, что если уж Император спокоен, то и ему не зачем волноваться.

Старший Брат не стал отвечать ему, а, глядя Императору прямо в глаза, повторил самое главное, что нес только ему.

— Новые звезды над нами, Мовсий! Новые звезды!

Император недоуменно поднял брови. Он еще не представлял, что для него самое страшное, но твердо знал, что это «самое страшное» еще не произошло. Если то, о чем говорил монах, и было несчастьем, то ни его самого, ни его близких оно не коснулось. А все остальное…

— Новые звезды? — переспросил Мовсий. Он произносил эти слова, ища в звуках скрытый ужасный смысл. В пустых словах для него не нашлось ни страха, ни опасности. Монах, глядя по-собачьи, снизу вверх кивнул. За страхом, что только что занавешивал монашеское лицо, должно было скрываться что-то еще. Наверняка Старший Брат знал больше, чем говорил.

— Говори толком, что за звёзды… Это, что знамения? К чему? К войне? К смерти?

Лицо Императора оставалось спокойным, и монах понял, что его страх так и остался только его страхом. Мовсий не знал того, что знал Старший Брат. «Он не понял! — подумал монах. — Он ничего не понял!!»

В любой момент мог начаться конец мира! Черет вспомнил картинки в книге Откровений: извергающие огонь горы, смерть и тьма, поглощающая все живое, и Пега с Тем Самым Камнем в руках… Страх вновь поднялся в нем волной, и погасил разум.

— «Три звезды бегут по небу. Путь их быстр и рассекает небо надвое. Свет их — ужас, суть их — смерть…» — прокричал монах. Мовсию показалось, что на губах у него выступила пена. Он отодвинулся, оглянулся на казначея.

— Что это он?

— Это из книги Аренты, — поспешил объяснить внимательно наблюдавший за монахом Верлен. Он с интересом выслушал вестника и добавил от себя. — Такое, говорят, уже бывало в древние времена.

Император раздраженно остановил его.

— Верно говорят: грамотный слуга — половина слуги. Я спрашиваю, что это значит, а не чей бред он повторяет… Что это значит?

Верлен пожал плечами. Что имел в виду монах, знал только сам монах.

— Сейчас он сам скажет. Только вот с головой соберется.

Но монах говорить и не собирался. Он раскачивался из стороны в сторону, и в закрытых глазах проносились картины гибнущего мира. Ни Император, ни его товарищи не могли представить себе этого, но страх монаха ощущали. От брата Черета остро несло потом. Мовсий повторил, словно не расслышал.

— Два дня? Суть их смерть?

Он спрашивал, а монах, вынырнув из своего ужаса, истово кивал, ища в Императорских глазах понимание.

— Кто-то уже умер?

Тот отрицательно качнул головой.

Мовсий выругался и вздохнул посвободнее. Если опасность и существовала, то она пока не дышала в затылок.

— Что ж ты тогда воду мутишь?

Старший Брат отпрянул от грозного Императора. Мовсий не понимал его, не понимал! Черет знал, что Император опасается только одного и ужас, наконец, заставил его сказать то, что никак не решалось соскользнуть с языка.

— А Злых Железных Рыцарей помнишь? — прошипел он. — Те тоже с неба пришли … С падучей звезды. Может, и эти звезды упадут?

Иркон закусил губу. Зря монах вспомнил о Злых Железных Рыцарях. Совсем, видно голову потерял, раз вспомнил. Все ведь знали, что не любит Мовсий вспоминать об этом.

Лицо Императора стало жестким. Он вспомнил Железную Колдовскую Башню, смерть отца. То, что произошло тогда накрепко вошло в память. Не смотря на то, что все, в конце концов, обошлось, повторения он не пожелал бы ни себе, ни альригийцам.

— Ничего земля большая… — уверенно сказал государь, собираясь выразить надежду, что все и в этот раз обойдется.

— Но мы-то в середине! — взвыл вдруг брат Черет. Страх гулял в нем как вонючий болотный дух под травяной кочкой. — В самой, что ни на есть середочке!

В отчаянии от толстокожести собеседников он подскочил к столу, и кулаком треснул по блюду с фруктами.

— Ничего… Не все нам… Карха милостив, — подал голос Иркон успокаивая монаха. Кто знает, чего он ещё придумает? В таком волнении он не за блюдо — за кинжал схватиться может… Он нарочито явно потянул воздух ноздрями. — Ты там, случаем, не обделался за разговором, а, брат Черет?

Он посмотрел на Мовсия, ожидая смеха, но только что улыбавшийся Император теперь стоял, хмуро покусывая губы.

Злые Железные Рыцари навсегда остались неразгаданной загадкой, занозой в его душе. Пришли неизвестно откуда и сгинули неизвестно куда. А ведь кто-то стоял за всем этим, наверняка стоял. Если не звезды и духи, то люди. Видел же Эвин там этих странных людей-невидимок…

И тех, правда одолели, но чего эта победа стоила… Сколько рыцарей погибло, и сколько золота ушло!.. Да и одолели ли? Он-то хорошо знал, что враг появился, нагадил сколько мог и- пропал…

Он задумался, вспоминая. А если опять? Если монах прав?