— И Рождественский его вызвал, — заключил Винтер. — Но это же не принято.

— Еще бы не принято, — фыркнул Ди, — Всем было ясно, что это он так Никпалычу неудовольствие выражает. Вызвал и загрыз. Был бы Никпалыч в Москве — а он в Берестечке новую лабораторию принимал. Так вот, все ждут грома — но вечером. А тут только Рождественский дообедал, как к нему в коридоре подходит сотрудник оперотдела цитадели — с такой же стальной блямбой — и на весь коридор интересуется, молодец ли у нас Рождественский только против овец — или все же готов встретиться с кем-то, способным оказать сопротивление. Гауляйтер встал столбом — персонал цитадели поставлял Волков, а от Волкова Рождественский ничего дурного не ждал. Тем более, оскорбителя Волков пару лет назад лично купил в Штатах…

— Купил? — не понял Эней.

— Именно купил. Как негра или долгового раба в старые недобрые времена. Ну так вот, Кессель его и вызвал. На шпагах, на равном оружии. И изрубил, — Ди для наглядности поднял на палочки щепотку мелко покрошенной морской травы, — в капусту. Так что, когда Никпалыч добрался до Москвы, гауляйтер уже разложиться успел.

— А Аахен?

— А что Аахен? Всем ясно, не будь той дуэли, вышел бы конфликт посреди Москвы. Никпалыч же дуэлей не признает, он санвойска поднял по тревоге…

— Если это произошло без волковского приказа, то я гейша, — сказал Эней.

— Тебя не возьмут, — фыркнул Машенька, — Ты не владеешь музыкальными инструментами. А вот…

— Не думаю, — сказала Алекто, — что был приказ. Даже уверена, что не было. Медикаментозный допрос. И все прочее.

— Медикаментозный допрос к данпилам применять бесполезно, — уточнил Эней. — А все прочее полезно только тогда, когда заранее знаешь, что тебе должны сказать. Так что приказа — да, не было, а санкция была. А исполнитель остался жив.

…Что вполне вписывалось в череду фактов и наблюдений из собранного Антоном досье Волкова.

— Вряд ли, — добавил он, — Кессель за эти годы резко изменился.

Чем, чем и как можно купить верность человека, который пуст внутри? Месть? Эней знал, что наступает момент, когда и месть безразлична. Благодарность? Эней быстро подсчитал даты — Кесселя купили через полтора года после Нью-Йоркской катастрофы. Полтора года научных — и не только научных — истязаний. Да, Кесселю есть за что благодарить Волкова.

Но и сам поединок, и то, что после, могли обернуться для Кесселя очень плохо. А впрочем — человеку, которому нечего хотеть, нечего и бояться. Вполне может быть, что смерть Кесселя тоже вполне устраивала.

А его нынешнего… партнера? Начальника? Эней поднял чашечку, сделал глоток, смывая привкус железа. Не важно. Важно, что информация значимая и что это, скорее всего, люди Волкова — возможно, в свободном плавании.

— А этот Габриэлян вынырнул всего три года назад. Волков, если верить архиву Ильинского, заметил его еще в училище СБ — и выдернул. Сначала как дневного референта. Потом съездил в Аахен — и перевел парня в ночные. Там что-то было в Аахене, зарезали югославского гауляйтера… А потом уже Габриэлян выдернул из училища третьего, Михаила Винницкого. И все это, в общем… вписывается в мозаику. Волков окружает себя людьми и старшими, которые обязаны лично ему и без него пропадут тут же. Не забывая об уровне компетентности, естественно.

— Такие люди есть у многих. — Винтер все еще не понимал.

— Не все дают им полную свободу действий. — Алекто отодвинула от себя совершенно пустую (ЧТО? ДАЖЕ ИМБИРЬ???) «лодку». — Они не могли знать о Луне до приезда в Екатеринбург. Потому что по данным, которые скачала ваша группа, подробности следственного дела в центр к тому времени еще не ушли. Они вычислили нас на месте. И пошли на контакт, не советуясь с начальством. И рискнули головой этого начальства, с высокой вероятностью, опять же не запрашивая санкций.

— Не запрашивая?

— Ильинский, — вздохнула императрица. — Руководил СБ региона. Полагаю, что Екатеринбург был зоной полного молчания. Так что вполне возможно, нам придется принимать еще более неприятные решения, чем сотрудничество с Зодиаком, — продолжила Алекто. — Мы находимся в точке перелома. Два года мы строили базу и собирали информацию. Сейчас настало время принять решение. Главное. Магистральное. От которого зависит все. Россия или Сибирь.

— Извечная мечта бедняка — числом поболее, ценою подешевле, — невесело улыбнулся Винтер. — Мне нравится идея переворота в Сибири, хотя бы потому, что она не меньше моего понравится местному населению, и мне очень не нравится идея работы в Сибири. Потому что тамошнему СБ не важно, насколько хорошо ты законспирировался, они квоты выбирают. Но последние полгода я совершенно не уверен, что переворот в европейской России вообще возможен.

— Да, это самая непривлекательная часть плана, — согласилась Алекто, макая ролл в соус. — У нас в России и в Европе замечательные возможности для конспиративной и научной деятельности — но все это псу под хвост, если мы не сможем обеспечить себе поддержку населения. И еще одно «но» — даже если Россия станет тем самым свободным анклавом — ей придется драться на два фронта.

— А Сибири нет?

— А Сибири… — Алекто улыбнулась, что твой енот-крабоед при виде песчаного краба килограмма эдак на два. — Что, по-вашему, произошло в Екатеринбурге?

— По-моему, произошло ровно то, о чем говорил Зодиак, — Эней запил сасими пивом. — Попытка верхушки поиграть в сепаратизм.

— Именно, — кивнула Алекто. — И в связи с этим я хочу обратить ваше пристальное внимание, господа, на того, кто стоит за этой попыткой: дальневосточного гауляйтера, известного миру как господин Уэмура Рейдзи, он же Фудзивара-но Митидзанэ, он же бессменный Левый Министр императора. Потому что не думаете же вы, что сибирское начальство рискнуло бы удрать такую штуку как перехват уральской промышленной зоны самостоятельно?

— Дальний Восток не сейсмоопасная область. — сказал Ди, — Вернее, сейсмоопасная только в прямом смысле. Мы раньше как-то ею не интересовались…

— А вот они довольно плотно интересуются российскими делами. Где «плотно» значит «враждебно». Торговая война, по существу идет уже.

— Значит, это самое «неприятное решение»… — Винтер поднял глаза. Алекто выдержала его взгляд. Эней — нет.

— Мы должны создать базу в Сибири, — ровным голосом сказала Алекто. — Даже если мы не собираемся начинать там. Это даст нам время здесь. И, возможно, позволит маневрировать потом. И нам есть, на чем строить. У нас есть опорная точка: представительство «Орики». У нас прощупывается вторая опорная точка: католическое подполье. И назревает третья: подполье православное. Я ведь правильно интерпретировала информацию Кена, Эней? Возможен церковный раскол?

— В сентябре в Киеве будет архиерейский собор, — вздохнул Эней. — После него все станет ясно. Но предложение запретить в служении всех священников и епископов, не прошедших проверки на лояльность, исходит от Синода.

— То есть?

— То есть, как мне объяснили, это даже не цитадель. Это воскрешенцы. У них… покачнулось большинство. Рождественскому в последние годы было не до христиан, Волков этим вопросом вообще не занимается — в общем, на нижних уровнях, где раньше выбивали, накопилось сколько-то честного народу. И эти волхвователи испугались.

Он помолчал еще немного, потом сказал:

— Алекто, это должен быть я. Во-первых, семьи у меня нет. Во-вторых, я католик. Доминиканцы меня по своим каналам переправят, как они священников переправляют… И в-третьих…

— В-третьих — тихо, Маша. Нам нужны вооруженные силы, их нужно сколачивать в России, и на этом твоя кандидатура отваливается сама собой, — Винтер налил себе сакэ. — Нет, Андрюша. Нет. В Сибирь еду я. Мне все равно нужно сниматься с места. И после всей этой стрельбы со взломом, мне даже легендироваться не надо. В сибирской СБ и писчим принадлежностям будет понятно, отчего я дернул в менее гостеприимные края.

— Но ты же сразу окажешься под прицелом… — губы Энея сжались.