Допустим от Цитадели отъезжает машина… А вот тут группа, скажем так, прикрытия имела приказ на открытую слежку и «довела»-таки Вадима Аровича Габриэляна до кафе «Три попугая» на Цветном. Но столик стоял так, что читать по губам не стоило и стараться, жучков как страус склевал, а когда все трое дождались кофе и достали рабочие планшетки, с которых каждый чих вообще-то шел на центральный компьютер Цитадели, последний хвост отвалился, решив, что только что работал вероятным противником в рутинном упражнении на ООС. А зря. Потому что планшеткам, как и любой электронике, полностью доверять нельзя.

Перекрестный, в основном электронный, обмен информацией занял около часа.

— Да, — сказал Габриэлян. — Хорошо, что мы больше не студенты. Потому что за вчерашнюю историю те же Васильев или Штерн организовали бы нашей теплой компании экстренный выпуск на тот свет. И мне совершенно нечего было бы им возразить.

Король и Суслик молчали. Габриэлян был прав. Подпольный бордель в центре Москвы. Подпольный бордель, о котором они не знали. Господин советник вчера посетил его второй раз. А они не знали. Если бы Габриэляну не пришло в голову изобразить высокого господина, ночная операция дала бы врагам Аркадия Петровича Волкова роскошное оружие против него. Теперь-то всем — от милиции до последней вороны в Цитадели — было совершенно ясно, что произошло. Господин советник посетил клуб и что-то почувствовал. Пришел второй раз, убедился — и выразил свое неудовольствие. Да, теперь всем все ясно. Пронесло. Совпадение. Слепая удача. Чудо. А чудеса отличаются тем, что не повторяются. Действительно, за такую работу — только в известку.

— Выводы, я полагаю, ясны. — Король, который знал, как Габриэлян снимает напряжение, подумал, что не хотелось бы ему быть тем старшим по званию, который первым попадется командиру на дороге. А еще меньше ему хотелось быть начальником службы безопасности Цитадели. И еще меньше — самим Габриэляном, нечисть побери его перфекционизм. А он-то надеялся, что вчерашнего варка хватит надолго…

Король был не так уж неправ. В голове Габриэляна в тот момент стремительно приобретал очертания план, который во-первых, должен был в конечном счете дать группе доступ к милицейской агентуре (поскольку держать руку на пульсе теневой Москвы втроем — задача все-таки невозможная), во-вторых, сильно поднять настроение самому Габриэляну, в-третьих, несколько испортить ему же что-то слишком радужные отношения с господином советником, ну и в четвертых… План этот включал что-то около 50 грамм очередной сусличьей ЛСД-производной, систему водоснабжения московской мэрии, вернее третий ее сектор, одного чрезвычайно коррумпированного чиновника, которому сильно повезло прошлой ночью (молодец, Король, это клад, а не база данных), и двух офицеров милиции… От немедленной реализации плана (который, впрочем, был с некоторыми поправками осуществлен три месяца спустя) город спасло то, что на планшетке у Габриэляна по-прежнему крутилась извлеченная Королем с резервного наблюдательного пункта «Морены» запись.

И получалось по ней, что как раз перед третьим боем в баре рядом с высоким беловолосым щеголем оказался на полторы минуты… тот самый паренек, что заявлялся на последний бой и которого Габриэлян жестоко лишил шанса сломать себе шею. На предыдущей пленке лица не было, но зачем нам лицо? Есть одежда, пропорции, манера двигаться…

Тем более что… ну-ка, увеличим… что лицо у мальчика правленое, чиненое. Всем хорошая работа, только исходный материал, наверное, был из рук вон плох — бедная мимика, мышечный паттерн «смазан». Сейчас оно еще ничего, а вот годам к сорока пяти юношески-гладкий лоб станет роскошной особой приметой. Если паренек доживет, конечно. Однако…

— Миша, Андрей…

Зачем кидаться к чужой планшетке. Не нужно. Своя есть.

— Лицо… — говорит Кессель. Он — со своей вечной водолазкой, шкиперской бородкой и незажженной сигаретой — был бы неуместен за этим столиком, если бы не тот простой факт, что Суслик смотрелся естественно везде — от помойки до светского приема.

— Второй, — говорит Король.

— Миша, открути назад и попробуй примерить его на себя, — а Суслику ничего говорить не нужно. Он наверняка уже вывел развертку и работает с комбинациями.

Король смотрел на свой экран. Суслик — на свой. Потом Король встал. Отошел почти к самой кассе и двинулся обратно. Что-то было не так с его осанкой, с походкой. Да все было не так. Король шел, как будто его точка равновесия находилась вне его и _выше_. Как будто он висел на невидимом шнуре, проходящем точно сквозь макушку. Танго, у-шу и что еще? Когда Король приблизился к столу, Габриэлян бросил ему в лицо чашку с кофе. Миша взял ее из воздуха. Жидкость хлюпнула, но осталась в чашке. Король толчком выдохнул, покрутил головой. Человек за соседним столиком удивленно посмотрел на них. Суслик не поднял глаз от компьютера. Хотя наверняка все видел и сделал выводы.

— Грустно быть сообщающимся сосудом, люди, — пожаловался Король. — Никогда не знаешь, с чем сообщишься в следующий раз.

— Он старший. Инициирован пару лет назад, — заключил Габриэлян. — И нелегал, — и объяснил: — Он в зал не пошел. Хотя из бокового выхода зала в правое крыло проходить удобнее чем из бара.

— Все страньше и страньше. — сказал Король. — Старший-нелегал, работает в группе с людьми… А мы опять ничего не знаем. Да обнаружься старший в подполье… Постойте…

— Отнорок, — пожевал губами Суслик. Смотрел он на экран, световое перо плясало по планшетке, но Суслик был многозадачной системой. — Его наверняка прикрывает его группа. Можете быть уверены, коллеги, если это подполье, то для большинства он — человек.

Суслик был на восемь лет старше Габриэляна. И во многих вопросах на две головы выше. И если бы его не поломали когда-то, быть бы ему в группе главным. Но сейчас у Суслика сильных желаний было меньше, чем у самого Габриэляна. — Я закончил.

С экрана планшетки на Габриэляна смотрел молодой человек «полтавского» типа — высокие скулы, глубоко посаженные большие глаза, густые брови, широкий выпуклый лоб, прямой нос, подбородок с ямочкой… А главное, в базу данных лазать незачем.

— Знакомьтесь, господа, так до недавнего времени выглядел очень шустрый молодой человек из подполья по кличке Эней. Хотел бы я познакомиться с тем, кто дал ему это прозвище.

— Почему? — поинтересовался Король.

— Потому что насмешники — хорошие пророки. Троя-то сгорела, а мальчик жив.

— Ну раз это Эней… — и то, что Суслик сказал «раз», а не «если», было важно. — Тогда понятно, кто второй.

— Его партнер по Екатеринославу.

— Да уж. Второго такого конфуза на нашей территории давно не случалось.

— Случился, — фыркнул Габриэлян. — Вчера. И с теми же фигурантами. Но вообще — очень интересно. То есть получается, что они и не расходились. И что серия «Тенчу» — совместное предприятие. Однако. Вот, значит, как копенгагенский ларчик открывался. Так, телохранитель нашего каскадера может быть лицом вполне легальным — надо будет его найти. Я подумаю, как это легендировать…

От стойки шел официант с коммом на подносе. Габриэлян посмотрел на свой вполне работоспособный… развлекаетесь, Аркадий Петрович?

— Добрый день, господин советник. Да. Да. Безусловно. Спасибо.

Выключил телефон, подозвал тактично отошедшего официанта, подождал, пока тот отойдет, повернулся к своим.

— К сожалению, все откладывается. Ручаться не могу, но, кажется, мы едем в Екатеринбург.

Антон выспался, пока они мотались «туда и обратно». Они выспались, пока у Антона были две лекции и семинар. Потом Антон просматривал добычу Энея, потом к нему присоединился сам Эней в то время как Игорь с Костей ездили к Александровым, к Занину и по магазинам. Когда они, наконец, собрались все вместе на кухне агентства, было восемь часов вечера.

Антон прокрутил несколько записей Игорю и Косте — не все, выбранные места.

— Мнда, — сказал Игорь, разглядывая чуть смазанный застывший кадр — лицо шатена в очках над поверженным варком. — Вопрос номер раз: «что это было»?