Но Корвин тоже не протянул долго, и Лучан после новой проверки на лояльность попал к Пеликану и занял место убитого Клоуна.

Через полгода он занял место убитого Клоуна и в постели Мэй. Ненадолго. Два раза это было. Как раз здесь, в Гамбурге…

Ничего такого, совсем не так, как у нее теперь с Энеем. Они скучали, ждали задания, Каспер уехал, ночью им было одиноко… Десперадо потом — и сейчас — испытывал по этому поводу в основном благодарность. Он думал, что со своей немотой дожидался бы женского внимания до скончания века. А после этого, поверив в себя, он научился подходить к женщинам. Он открыл, что его немота может даже нравиться. «По крайней мере, от тебя никакой грубости не услышишь — верно, цыпленочек?»

Верно.

Она не сказала Энею — ну, и Десперадо не скажет. И стрига не скажет. Хотя он понял. Он многое понял…

Хороший город Гамбург, а ходить по нему со стригой — еще лучше. Цумэ так лихо читал эмоции и так точно отзывался, что Десперадо иногда казалось — они ведут беседу. Ну, разговаривают, как нормальные люди, у которых всё в порядке.

Сейчас они под видом пары страйдеров, возвращающихся с полуночной попойки, объезжали квартал на Гёртнерштрассе, где двенадцатиэтажным кубом высился головной офис информационного агентства «Глобо».

— Та-ак, — совсем как нормальный и даже слегка оглоушенный человек, сказал стрига, остановив мотоцикл и задрав голову, чтобы получше рассмотреть станцию городского трансрапида, располагавшуюся встык с пятым этажом «Глобо», — в лоб я тоже сюда не полезу.

Десперадо кисло усмехнулся. Сюда не полезет в лоб Цумэ, сюда не полезет в лоб Эней — он вообще не хочет сюда «лезть». Он хочет прийти и поговорить. А вся эта подготовительная работа — на тот случай, если старуха не даст ему уйти после разговора.

Почему вдруг не даст — если она чиста, а, похоже, оно так и есть? Но те, кто отбрасывает малые вероятности, быстро спекаются. Так всегда говорил Пеликан, и в их группе мало было потерь и текучки.

Видимо, Ростбиф тоже всегда так говорил. Десперадо нравился ученик Ростбифа. Ему нравились люди, которых Эней подобрал. Командира видно по команде. Ничего, что они все новички, — зато каждый по-своему хорош. Пацан хоть и не боец, но — чистое золото, когда нужно смастырить документы. Дай ему «болванку» — заделает такой аусвайс, что ни один чекер не придерется. Поп — надежный, внимательный мужик, ни разу еще не завалил внешнее наблюдение, ни разу не потерял клиента и не попался ему на глаза, а казалось бы — колода колодой, что размерами, что манерами. И даже стрига — пальцы дьявола, когда нужно что-то стащить, рука бога, когда нужно ударить. Поначалу Десперадо поверить не мог в этакое чудо — чтобы стрига бросил свое поганое дело. Только ручательством Энея и убеждал себя. Но потом, оттрубив с ним несколько совместных вахт, Десперадо понял, что лучшего напарника и не найдет, пожалуй. В Гамбурге — сам попросился в двойку к Цумэ.

С ним было легко. Десперадо и себе-то не признавался в том, что он крестился из детской, смешной надежды — а вдруг случится чудо и голос вернется? Он стеснялся того, что раньше ждал Новый Год с той же надеждой. И верил, верил отчаянно, что если сможет продержать в ладони снежинку все двенадцать ударов, то все исполнится. Но снежинки таяли почти сразу.

…Вчера сюда приходил Антон. Француз. В Гамбурге. Милый такой лопоухонький мальчик, глядящий совершенно невинными голубыми глазами. Домашнее дитя, сорвавшееся в автостоп… Полторы фразы по-немецки и ужасающей быстроты трескотня по-французски…

Нет, здесь не ночной клуб. И не кафе. Нет, вам дали неправильный адрес. Да, «Глобо», но не кафе. В туалет? На станции трансрапида. Нет, и Пауля Клюге мы не знаем… Уф. Избавились. Ушёл.

Итак, четверо в форме. Двое в боксе с мониторами, двое — за системами и связью. Скучают, иногда выходят размять ноги — по одному, конечно. Два охранника у контрольного комплекса на входе. Тех, у кого есть пропускная карта, почти не отслеживают — к остальным подходят сразу. На этаже — шестеро или больше. Антон видел шестерых. Сеть беспроводная, но всё главное должно быть на кабеле, а кабель уходит в шахту и по стояку трансрапида. Кто-то должен туда подлезть.

«Кто-то» — это, естественно, Игорь. Затем они с Десперадо сюда и приехали.

Куб «Глобо», черная стеклянная крепость, имел две слабины. Первая — воздуховоды, общие с системой вентиляции станции трансрапида. Вторая — большой гараж с длинным рядом лифтов, где днём царила суета. Издержки производства. Журналистика. Но зато и гараж, и станция трансрапида были начинены камерами, как индюшка гречкой. И снитчи летали исправно, каждые шесть минут. А это выдвигало Антона на ключевую роль. Именно он должен был составить расписание всего, что регулярно движется по Гамбургу и свести воедино данные, предоставленные наблюдателями.

— А ну-ка, — сказал стрига, слезая и снимая шлем, — подержи мне стремя.

Десперадо усмехнулся, поставил мотоцикл на упор, спешился и подошел к стояку. Нижняя скоба была в трех метрах — стрига мог бы и допрыгнуть, но это значило обратить на себя внимание. Десперадо сцепил пальцы «замком» и напряг мышцы, готовясь принять вес Игоря. Странное дело — было в стриге где-то под восемьдесят пять, но Десперадо этого почти не ощутил: упор на руки, упор на плечо — и вот Игорь уже лезет по столбу, сверкая оранжевой кепкой и таким же рабочим жилетом с неисчислимым множеством карманов.

Вообще-то такие вещи полагалось делать ночью. Это если как в кино. А если как в жизни — то вот светлым утром ползет себе вверх по стояку явный ремонтник. Он ни на кого не обращает внимания, на него никто не обращает внимания…

— Значит, так, — докладывал он через час в кухне пригородного дома над одним из многочисленных каналов. — Кабель действительно проходит там. Защищен. Придется попыхтеть. Но что радует — это место вне зоны пролета снитчей. От них защищает эстакада.

— Значит, попытаемся воткнуться сегодня вечером, — сказал Эней. — И один день просто повисим и понаблюдаем. И если ничего необычного не случится — я пойду на второй день.

— Почему все-таки в офис, — недовольно спросил Костя. — Почему не домой?

— Мы же тебе объясняли, — Мэй не скрывала раздражения. — Если бы мы шли ее убивать — то конечно, шли бы домой. Но мы идем поговорить. Нам нечего бояться и нечего стыдиться — она должна это понять. Поэтому мы идем в офис. Правильно, Энеуш?

— Правильно, — кивнул Эней. — Только это ещё не всё. Если пойдет плохо… Они там должны знать, что мы можем войти в охраняемый и защищенный офис — и выйти из него. Мы не боимся. Мы достанем кого угодно.

— Это точно, — ухмыльнулся Игорь.

Он достал из микроволновки пиццу, начал резать на всю честную компанию.

— Если идти послезавтра — а я такой, чтобы идти послезавтра — то врезаться в кабель нужно сегодня, — сказал Эней. — Нужна внешняя антенна. Я распотрошу запасной комм, это еще полчасика. Закладку тебе придется ставить на переходник системы наблюдения…

— А антенну можно на технической галерее. — Игорь провел пальцем над линией, обозначающей эстакаду трансрапида. — Для долгосрочного слежения не годится, но сутки-двое проживет, а нам и того, наверное, не нужно. Если окажется, что офис нам не по зубам, пойдем всё-таки домой.

— Фрау Эллерт, — Антон был воспитанный мальчик и сначала прожевал, — из тех людей, кто, как говорится, «горит на работе». Дома проводит в лучшем случае шесть-семь часов в сутки. Интересно, какая из двух специальностей отнимает у неё столько времени?

— Первая, наверное, — сказала Мэй. — Пеликан тоже больше школой занимался.

— Значит, — заключил Эней, — идти надо в контору, в самый конец рабочего дня. В кабинете у нее наверняка стоит скеллер — значит, связи в режиме реального времени у нас не будет. Маячки, прочая ерунда — всё заглохнет, как только я войду в кабинет. И камер, скорее всего, там нет тоже — так что если Антон и прорвётся в систему, в кабинете он меня потеряет.

— Огл, — сказал Игорь. — Нэд Огл. Мы звоним ей в означенный промежуток времени. Удостовериться, что с тобой все в порядке.