Он коротко поклонился высокому господину и вернулся к своему краю ринга — куда как раз двое охранников подвели Хеллбоя.
— Ты учил этого мальчишку?
— Его чему-нибудь научишь… Там в голове извилин нет, одни годовые кольца.
— Вот сейчас ты мне это и продемонстрируешь. Гроза не смог — я уж не знаю почему. А ты… один из вас покинет ринг мертвым, понятно? Если не он — то ты, — Заремба повернулся к охранникам. — Вы слышали меня?
Если бы Игорь это услышал, он был бы счастлив. Впрочем, он и так был счастлив — из угла полыхнуло таким возмущением, что его, наверное, на улице было видно. Последняя переменная, самая нервная и малопредсказуемая — Хеллбой — встала на место.
— Он зол как черт, — шепнул Цумэ, чуть наклонившись к Энею.
Эней встал и пошел к дверце. Хеллбой был уже на ринге, в середине.
— Ты что же, щенок, — громко спросил он, — думаешь, что сможешь меня завалить?
— Тебя завалит твоя печень, — ответил Эней. — Я только подтолкну немножко.
— Cчитай, что твоя печень — уже паштет.
По команде рефери они схлестнулись. «Т-твою мать», — мысленно сказал Игорь. Он впервые такое видел. Двое на арене, смачно выдавая и получая на орехи, излучали чистую радость, у Хеллбоя даже запах, кажется, выровнялся. Зато от Зарембы на весь зал несло тёмной тухлой яростью. В отличие от большинства зрителей, распорядитель прекрасно понимал, что на ринге творится цирк. Белый клоун и рыжий клоун мутузят друг дружку воздушными шариками. Потому что будь хоть один удар нанесен — нет, не в полную силу, в треть силы, кто-то из бойцов был бы уже мёртв.
Поэтому когда Хеллбой провел серию из четырех ударов, в результате которой Эней оказался в углу — на решетке — на коленях — на полу вниз лицом, Заремба показался потрясённым.
Хеллбой поднял поверженного противника за шею и за штаны над головой — и вышвырнул через решетку прямо на Игоря и Мэй с Десперадо.
— Ну что, ты доволен! — зарычал он на Зарембу, подходя к двери. — Доволен наконец?!
— Давай, — сказал Игорь в ларингофон. Лучшей диспозиции им было уже не дождаться.
— У меня ставка пропала из кассы! — завопил Антон.
Началась паника. Народ похватался за свои коммы, проверяя, и по мере того как обнаруживалась недостача, в зале нарастал тревожный ропот, переходящий в вой и затем — в рев:
— Верните деньги!
На бои без правил ходит публика решительная. Или воображающая себя таковой. Стерпеть жульничество устроителей? Да ещё после наглой букмекерской аферы на первых двух боях? Да за кого они нас принимают? За сусликов?
На этом фоне мало кто заметил, что избитый противником в тряпочку цыганок чудом воскрес и сделал Хеллбою знак: сюда! Дважды просить Хеллбоя не пришлось: в полтора прыжка он оказался на верху решетки и соскочил с другой стороны.
— Это цыгане! Цыгане! — закричал Заремба, но было уже поздно: и его, и охрану смяли. Толпа распалась надвое: большая честь кинулась к Зарембе и быкам, меньшая — к букмекерам, принимавшим ставки наличными. Путь к выходу был почти свободен, а те, кто понесся к дверям — самые умные, решил Игорь, — расступились, пропуская высокого господина и Хеллбоя.
За пультом, тем временем, кто-то очнулся и включил противопожарную систему. В зал хлынула пена.
— Все, — сказал Игорь. — Теперь они до вечера не разберутся, кто из них лучше знал богословие.
— Вас будут ждать на улице, — сказал Хеллбой.
— Знаем. Антоха!
— В туалете, — Антон, одетый девицей, с подведенными глазами, подмигнул и пояснил: — В женском.
— Я в окно не полезу! — прорычал Хеллбой.
— И не надо, — сказал Игорь, провожая взглядом убегающих по коридору Антона и Мэй.
«Готов», — сказал Кен в «ракушке». Это значило, что шнур на внешней стороне дома уложен и взрыватель на месте. Точно такой же шнур, окрашенный под цвет штукатурки, обходил по периметру секцию стены в женском туалете — Мэй Дэй постаралась ещё при первом визите.
Оставалось надеяться, что хозяева за это время не заметили архитектурного излишества и не нахимичили с ним. То есть объект-то был на месте, и маячок, а вот что с чем соединялось… это мы сейчас узнаем.
«Счет», — сказал Антон. — «Раз, два… глаза!»
Даже с закрытыми глазами было видно, именно видно, как белый огонь пробежал по стене. Воздух в коридоре дёрнулся. Пирошнур. Два пирошнура с обеих сторон стены. Игорь пронесся мимо Антона, толкнул оплавленную секцию. Она не упала одним куском, а как-то ссыпалась вниз.
— А… ядерную бомбу… слабо? — шепотом рявкнул Хеллбой, вываливаясь через дыру вслед за Игорем.
— Выбор оружия диктуется ценой и целесообразностью, — важный тон Игоря прекрасно сочетался с его же стремительным темпом. В основном за счет внешности высокого господина.
Из-за угла вылетела машина гоблина Мариуша.
— Внутрь! — рявкнул Игорь. Хеллбой впрыгнул на переднее сиденье, Антон на заднее, рядом — Эней, Мэй Дэй и Десперадо. Игорь захлопнул за ними дверь и вскочил на багажник, без труда удержав равновесие, когда машина рванула с места.
— Носовая фигура великовата, — сказал Антон. Теперь, когда всё почти кончилось, его едва не трясло и очень хотелось говорить. — И совершенно не маскирует гальюн.
— Кормовая, — Игорь открыл на ходу багажник и скатился внутрь. Закон притяжения перенес его действия стоически. — И вообще, что за р-разговорчики на палубе? За нами хвост. Поднажмите, отче!
— Ты наш закрой!
Хвост действительно имелся — типично бандитский «паджеро». Внедорожник, машина, которая застрянет там, куда прочие просто не доедут.
Один хвост — это вполне терпимо. Беда в том, что они и так уже привлекли внимание массы народу, а полиция в таких случаях ждет морковкина заговенья только в кино.
Впрочем, Десперадо уже реагировал. Из-под сиденья появилась бесконечная пушка — та самая, с которой Десперадо их встречал, «штайр». Лучан встал на колени на заднее сиденье, упёрся локтями в багажник, прицелился и выстрелил. Один раз.
Машина преследователей вильнула в сторону, потом в другую — и, развернувшись дважды юзом, влетела в витрину какого-то закрытого по ночному времени магазина. Сработала сигнализация, на вой и звон начал зажигаться свет в окнах, подлетевший снитч дважды мигнул вспышкой — но, как обычно, глупая автоматика пропустила машину, с которой все было в порядке, и полетела к машине, которая торчала в витрине. Кен уже свернул на другую улицу и рванул по мосту через Одру.
— И что, он так и будет маячить наверху до самой Германии? — недовольно прорычал Хеллбой.
— Нет. Мы сейчас нырнём в посадку, тебя засунем в багажник, а его — на твое место, — спокойно ответил Эней. — И почему ты решил, что мы едем в Германию?
— Мать твою, парень, — Хеллбой задрал свои львиные брови чуть не до линии волос. — Если бы мы ехали от германской границы в другую сторону — я бы решил, что мы едем в Гданьск. А мы едем через Одру — стало быть, через десять минут будем в Германии.
— Десять минут, — наставительно сказал Игорь сверху, — это много. Этого хватит даже до канадской границы, а нам туда не надо. Ван Хельсинг, если я схвачу бронхит, я его впишу в счёт.
— А я думал, спляшешь на радостях, — Эней потер вспухающий синяк на подбородке, подарок от Грозы. — Держись там крепче. Костя, сворачивай.
Машина свернула в лесополосу, Игорь приник к багажнику, распластавшись всем телом.
Костя заехал в посадку, машину затрясло — нежный аппарат был приспособлен для езды по дорогам, поправка, по хорошим дорогам. Если бы Кен не отключил бортовой компьютер, он бы сейчас услышал о себе массу нелестного.
— Приехали, — сказал Костя, останавливая машину напротив загнанного задком в кусты «фарцедудера».
— Ну, здравствуйте, — Хеллбой вышел из машины, огляделся. — А где Михал? Анджей, тебя что, не он послал?
— Михал погиб, — сказал Эней.
* * *
По Ростбифу и Пеликану устроили самую настоящую языческую тризну. Самогонка лилась ручьём, пиво — рекой, Десперадо играл на гитаре, Мэй — удивительно красиво — на флейте. Вернувшихся из Клайпеды гоблинов Игорь взял на себя и в очень короткие сроки уложил под стол, сымпровизированный из канатных бухт и досок.