Игорь замолчал. Доктор прижал ваткой прокол, вынул иглу. Игорь отнял ватку. Крохотная дырочка затянулась на глазах. Была — и нет.

— Доктор, я видел брата Михаила и понимаю — то, что со мной произошло, можно пережить. Я не понимаю, как. Я не медик и не биолог, но даже дикобразу ясно, что, например, иммунитета у меня сейчас нет. Варку-то он ни к чему. Обмен веществ перестроен под… ну будь он трижды бес — я-то из плоти и крови…

— Угу, — сказал Роман Викторович, пересаживаясь за другой стол и включая какой-то прибор. — Одевайтесь. Сейчас поговорим и об этом.

Игорь уже натянул штаны, когда услышал сдвоенное: «Привет». Обернулся. В дверях кабинета стояли мальчик Антон и Ван Хельсинг.

— Здорово, — отозвался он. — Рад видеть вас… живыми.

На самом деле рад он не был, просто отметил про себя: ну хоть с кем-то всё нормально.

Ван Хельсинг выглядел бледненько, под приоткрытым на груди купальным халатом (похожим на средних размеров сугроб) белела повязка — но на ногах держался твёрдо, и заражением от него не пахло. Пахло каким-то мерзким медикаментом и… помыться ему не мешало бы, вот что. А впрочем, за двое суток в монастыре Игорь уже привык — там парфюмерией, скажем так, не злоупотребляли. Средневековых представлений о гигиене ребята не разделяли и душ принимали каждый вечер — но вот перед душем… А чего вы хотите — семинаристы большую часть времени проводили не в часовне с молитвенником, а в свинарнике с вилами и лопатами.

Антон зато был свеженьким, чуть сонным. Поздоровавшись, он смачно зевнул и почесал взъерошенную макушку — а потом обвел всех немного виноватым взглядом.

— Чай готов, — сказал Костя с кухни.

Если гостиная была переделана под врачебный кабинет — то столовая явно служила епископской… штаб-квартирой? Как это называется на их профессиональном жаргоне? Словом, за большим тесаным столом места хватило всем — и ещё осталось для двух таких же компаний. Закуски к чаю своим количеством и качеством говорили, что местные хозяйки врача и пастыря уважают. Игорь подумал-подумал и намазал себе джемом холодный сырник.

Доктор Филин вошел, держа в руке бумажную полоску, на которой капля Игоревой крови расплылась затейливым потёком всех оттенков коричневого. Что-то такое он прочёл в этих потёках.

— Отвечая на ваш вопрос, Игорь, я сначала скажу, что не располагаю достаточным количеством данных для чётких выводов. Базовый набор антител у вас есть, реагенты это показали. Видишь ли, — он нечувствительно перешел на «ты» — благодать по определению не калечит, а исцеляет и усовершает — то есть, совершенствует — человеческую природу. В момент исцеления ты получил то, что было у тебя отнято вампиризмом.

— Включая, — сказал Игорь, рассматривая сырник, — кишечную флору…

— Нет, — возразил врач. — Кишечная флора и прочее отмирает далеко не сразу. Ты ведь продолжал в период одержимости есть нормальную пищу.

— Роман Викторович, я вам всем очень благодарен, — благодарности в его голосе было мало, так что он решил добавить слов. — Действительно. Но я не понимаю. Я про бесноватых и раньше читал, и сейчас Библию посмотрел — они никакой крови не пили, по ночам спали… ну, сила была истерическая. Все в пределах человеческих возможностей.

Ван Хельсинг кивнул.

— Я верю, что вы говорите правду и что бес во мне был — мне неоткуда было знать, что он, — он кивнул в сторону Кости, — священник, и потом, три дня назад я бы и на такое солнышко по доброй воле не вылез, а если бы вылез, сгорел бы, а сейчас я просто спать хочу. Но пока концы с концами не сходятся.

— Да, — Роман Викторович наклонил над его чашкой пузатый глиняный чайник. — В Библии ничего не сказано об особых случаях одержимости, вызывающих вампиризм. Думаю, потому что на вампиров действует такой же экзорцизм, как и на других одержимых, род сей, как было сказано в Евангелии, изгоняется постом и молитвой — потому и не сделано никаких специальных оговорок. Но небиблейские свидетельства говорят нам о духах и колдунах, пьющих человеческую кровь и ведущих ночной образ жизни. У эллинов есть предание о Ламии, у месопотамских народов — о Лилит… это потом уже придумали сказку о первой жене Адама, а поначалу это было просто чудовище, которое сосало кровь людей во сне. У многих народов есть истории о таких существах — сложнее сказать, у кого их не было. Бесы избирали разные способы взаимодействия с людьми, и, видимо, с древних времён существовал и этот.

— Все равно. Бес у нас дух? Дух. Его сверхъестественные способности — от его сверхъестественной природы? Правильно? — Игорь подумал, и намазал второй сырник сметаной. Нет, все равно вкус как у бумаги. То ли пупырышки отмерли, то ли… — Тогда зачем все эти штуки с перестроением организма, кровью… Бесу ведь это не нужно, нужно согласие.

Роман Викторович нахмурился — не рассерженно, задумчиво.

— Бытие, — тихо сказал брат Михаил, — глава восемнадцать, начало.

Антон ближе всего сидел к полке, где стояла названная книга. Снял тяжелый том, зашелестел страницами.

— И явился ему Господь у дубравы Мамре, когда он сидел при входе в шатер, во время зноя дневного, — прочитал он вслух. — Он возвел очи свои и взглянул, и вот, три мужа стоят против него. Увидев, он побежал навстречу им от входа в шатер и поклонился до земли, и сказал: Владыка! если я обрел благоволение пред очами Твоими, не пройди мимо раба Твоего; и принесут немного воды, и омоют ноги ваши; и отдохните под сим деревом, а я принесу хлеба, и вы подкрепите сердца ваши; потом пойдите; так как вы идете мимо раба вашего. Они сказали: сделай так, как говоришь. И поспешил Авраам в шатер к Сарре и сказал: поскорее замеси три саты лучшей муки и сделай пресные хлебы. И побежал Авраам к стаду, и взял теленка нежного и хорошего, и дал отроку, и тот поспешил приготовить его. И взял масла и молока и теленка приготовленного, и поставил перед ними, а сам стоял подле них под деревом. И они ели.

— Ангелы, — медленно и раздельно сказал брат Михаил, — ели, чтобы сделать любезность Аврааму и принять участие в ритуале гостеприимства. Потому что ритуал нужен людям. Потому что дух и плоть в нас связаны вместе. И невозможно для человека, существа и плотского и духовного разом, ни чисто духовное падение, ни чисто духовное спасение. Бог облекся в Плоть и Кровь, чтобы спасти и очистить нашу плоть и нашу кровь. Во время Таинства Евхаристии мы принимаем Его Тело и Кровь вполне материальным способом, берем губами, перемалываем зубами, гостия поступает в желудок. И бесы вынуждены поступать так же — на свой поганый лад. Игорь, как называется обряд вампирской инициации?

— Кровавое причастие. Но это же не всерьез. И гостию мы, может, и едим, только после неё, — Игорь взял вилку, надогнул ручку и одним движением скатал между ладоней в шарик. Потом кончиками пальцев ухватил за что-то, растянул обратно, немножко разровнял… Вилка выглядела так, как будто над ней поработал Дали, но сырник на неё накололся вполне удовлетворительно. — Вот такого после неё не получается. Даже с алюминием.

— Как это не всерьез? — взгляд брата Михаила стал каким-то уж совершенно металлическим. — Мы с тобой людей убивали, сукин ты сын — что же может быть серьезнее? Ты вилочкой можешь играться? А в те времена договоры с бесами заключали ради того, чтобы творить чудеса. Запросы изменились — двадцатый век заставил людей сосредоточиться на плоти, а бесы показали себя хоро-ошими маркетологами. Когда Сантана выдал первый результат своих опытов — все прям-таки описались от восторга. Как же, полная устойчивость к орору, регенерация тканей и органов, ночное зрение, совершенная память, сила, практическое бессмертие… Одно только нужно… одна только малость — сожрать человека. И купились. Как один купились.

— Я как раз об этом, — сказал Игорь. — Значит, покупают на биологию. Потому что в эволюцию мы верим, а в чудеса — нет. И им приходится быть симбионтами — потому что уже лет триста никто достаточно не верит в дьявола, чтобы продать ему душу. Вот поэтому, — Игорь посмотрел прямо на брата Михаила, — им и приходится подталкивать нас к убийству, правильно? Потому что мы не понимаем. Там, тогда все всё понимали, а мы не понимаем. Значит, нужен символ. Такой, чтобы даже слепой, вроде меня, не ошибся, правильно?