В голове вихрем пронеслись воспоминания, начиная с первой встречи на Реке и заканчивая расставанием, когда Мира умоляла Гая остаться. Она бросила к Вилу гордость и страх показаться смешной, готова была сделать что угодно, лишь бы не отпустить его. Но он уехал. Их нелепая, непроигранная до конца история: насмешливый наставник и его никчёмная ученица. Вспоминать всё это сейчас было одновременно грустно и смешно, как о детстве, которое никогда не вернуть — разве что во сне.

А после рассказа Бренна о Сопротивлении, к чувству брошенности добавилась ещё горечь: она всегда была для Гая всего лишь средством, можно даже сказать, инструментом для борьбы против режима. Потому-то он и ушёл так легко, оставив её одну перед смертельным турниром.

От подобных мыслей на глаза наворачивались злые, жгучие слёзы и хотелось причинить Гаю боль. Такую же, какую он причинил ей своим равнодушием.

— Так, стоп, — сказала себе Мира. — Сейчас не лучшее время, чтобы поддаваться эмоциям. Мне нужно вызвать сюда Гая, чтобы спастись. И всё. Влюблённая девочка слишком много пережила после расставания с наставником и выросла. Все чувства остались в прошлом.

Однако в глубине души крохотным червячком свербило: «Кого я хочу обмануть? Себя? Три ха-ха. Я всё ещё люблю его и стоит ему появиться здесь, как я опять провалюсь в омут, из которого не выбраться».

Она тяжело вздохнула: как бы то ни было, а встретиться с Гаем нужно. Мира закрыла глаза, чтобы лучше сосредоточиться, и представила бывшего наставника рядом. Вот он стоит посреди залы и в удивлении оглядывается по сторонам, не понимая, где находится и как сюда попал.

Мира открыла глаза, приготовившись встретить его недоумённый взгляд — однако, в зале кроме неё никого не было.

«Что за…? — подумала она. — Почему не удалось перетянуть его сюда?»

Она вновь зажмурилась, постаралась отрешиться от всех посторонних мыслей, оставив только визуальный образ Гая. Теперь-то уж точно должно получиться! Мира почувствовала дуновение ветерка, услышала шаги. Распахнула глаза — никого. Глюки такие глюки, Вил бы их побрал!

Может, причина в пагоде и сюда в принципе нельзя кого-либо перенести? Но где, в таком случае, назначить встречу? Опять на Елагином острове? Мира поморщилась: нет, больше никаких романтических мест. Нужно сразу дать понять Гаю, что теперича не то, что давеча. Между ними возможны только деловые отношения.

«А не встретиться ли нам у него дома?» — подумала она и решила, что хорошо придумала. Встреча в доме, где он жил с Магдой и где её убили. Память об этом срубит на корню все пылкие чувства, которые могут появиться при встрече. Зажмурившись, Мира постаралась как можно чётче вспомнить их дом: потемневшие от времени стены, покосившееся крыльцо. Магды больше нет, некому выводить цеплюч, и упругие колючие стебли опутали ступени, заползли сквозь приоткрытую дверь в дом — осторожно, словно голодные хищники в поисках добычи.

Подняв подол платья, чтобы цеплюч не оборвал его, Мира направилась по узкой тропинке к крыльцу. При её появлении стебли цеплюча поспешно сползли с крыльца, свились кольцами, точно змеи. Мира криво усмехнулась: конечно, это ведь её «сон». Понимают сволочи, кто тут главный. Поднявшись по застонавшему под ногами крыльцу, она открыла дверь и вошла в дом. Гай выводил цеплюч вокруг потухшего очага в центре комнаты. С какой-то остервенелой решимостью он поливал неоткукренной водой толстые стебли, и они с шипением корчились и сгорали, превращаясь в бурый порошок.

Мира остановилась на пороге, огляделась по сторонам. Комната была такой, как осталась в её памяти: большая, неуютная, с ширмой, отгораживающей спальные места, и развешанными на стенах пучками трав. Под потолком комнату опоясывали полки, заставленные многочисленными баночками и горшками — Магда была знахаркой.

Только на том месте, где в прошлый раз лежал труп, было пусто.

При виде Миры, Гай перестал выжигать цеплюч, поставил бутылку с водой на стол и сделал неопределённый жест — не то желая обнять, не то оттолкнуть девушку.

— Вода жизнь, — негромко сказала Мира, бросив взгляд на горстки трухи, в которую обратился цеплюч.

— И тебе не хворать, — откликнулся Гай. Обведя рукой комнату, спросил: — Почему ты затащила нас именно сюда?

— Я пыталась перенести в другое место, но получилось только в это, — смущённо ответила она.

— Понятно.

Он прошёл вдоль полок, что-то поискал, сказал через плечо:

— Здесь стоял короб с куревом. Наколдуй его обратно.

Чтобы это сделать, Мире надо было представлять, как короб выглядел. Она хотела спросить об этом, но неожиданно для себя произнесла совсем другое:

— Гай, мне очень жаль, что так получилось с вашей женой. Если вам будет от этого легче, то я нашла и убила ту… тварь.

В памяти возникли последние мгновения жизни Астафьи. Её угасающий взгляд, последние рывки сердца.

— Ей приказала совершить убийство Даяна, — продолжила Мира. — Кстати, её тоже уже… казнили.

— Знаю, — Гай мотнул головой, словно ему жал воротник, хотя на нём была надета растянутая кофта со спущенными в нескольких местах петлями. Кожаные, с налипшими засохшими водорослями штаны, заправлены в сапоги.

«А ведь они обе, и Магда, и Даяна были его жёнами, — вдруг подумала Мира. — Что он чувствует, зная, что одна убила вторую?»

— Я не смогла спасти Магду… Простите, — добавила она дрогнувшим голосом.

В ней до сих пор занозой сидело чувство вины за то, что она не распознала ЛжеМагду и потом не помогла в драке настоящей. Разоблачения Астафьи и Даяны смягчили чувство вины, но полностью избавиться от него не удалось.

Гай молча приблизился к ней, обнял и прижал к груди. Мира уткнулась лицом в его колючую, пропахшую рекой и потом кофту, почувствовала тепло его дыхания на своих волосах. Тут-то всё и вернулось, как она того боялась: чувства к Гаю вспыхнули с новой силой, а обиды рассыпались будто выжженный цеплюч.

Миру заколотило от желания обнять Гая, потрогать, погладить. Она из последних сил сдерживала себя, внушала: «Так нельзя! Я специально забросила нас в этот дом, чтобы между ничего не случилось!»

Но, вопреки здравым мыслям, чувствовала, как всё сильнее пьянеет.

Безотрывно глядя на неё чёрными цыганскими глазами, Гай стал расшнуровывать её строгое серое церемониальное платье, и Мира не нашла в себе сил, чтобы остановить его. Шершавыми обветренными руками он снял платье с её плеч, и оно упало к ногам Миры тяжёлым потоком. Гай с лёгким удивлением взглянул на её броню в виде корсета и панталон до колен. Да уж, в Башне её платье было более функциональным. Но Гай тогда этим не воспользовался.

— Я ехала на официальную церемонию, — сказала Мира. Она пыталась быть ироничной, но голос дрожал от волнения, голова налилась чугунной тяжестью, лицо пылало.

— Порви этот корсет его к чертям! — выдохнула она.

Гай взял из чехла нож и разрезал шнуровку корсета сверху вниз, и тот упал на пол, будто панцирь. Когда холодный металл коснулся кожи, Миру пробрала дрожь, а внизу живота сладостно заныло. Следом за корсетом на пол лоскутками лёгкой ткани слетели остатки целомудренной брони. Нож вонзился в земляной пол едва ли не по рукоять. Не в силах больше сдерживаться, Мира обхватила Гая ногами за бёдра и стала целовать его веки, колючие щёки, обветренные губы. От желания у неё потемнело в глазах. Как? Ну как она могла поверить, что счастлива без этого мужчины? Кто способен его заменить?

Гай понёс её к ширме.

— Нет! — вскрикнула Мира. — Не хочу там! Там была другая. Хочу здесь!

Они оказались возле стены. Гай прижал её спиной к шершавым брёвнам, приподнял за ягодицы. Мира увидела, что глаза у него стали совсем шальные. У неё перехватило дыхание, а сознание заволокла пелена. Он грубо вошёл в неё, но Мире сейчас нужна была такая грубость. Она закричала. Крик рвался из неё при каждом толчке, с полок над головой падали на пол и бились какие-то склянки. Затем они опустились на пол на шкуру с мягкой шерстью. Руки Гая то жёсткие, то нежные ласкали и сжимали Миру, отчего её сердце почти останавливалось. Он был, казалось, везде — в ней, на ней — и перед ними была бесконечность.