Они пошли вдоль железки, но вскоре на их пути встали разросшиеся кусты боярышника. Пришлось подняться на насыпь и идти по шпалам. Алексе сначала было сложно — она то запиналась о брусья, то проваливалась в «пустоши». Потом приноровилась и пошла достаточно быстро. Мира, наоборот, через некоторое время сдала. Нога болела невыносимо.

— Подожди, — сказала она. — Привал.

— Что такое?

— Хочу посмотреть, что с ногой.

Даже так было видно, что нога опухла. Брючина едва не трещала по швам.

— У тебя случайно нет чего-нибудь острого? — спросила Мира. — Нужно разрезать штанину.

— Нет, — ответила Алекса. — Они специально ничего нам не выдали. У себя в локации я находила нож, но когда попала сюда, он пропал.

— Как же мы должны были друг друга убить? — вырвалось у Миры.

— В том-то и вопрос.

Противница стояла, устремив глаза вдаль, где смыкались рельсы. Мире захотелось спросить, что именно произошло в её кошмаре, как Алекса ослепла? Но она не решилась.

Лучше заняться ногой. Мира разорвала брючину — к счастью (хотя какое уж тут счастье?) кожа на брюках оказалась тонкой, и порвать её оказалось не сложно.

Нога выглядела плохо: была горячей, покраснела, царапины стали тёмно-багровыми.

— Ну, что там? — спросила Алекса.

— Всё норм, — выдавила Мира и, облизнув сухие губы, добавила: — Пить хочу.

— Я тоже. Готова ведро выпить.

Скорее бы уж добраться до чего-то жилого!

— Долго ещё до станции? — спросила Алекса.

«Хэзэ», — подумала Мира.

Но вслух сказала:

— Скоро придём.

Они заковыляли дальше, поддерживая друг друга.

— Как думаешь, почему они не высылают за нами погоню? — спросила Алекса.

— Не знаю.

Честно говоря, сейчас её перестала пугать даже погоня. Всё растворилось в жажде и боли.

Когда впереди показался выкрашенный зелёной краской одноэтажный дощатый домик, она решила, что это мираж. Моргнула — домик не исчез. Неужели они дошли до станции?! Нет, вряд ли. Слишком уж домик маленький, скорее избушка обходчика путей. Но, что бы это ни было, там должна быть вода! И люди! Может, у них даже йод есть или ещё что-нибудь обеззараживающее, хотя Мира подозревала: йодом тут уже не поможешь. Нужны антибиотики. — Пляши, дорогая, — хрипло сказала она. — Мы дошли.

— Вокзал? — радостно воскликнула Алекса.

— Для вокзала мелковат. Скорее, дом путейца. Но, в любом случае, там должна быть вода.

Они прибавили ходу. Кажется, даже нога стала болеть меньше.

Чем ближе они подходили, тем меньше становилась радость: скоро стало видно, что окно в доме разбито, зелёная краска на стенах во многих местах облупилась и висела лохмотьями. Дом был брошен и очень давно. Мира почувствовала, как её заполняет отчаяние: сколько ещё идти до станции?

— Что ты видишь? — спросила Алекса. — Рассказывай!

— Нечего рассказывать, — угрюмо ответила она. — В доме давно не живут.

— Не живут? — как эхо повторила спутница упавшим голосом. — Ты уверена?

Мира всхлипнула, сморгнула набежавшую слезу. Она так рассчитывала на этот дом!

— Всё равно нужно зайти, — сказала Алекса.

— Зачем? Думаешь, кто-то специально для нас оставил там бутылку воды?

— Не ной, — осадила её спутница. — Раз нам встретился этот дом, значит, не просто так. Нужно в него зайти.

Она помолчала и совсем тихо добавила:

— Здесь всё не просто так.

Мире стало стыдно: Алексе в сотню раз хуже, а держится молодцом. Она шмыгнула носом, глухо сказала:

— Хорошо, давай зайдём.

Они спустились с насыпи, подошли к крыльцу. Оно оказалось прогнившим, нижняя ступенька провалилась.

— Осторожно, тут нижняя ступенька сломана, — сказала Мира и мысленно добавила:

«Хорошо бы и вторая не провалилась».

На удивление, вторая и третья ступени оказались достаточно крепкими, только скрипели угрожающе. Дверь была сорвана, на порог нанесло пожухлых листьев и мелких веток. Похоже, сюда не заходили уже года два или три.

— Порог, — предупредила Мира. Алекса сильнее вцепилась ей в руку, подняла ногу выше, чем нужно. Миру захлестнула волна теплоты смешанной с жалостью.

После света дня, внутри казалось темновато, воняло застарелой мочой. В доме было две смежных комнаты. В первой, куда они вошли, стояла русская печь, вся исписанная похабщиной, и ржавая кровать с порванной металлической сеткой. Одна из дугообразных спинок была сломана и валялась тут же на полу.

— Рассказывай, что видишь, — попросила Алекса.

— Печка, кровать сломанная.

— Сильно сломана? Посидеть на ней можно? У меня ноги подкашиваются от усталости.

— Можно, если с краю. В середине сетка порвана.

Она подвела Алексу к кровати. Девушка ощупала сетку, осторожно села на край. Мира подумала, что если сядет, то уже не встанет.

— Тут совсем нет ничего полезного? — спросила спутница.

Мира оглядела почерневшие стены, разбитое окно, засохшие кучки на полу: дом использовали как общественный туалет.

— Здесь есть ещё одна комната, — сказала она. — Пойду, посмотрю, что там.

— Давай, — согласилась Алекса.

Мира вошла во вторую комнату. Там совсем ничего не было. Отвалившиеся от стен и лежащие на полу обои напоминали мёртвых кошек. Только на стене справа каким-то чудом уцелела детская поделка: маленький грязный вязаный медвежонок. Он висел на верёвочке, намотанной на гвоздик. Мира вспомнила, что в детстве вязала такого же на уроке труда. Она подошла к стене, взяла медвежонка, и он выпал вместе с гвоздиком. Ну да, её игрушка была такой же, только белой, и к задней лапке медвежонка мама пришила маленькую ленточку с инициалами М. К. — Мира Качалова.

Она повернула игрушку. На задней лапке болтался обрывок ленты, на котором ещё можно было прочитать букву «М».

Миру охватил суеверный страх.

— Представляешь, я нашла своего медвежонка! Как так? — крикнула она и резко обернулась.

За спиной, держа в поднятой руке ржавую дугу от кровати, стояла Алекса. Мира отшатнулась в сторону, и удар дугой вместо головы пришёлся ей по плечу. Она закричала от боли. Алекса замахнулась ещё раз — неожиданное нападение не удалось, и теперь противница примерялась, как лучше подойти. Злые глаза смотрели прямо на Миру.

— Прозрела? — хрипло спросила та.

Алекса оскалилась:

— Да, чудодейственное место оказалось.

— Зачем притворялась?

— Ждала, что будет дальше. Вдруг на нас выпустили бы ещё кошмары. Всегда лучше, чтобы враг считал тебя слабее, чем ты есть. (Она постучала железной палкой по руке). Но теперь понятно, что нас оставили здесь вдвоём, чтобы мы разбирались между собой.

— Мы же решили… — Мира не договорила, понимая насколько нелепо говорить сейчас о дружбе.

Алекса визгливо рассмеялась:

— Ты наивная питерская дура. Неужели не понимаешь, что двоих нас отсюда не выпустят? На этом турнире должна быть только одна победительница, — она облизнула потрескавшиеся губы: — Я должна тебя убить, или мы будем шататься тут до тех пор, пока не помрём от жажды и голода. Понимаешь?

Подобное Мира уже слышала в Башне, когда противница хотела убить её ножом. Тогда и нужно было всё понять, а не придумывать Алексе оправдания. И, в самом деле, дура!

Противница снова ринулась на неё. Мира схватилась за второй конец палки, и они стали вырывать её друг у друга, выкручивая руки. Алекса пнула Миру в больное колено. Заорав от боли, та выпустила палку и упала на пол, накрыв голову руками. По ним тут же прилетело палкой. Мира перекатилась в сторону. Палка обрушилась на доски в нескольких сантиметрах от её головы. В гнилой доске появилась трещина, и палка наполовину там застряла.

— Какого хера?! — заорала Алекса, пытаясь вытащить палку.

Краем глаза заметив что-то на полу, Мира повернула голову: там лежал оброненный ею медвежонок, к которому веревочкой был примотан гвоздик. Заколоть насмерть таким конечно не получится, но что что-то…

Сжав игрушку в кулаке, Мира тяжело поднялась на ноги и, придерживаясь за стену, пошла к выходу из комнаты. Алекса настигла её и схватила за волосы. Извернувшись, Мира начала махать кулаками, пытаясь расцарапать лицо противницы гвоздём. Раздался вскрик Алексы. Попала?