Щиты спасали от стрел, но не от огня, к тому же волшебники быстро сообразили, что не надо морозить врага, лучше покрыть льдом поверхность под его ногами. Воины семиликих начали жаться обратно к стене, не давая забраться новым солдатам. Они поскальзывались, падали, вспыхивали и горящими птицами летели со стены, вопя и размахивая руками, иногда просто переваливались через зубцы или начинали биться в судорогах от электрических импульсов.

— Стоп! — обрубил я их атаку. Маны у этих бедолаг моб наплакал, еще на пару секунд, надо приберечь. Воины добили оставшихся. Огневики расплавили лед, чтобы наши бравые ребята не поскальзывались.

— Лестницы, жги-морозь! — разнесся мой голос.

Понятливые колдуны слили остатки магической энергии, пытаясь разрушить основание лестниц, топоры довершили дело, и поломанные конструкции со скрежетом сползли по стене.

Командование семиликих начало стягивать силы к воротам. Кольцо в остальной части ослабло, и в этот миг с противоположной от главного входа стороны из леса выбежал небольшой отряд и ударил нападающим в спину. Кузнец бежал впереди всех, каждым взмахом молота он отбрасывал зубастиков на несколько метров, отбивая у всякого желание броситься наперерез этому здоровяку. Следом за ним, сбившись в плотную кучку, бежали работяги, вооруженные топорами и лопатами, они не рубили врага, а просто валили на землю и пробегали по нему всей толпой, вдавливая в грунт.

— За мной! — проорал я, выделив в отдельную группку пятнадцать воинов и пять стрелков. Протолкался по стене до того места, где два топорщика пытались разрубить последнюю лестницу.

— Отставить! Вы, двое, тоже за мной, — скомандовал я и, подавая пример, схватился за веревку от еле как державшегося одним зубом крючка и заскользил вниз. Следом спустился Грызлик. Мы вдвоем начали теснить врага. В этом месте противник не сильно усердствовал, начальство-то все спереди, многие ловушки остались не тронуты, и солдаты опасливо пробирались между ними, из-за чего и не могли взять нас числом.

Наконец, командиры начали сбивать их в кучу и бурными ручейками погнали между ловушек. Остальные уже спустились со стены, лучники били стрелами с тупыми наконечниками, стараясь не ранить, а разбалансировать противника, чтобы он оступился и попал в защитную руну.

Зловещая ухмылка расплылась по моему лицу, замахнувшийся мечом воин что-то почуял и обернулся. Пилум влетел ему в загривок, шершень схватил солдата за руку и швырнул на колья. Элитное отделение летунов Курда старшего в деле. На помощь им из-за стен уже летел сын мастера над питомцами. С неба посыпался град дротиков.

На флангах заметили просевший участок, но не успели подтянуть силы, мы уже соединились с рабочими, закрыли их щитами, взяв в плотное кольцо. Курд бросил пару трупов на ловушки, активируя их, чтобы мы спокойно добежали, но тут раздался грохот.

Жук-олень и жук-носорог неслись к нам с двух сторон. Подняться точно не успеем.

«Ты же первожрец, идиот!» — выругался сам на себя и отрыл портал в храм. Я шел последним и не успел нырнуть в пространственный переход. Жук-носорог боднул меня, отправляя в полет. Звук удара о стену, треск костей, и десять секунд могу понаблюдать за тем кровавым пятном, что от меня осталось.

Возродился сразу во дворе, напугав караульных. Обернулся, старики и женщины уносили вниз по лестнице самых тяжело раненых воинов. Как бы не пришлось нам всем там оборону держать.

Во дворе тыловики-петоводы уже с помощью тараканов натаскали со склада доспехов и оружия. Рабочие спешно облачались и забегали в храм. Непривычные к этому делу они суетились и допускали ошибки, то ремень не застегнут, то шлем на глаза сползёт, то вертеться начнут и ножнами соседу между ног заедут.

Бросив очередную порцию бафов, хлопнул кузнеца по плечу Игрой Зика. Он успел забежать к себе в мастерскую и переодеться. Вот уж настоящий танк. Толстенная броня, по ней можно из баллисты стрелять, не помнется. Огромный железный щит, таким прилетит, до конца дней морда плоской останется, а молот, не чета его рабочему инструменту — произведение искусства.

По желобам как стая рыбок бегают разноцветные искры, а в центре пылает как сердце горы камень, словно пойманный в ловушку огненный элементаль. Где-то в сторонке от зависти тихо плачет Тор, его жалкий молоток ни в какое сравнение не идет. И где только кузнец все это время прятал такую красоту? А я к своему стыду даже на имя этого славного мастера никогда внимание не обращал. Звали его Бум.

От созерцания меня оторвал очередной удар в ворота. Толстые доски потрескались, металлические пластины выгнулись. Защитники уже перестроились. Наверху я оставил только небольшую группку стрелков и копейщиков со щитами.

Возникла длинная пауза. Слышна лишь ругань лучников, да стук редких болтов, залетающих во двор.

— Бабах! — от очередного мощного удара запирающая балка лопнула.

Осадное орудие откатилось назад. Еще разок вмажет, и ворота рухнут.

— Щас попрут.

У каждой нематериальной сущности есть свой дом. Своё межпространственное убежище. На первых этапах эта скромная халупа, ведь начинающему духу едва хватает энергии, чтобы поддерживать собственное существование, не говоря уже о чем-то другом.

Но чем могущественнее становится существо, тем более благоприятный вид приобретают его апартаменты. Становятся красивее, разрастаются, на стенах появляются картины со значимыми событиями прошлых воплощений или даже оживившие воспоминания, наполняющие дом. Если душе удается перейти на божественный уровень, она может и вовсе воплотить свой астральный замок в реальности, где-нибудь подальше от глаз простых смертных. И вот уже на вершине горы за облаками отражает солнечные блики очередной Олимп.

Зик никогда не был сторонником таких жестов. Впрочем, его межпространственное жилище в бытность богом было добротной большой усадьбой с прудом. Точной копией той, в которой он рос еще в телесном воплощении. Даже мыслительные фантомы родных ходили по ней и жили своей жизнью.

За сотни лет заточения в постоянном энергетическом голоде его имение обветшало. Сначала Зик избавился от территории вокруг, оставив только дом. Потом стал убирать комнаты по одной. В конце он ютился в детской с державшимися на последнем издыхании призраками родичей. С годами и их фантомы пришлось пожрать, обливаясь астральными слезами.

Когда он снова пробудился, то не вкладывался в межпространственное убежище. Лишь подлатал комнатушку да подновил картины на стенах. Тусклые улыбки близких снова сияли как в дни, когда все были живы и счастливы.

Зик почувствовал жжение в самой душе и в миллионный раз пожалел, что не отключил эмоции как добрая треть высших сущностей. Бросив последний взгляд на детскую, он волевым усилием расщепил собственное межпространственное обиталище, высасывая крохи энергии и вливая их в израненное тело одного из бойцов. Душа, уже почти упорхнувшая из телесной оболочки, перестала трепыхаться в руках Зика словно скользкая рыбешка, её затянуло обратно.

Если бы у духа сейчас было воплощение, он бы непременно выдохнул и стёр бисеринки пота со лба. Но в его покои внесли нового бойца. Человек, стрела угодила в легкое и совсем немного не дотянулась до сердца. Лея сделала все, что могла, но некоторые раны не поддаются излечению простой магией.

Дух с тоской взглянул на артефакты на стенах и сундуки вдоль них. Его сокровища. С их помощью он надеялся заново отвоевать себе место в этом мире. Уже представлял долгожданную встречу с сестрой, ведь теперь он точно знал, что она жива. А если бы удалось выйти сухим из воды и пережить шторм старых врагов, то, чем творцы не шутят, может удалось бы и отомстить за брата.

Убежище он восстановит, если выживет, а такие редкие предметы взять больше негде.

Зик мягко придержал душу, медленно выплывающую из тела. Эта не билась как сумасшедшая, оказалась покладистой. Он потянулся силой к артефактам, высасывая крупицы энергии. Меч в одно мгновенье заржавел и сломался, упав на пол и перепугав молящихся старух, зато обломанная стрела выскользнула из груди воина. Раны мгновенно закупорились.