– Ты как смеешь, вошь немытая, так разговаривать со мной, самим Емельяном Первым, Венценосным⁈ Сейчас мои друзья тебе за это башку открутят!.. – молодой летописец, которого спросонья несколько занесло на оборотах, надменно уставившись в сузившиеся, злобные щёлочки глаз заросшего, как леший, разбойника, не оборачивая головы, громко пискнул: – Подъём, лежебоки, у нас гости!

В ответ раздалось хриплое незнакомое ржание. Емельян, слегка вжав ряшку в плечи от нехорошего предчувствия, всё же рискнул развернуться и быстро посмотреть назад: за спиной у него находилось ещё с два десятка головорезов, что осторожно, с оружием наготове осматривали лагерь и прилегающую территорию. Часть из них отправилась шуршать по окрестностям. Кроме незваных гостей, более никого не наблюдалось на привале; спутников его и след простыл.

– Так где же твои друзья, говоришь? Те самые, что бошки нам открутить должны? – перед княжьим племяшом вырос мощного сложения викинг, примерно тридцати – тридцати пяти лет от роду, с длинной плетёной косой до пояса и исколотым татуировками лицом. В руках он держал здоровенный двуручный топор с широким лезвием в форме полумесяца, что‑то среднее между бердышом и секирой. Можно было не сомневаться, что урон это страшное оружие наносило чудовищный. – Очень бы хотелось посмотреть, как у них это получится… Ибо откручивать кочаны я и сам мастак!

«Варяги! – сердце у Емельяна разом ушло в пятки. – Похоже, что те самые, из Твердоземья!.. А где же мои два приятеля‑охламона⁈»

– Никак, Анлаф, венценосец с нами решил поиграть в молчанку, – хмыкнул тот самый, первый воин, так бесцеремонно разбудивший княжьего племяша. На этот раз он неспешно обошёл растерянного летописца да сильно пнул ему сзади под коленную чашечку, гнусаво при этом хрюкнув. Емельян, тихо охнув, упал наземь, на карачки, после чего тут же получил ещё один удар ногой, на этот раз под рёбра. Отлетев на пару метров в сторону, аккурат в потухший недавно костерок, и разметав по сторонам ещё едва тлеющие угольки, княжий племяш, обжёгшись рукой об один из них, тут же вскочил на ноги, резкими выдохами дуя при этом на измазанную в саже длань. Так и рвавшийся наружу крик боли Емельяну чудом удалось сдержать, прокусив при этом губу до крови.

– Обожди, Лауритс, – спокойно молвил Анлаф, явно возглавлявший эту ватагу данов, – а то так весь дух выбьешь из этого доходяги до того, как мы успеем хоть что‑нибудь у него узнать… Ты ведь нам всё расскажешь, немощь русая, верно?

– Да хрена с два!..

– Что⁈ – Анлаф удивлённо вскинул брови. – Я не расслышал, что ты там сейчас пробубнил себе под нос?

– Да хрена с два я вам чего расскажу, погань ты синекожая! – сам удивляясь непонятно откуда накатившей на него отваге, с вызовом выпалил Емельян. – Теперь расслышал, ась?

– Вот теперь – прекрасно… – Анлаф не спеша подошёл к белобрысому пройдохе и ударил того под дых. Жадно ловя ртом воздух, княжий племяш упал на колени.

– Что там у нас, Фолхе?

– Да пока непонятно, ярл! Ночевали тут все трое, а потом, похоже, двое из них встали да ушли зачем‑то в лес… Совсем недавно! Следы их теряются в чаще… Куда‑то в сторону потопали…

– Хм… Любопытно, и куда же? – Анлаф присел на корточки рядом с кашляющим Емельяном и покровительственно похлопал того по спине. – Поведаешь нам, ась?

– П‑понятия не имею, к‑куда они подевались, – отрывисто дыша, кое‑как просипел придворный писарь в ответ. – А знал бы – не сказал!

– Так уж прям и не сказал бы? – нехорошо улыбнулся вожак норманнов.

– Да ни в жизнь!

– Что ж, сейчас мы поглядим, насколько тебя хватит… – Анлаф равнодушно хмыкнул, после чего бросил в пущу: – Биргер, ты там как закончишь в буреломе дела свои непотребные делать, принеси‑ка дровишек мальца… Огонёк тлеющий сейчас по новой разожжём да посмотрим, как долго наш храбрый белобрысик будет из себя героя строить, когда мы ему пятки головешками прижигать начнём…

– О‑о‑ох, сейчас повеселимся! – радостно потирая руки, хохотнул Лауритс, тоже начиная собирать хворост по окраинам небольшой полянки, располагавшейся посреди леса, чуть в стороне от Заросшего тракта, где и разбили на ночь свой лагерь трое товарищей.

– Хорошо, что ты так разодет, дурачок! Ну как павлин! Мы уж чуть было мимо не прошли, да у Фолхе глаз соколиный; разглядел во тьме кафтан твой красный… Это ж надо додуматься в таком виде потешном по чащобе хаживать! Тебя ж за версту заприметить можно! – Анлаф осуждающе крякнул, затем задумался. – Похоже, бросили тебя дружки‑то твои?.. Достал их, поди? Много болтаешь, что ль? – криво ухмыльнувшись, ярл обернулся и опять проорал в сторону бурелома: – Биргер, ты что там, оглох⁈

Звенящая тишина, нарушаемая лишь карканьем потревоженного воронья, обволакивала, как туманом, близлежащие окрестности.

– Что за дерьмо⁈ – главарь шайки данов резко встал, крепко сжимая в руках свой топор. – Биргер⁈ Отзовись, пёс!

За спиной Анлафа так же напряжённо замерла десятка викингов, всматриваясь в лесную чащу.

– Он не мог далеко уйти, ярл, – глухо прошептал подошедший Лауритс, бросивший охапку собранного им хвороста и схватившись за свой одноручный колун. – И не слышать тебя тоже не мог…

– Завали пасть, я понимаю это не хуже тебя! – зло гаркнул на своего подчинённого главарь варяжской дружины, после чего громко позвал: – Ньял, Даг, Зигвард?.. Да чтоб вас! Йон, Якоб?..

Лишь зловещее молчание тяжёлым грузом вдруг накатило на встревоженных данов.

– Фолхе, глянь по‑шустрому, что там происходит и где второй наш десяток воинов? Сказал же не разбредаться по окрестностям! – Анлафу явно очень не нравилось происходящее. – Ну а если они драпанули, то клянусь Одином, я разыщу их и на краю света, а как найду, вырежу их сердца тупой деревянной ложкой… Медленно вырежу!

– Ты же понимаешь, ярл, что сбежать наши не могли… Мы все верны тебе как собаки!.. А эти двое русичей, что скрылись в лесу незадолго до нашего появления, коней своих оставили тут! Что может означать только одно: далече они не утопали…

– Заткнись, Лауритс, просто заткнись! И слушай!

Фолхе тем временем, среднего роста черноволосый варяг с несколькими залихватскими завитушками в угольно‑пепельной бороде, быстро исчез в рощице. Через минуту‑другую, не более, из лесной чащобы раздался тихий вскрик, а через мгновение – и едва слышный хруст, который было ни с чем не спутать: с таким характерным треском ломались лишь шейные позвонки. Человеческие шейные позвонки…

– Похоже, Фолхе с нами больше нет! – чуть отдышавшись, ехидно крякнул с земли Емельян, при этом слегка приподнимаясь. За что тут же получил добрую оплеуху от взбешённого Лауритса, стремглав схватившего княжьего племяша за шиворот и поставившего его перед собой.

– Выходите, твари, пока я вашему приятелю черепушку не вскрыл! – Лауритс замахнулся было своим одноручным чеканом, но в этот миг из лесной мглы позади него со свистом вылетела стрела, вонзившись обросшему ватажнику аккурат в затылок. Тот, непонимающе уставившись перед собой, обильно харкнул кровью, бессмысленно закатил очи к небу и завалился вперёд, как стоял, утянув следом на землю и Емельяна. Между тем с противоположной стороны выпорхнула ещё одна стрела, попавшая точно в глаз стоящему за ярлом бойцу, напряжённо натягивавшему лук. Силой выстрела того отбросило назад; спущенная тетива викинга тоскливо тренькнула, отправляя в никуда свой пернатый снаряд. Больше лучников на поляне не осталось.

– Если вы воины, – прогремел громогласно Анлаф, затравленно озираясь, – а я слышал, что вы себя к таковым относите, то выходите биться в открытую! Мы вам не куропатки, чтоб нас из кустов отстреливать, как на охоте!

– Ишь, как запел! Можно подумать, что мы на дичь какую похожи, – из бурелома, недобро скалясь, под радостный писк Емельяна вышел на поляну Ратибор. Откинув в сторону лук, он презрительно бросил в синюю физиономию ярла: – Сам‑то расставил четырёх лучников по периметру, а как «добро» в виде ваших же стрел воротилось твоей ватаге, так вон как закудахтал! «Не куропатки», видите ли… – передразнил вожака норманнов рыжебородый богатырь. – А по мне, так на курей вполне себе смахиваете!..