– А туловище того косматого урода, что напал на нас?..
– Также не обнаружили.
– Ясно… Ладно, с этим позже разберёмся, после боя, – Мирослав обнажил два своих клинка. – Чую я, сейчас будет знатное рубилово! Мне это как раз необходимо, дабы отвлечься от дум горьких… А то ишь, хотели, чтоб я пропустил всю веселуху! Не бывать этому!.. Да и кто прикроет твою рыжую задницу, а⁈ – наигранно бодрым голосом пробасил Мирослав, пытаясь показать, что смерть отца не выбила его из колеи. Скрыть печаль свою у него получалось из рук вон плохо.
– Это точно, – хмыкнул с сомнением Ратибор, искоса поглядывая на друга детства. – Я рад, что ты снова в строю, приятель!
– А уж как я рад, словами не передать! – продолжал хорохориться Мирослав, крепко сжав оба меча и ловко крутанув их в воздухе. – Руки помнят, как говорится! Скучал я по вам, мои родные!
– Хорошо, что я не один такой, кто с оружием разговаривает, – добродушно проворчал Ратибор, нежно поглаживая свою двуручную секиру. – А то я порой думал, что у меня одного кровля протекает. Ан нет, в нашем строю умалишённых прибыло…
Тем временем дружина русичей высыпала за ворота Караима и построилась слегка неправильным прямоугольником напротив ватаги морских душегубов. Разделяло противников шагов сто, не более. У варягов было преимущество в численности, примерно на двадцать пять бойцов их оказалось больше, и это прекрасно осознавали обе противоборствующие стороны.
– А вы молодцы! Не сдрейфили, собаки! За это мы убьём вас быстро, не будем живьём на колья сажать, так уж и быть! Только если ваши головы, чтобы воронью было где порезвиться! – вперёд у викингов опять вышел тот же здоровяк, что вещал до этого. – Я ярл Сверр, а это, – вполоборота развернувшись, обвёл он взглядом стоящую за ним гикающую ораву, – моя шайка! И на том драккаре, что вы захватили, – гневно обернулся он к русичам, – тоже были мои воины! Вы забрали их жизни, я же – заберу в ответ ваши! И это будет справедливо, Один свидетель!
– Что ты знаешь о справедливости, псина блохастая⁈ – пророкотал со стороны русов мощный бас Ратибора. – Грабить, насиловать и убивать более слабых – это, по‑твоему, справедливо⁈ Твои щенки сопливые получили по заслугам, и, видит Сварог, вы скоро к ним присоединитесь, ибо являетесь такими же отпетыми мерзавцами и негодяями! Когда вы сдохнете, как подохли ваши сородичи, вот тогда это будет справедливо! – гневно сплюнув, закончил свою пламенную речь Ратибор.
– Ну‑ка, выползи вперёд и повтори мне в лицо то, что ты сейчас там прогавкал, пёс! – в бешенстве проорал Сверр, перекрывая гневный ропот стоящих за спиной воинов. – Если, конечно, ты мужчина, а не трус несчастный!
– Эх, молчал бы ярл, глядишь, и пожил ещё… минут на пять‑десять подольше, – ехидно пробурчал Мирослав стоящему рядом Яромиру. Тот с улыбкой кивнул в ответ.
– Да без проблем! – Ратибор, закинув секиру на плечо, уверенно вышел из строя русичей и, неторопливо пройдя шагов пятьдесят в направлении оравы варягов, остановился, приглашая ярла викингов последовать его примеру. – Повторяю тебе прямо в рыло твоё свинячье, как и просил: – Ты мерзавец и негодяй, как и вся твоя свора! И гавкает здесь только твоя пасть да те облезлые дворняги, что за задницей твоей пугливо кучкуются! Понял меня, ты, дерьмо старой больной утки?
– Что‑о‑о⁈ – Сверр, красный как рак, гневно ударил себя несколько раз ладонями по лицу, входя в полубезумное боевое состояние, и в яростном исступлении, подняв двуручный топор, бойко помчался на Ратибора. Тот, в свою очередь, неспешно опустив секиру вертикально лезвием вниз, в снег, слегка облокотился на набалдашник её рукояти, с недоброй улыбкой поджидая бегущего на него противника. Главарь варягов же, не помня себя от охватившего его бешенства и потеряв всякое чувство осторожности, стремительно преодолел разделявшее их расстояние и, взмахнув здоровенным топором, высоко подпрыгнул, намереваясь одним страшным ударом развалить Ратибора надвое. Рыжебородый богатырь не стал пытаться ударить первым или как‑то блокировать эту мощную, но не очень разумную атаку своего вспыльчивого оппонента. Он просто убрал лапы с рукоятки секиры, так и оставив стоять её в сугробе, да, развернувшись вполоборота, чуть неуловимо шагнул в сторону. Лезвие вражеского оружия со свистом разрезало воздух там, где секунду назад стоял могучий русич, и, прошелестев всего в нескольких сантиметрах от лица Ратибора, глубоко зарылось в снег. В тот же миг рыжеволосый витязь живо всадил свой огромный кулак в растерянное лицо Сверра, явно не ожидавшего от соперника такой невероятной скорости и ловкости. Раздался характерный хруст сломанной лицевой кости. От мощнейшего удара варяжский ярл рухнул навзничь как подкошенный, заливая всё вокруг кровью из свёрнутого набок носа. Схватка закончилась, не успев начаться. Ратибор, не спеша взявшись за рукоять секиры, сделал пару шагов к лежащему перед ним в кровавых соплях викингу и, высоко подняв свою старушку, со страшной силой опустил её вниз, аккурат на голову распростёртого перед ним противника, так и не успевшего осознать, как же его так быстро отправили в Вальхаллу. Череп ярла Сверра с неприятным чавкающим звуком раскололся, словно орех, обильно окропив кровушкой как снежок вокруг павшего варяга, так и самого Ратибора.
– Нашла коса на камень, – довольно пробурчал Яромир.
– Я думал, ты сейчас скажешь, что опять долго возился наш медведь рыжебородый… – хмыкнул Мирослав.
– Да не… В этот раз задремать я не успел… – Яромир иронично ухмыльнулся и, нервно поглаживая рукоять меча, тихо пробормотал: – Ничто так не бодрит, как томительное ожидание вот‑вот должной начаться битвы…
Тем временем гогочущая шайка викингов потрясённо замолкла. Очевидно, что Сверр был самым сильным и умелым воином среди них. И совершенно явно, не такого исхода поединка они ждали, ох, не такого! Русы же, наоборот, привычно, в качестве одобрения и поддержки отбили дробь мечами и топорами о щиты. В победе Ратибора никто из них не сомневался, ибо каждый из русичей хотя бы пару‑другую раз видел рыжего богатыря в бою и знал, на что он способен.
– Ну, чего, и дальше будем стоять да глазки строить или, может, всё‑таки зарубимся? – пробасил зычно Ратибор в безмолвную толпу норманнов, с хлюпающим чавканьем достав свой топор из той кровавой кашицы, что осталась от головы ярла Сверра. – Идите сюда, собаки! – презрительно рыкнул молодой исполин ватаге морских разбойников, стоявшей от него шагах в пятидесяти, не больше. Те, угрюмо переглянувшись, яростно взревели и решительно помчались в атаку.
– В б‑о‑о‑о‑й! – раздался могучий крик Яромира, и дружина князя Святослава бросилась навстречу ораве викингов.
Сшиблись русичи и варяги аккурат в том самом месте, где и стоял, довольно ухмыляясь, Ратибор, не отступивший ни на шаг. Более того, когда первый ряд вражин был уже близко, он сам, дико проревев, как медведь разгневанный, кинулся на них, врубившись с топором наперевес в стройные ряды неприятеля. Опешившие северяне явно не ожидали такого поворота событий; этот рыжебородый русич вёл себя, как настоящий берсерк; не чувствуя страха, боли или усталости, обладавший неимоверной силищей, он внушал ужас и уважение любому, кому не повезло оказаться в числе его врагов.
Радостно влетев в толпу морских головорезов, рассвирепевший Ратибор принялся с быстротой молнии раздавать налево‑направо могучие удары, сминая своей двуручной секирой каждого, подвернувшегося под его горячую руку. Каким‑то непостижимым образом ему всегда удавалось избежать серьёзных ранений; кровоточащие порезы от прошедших вскользь мечей и топоров он и за раны‑то никогда не считал, попросту не обращая на них никакого внимания. К моменту, когда две ватаги сошлись в плотной рубке, Ратибор уже умудрился завалить шестерых противников, сам при этом практически не пострадав и отделавшись лишь несколькими неглубокими царапинами. Вот он, ловко присев под просвистевшим над головой топором, мгновенно рубанул секирой по ноге врага, легко разрубив её в районе лодыжки. После чего, поднявшись, добил истошно верещащего от боли, держащегося за обрубок голени варяга и тут же, мгновенно развернувшись, всадил свой топор в округлый щит очередного оппонента. Лезвие секиры, пробив дерево, как бумагу, вонзилось в грудь удивлённого норманна, слишком поздно осознавшего, что блокировать щитом могучие удары рыжебородого берсерка просто бесполезно. И не только щитом, как понял перед смертью следующий противник неистового русича, попытавшийся мечом остановить летящую в него старушку. Это был определённо очень глупый ход. Удар двуручного топора был такой силы, что остриё секиры просто вогнало лезвие меча самому же обороняющемуся в ряху, глубоко вонзившись в череп незадачливому воину. Но ещё до того, как тело его медленно осело на снег, Ратибор уже нашёл себе очередную жертву; выхватив из‑за пояса нож, он ловко метнул его в одного из двух викингов, что шагах в пятнадцати от него насели на отступающего под их натиском Святослава. Зарубив оставшегося одного оппонента, князь кивком головы поблагодарил своего буйного приятеля, в который раз невольно поражаясь тому, что тот творит на поле брани, и ошеломлённо спрашивая себя, человек ли вообще этот «рыжий медведь». Ратибор же, войдя в боевой раж, всё неистовее да неистовее бросался в самую гущу противников, явно при этом жалея, что их становится всё меньше и меньше.
