Пожары уже вспыхнули и на «Адмирале Шеере», который шел в кильватерной колонне замыкающим. По «карманному линкору» издалека лупили 180-мм дальнобойные орудия крейсера «Киров», пытающегося оставаться вне пределов поражения немецкими снарядами. При этом, крейсер маневрировал на достаточно приличной скорости. И попасть в него корабельным артиллеристам «Шеера» никак не удавалось, хотя все шесть главных корабельных пушек калибра 283-мм непрерывно вели огонь. Но, девять главных орудий «Кирова», пусть и не столь мощных, как у «Шеера», стреляли быстрее и попадали в немецкий тяжелый крейсер от самой линии горизонта. Один лишь «Шарнхорст», идущий за мателотом, в роли которого выступал «Тирпиц», пока не горел, исправно посылая снаряды во вражеские корабли из всех своих девяти стволов главного калибра.

Рано утром в воскресенье третьего августа по боевой тревоге Александр Лебедев подскочил, словно ужаленный. Накануне вечером катера волнового управления передислоцировались в эстонский Куресааре, он же старый русский городок Аренсбург с прусским названием. До самого позднего вечера Саша занимался обустройством на новом месте. А мичманы помогали ему. Даже выпросили у портового начальства подъемный кран для того, чтобы легче вытаскивать катера и гидросамолеты из воды для ремонта и необходимого технического обслуживания.

Конечно, все флотские командиры понимали, что немцы вскоре атакуют Моонзунд. Но, до самого последнего времени точную дату и время атаки рассчитать не представлялось возможным. Ведь, на самом деле, разведка Краснознаменного Балтийского флота не располагала той самой мощной агентурой, которая, якобы, снабдила советское руководство исчерпывающими сведениями по плану «Барбаросса», предоставленными самим Сашей Лебедевым и выданными его дядей Игорем за работу некой агентурной группы «Красный септет». Теперь уже Александр, хоть и оставался «попаданцем из будущего», ничего точно предсказать не мог, поскольку, с его подачи, история начала изменяться. И менялась она с каждым прожитым днем, все больше расходясь с теми событиями, о которых Лебедев знал из своей предыдущей жизни. Потому то, что произошло, оказалось неожиданным и для него.

Мощная воздушная атака немецкой авиации на рассвете, за которой последовал обстрел берега со стороны немецких кораблей, застала Александра врасплох. Очень устав накануне, он сладко спал на новом месте и видел сон о недавних событиях, как мама встречала его в коммунальной квартире на Невском, как он общался с отцом, как обнимал свою жену Наташу, когда вой сирен, гул моторов в небе, треск зениток и грохот разрывающихся где-то недалеко бомб разбудили его. Едва он выскочил наружу из казармы, продрав глаза на ходу, как подбежал мичман Василий Ермоленко, начальник связи, передав боевое задание, только что полученное из штаба. Катерам волнового управления предстояло немедленно атаковать вражескую эскадру.

На «Октябрьской революции» готовились к предстоящему бою еще с ночи. Как только радисты получили шифрованное сообщение о том, что обоим линкорам надлежит немедленно выдвигаться к Ирбенскому проливу, и корабль изменил курс, увеличивая ход до полного и держась в кильватер «Марату», слухи о предстоящем сражении тут же начали распространяться среди команды. Пошли тревожные перешептывания не только среди простых краснофлотцев, но и среди командиров. Все понимали, что, скоро предстоит вступить в морской бой с новейшим немецким линкором «Тирпиц» и с эскадрой, сопровождающей этот очень мощный корабль. Мандражили, конечно, некоторые краснофлотцы, но и они понимали, что биться придется всерьез, потому что деваться, в сущности, некуда. Если не сразиться с неприятелем прямо сейчас, то неизвестно, представится ли еще раз столь удобный момент, чтобы встретить немецкие корабли на минной позиции. Ведь все знали, что в открытом море у неповоротливых старых дредноутов против новейших маневренных германских кораблей шансов будет еще меньше.

По сути, надеяться можно было лишь на преимущество в кучности залпа главного калибра над немецкими кораблями. Да и суммарно залп двух советских линкоров весил почти на две тонны больше, чем залп «Тирпица» и «Шарнхорста» вместе. Если немецкий линкор мог одновременно послать в цель восемь снарядов по 800 кг, то линейный крейсер стрелял за один залп девятью снарядами по 330 кг. Двенадцатидюймовые орудия, произведенные на Обуховском заводе еще в царское время, за годы службы русских линкоров показали себя достаточно надежными. Да и корабельные артиллеристы, получившие после модернизации новые дальномеры и обновленную систему управления огнем, уже неплохо потренировались в стрельбе по береговым целям, поражая скопления техники вермахта, наступающего на Ригу. Благодаря постоянной разъяснительной работе политруков, каждый краснофлотец понимал, что успех в бою сильно зависит от сплоченности и выучки экипажа. Поэтому все старались сосредоточиться ради результата. Никто не собирался отлынивать, настроение у краснофлотцев было боевым.

Переодевшись в чистое по первому сроку, команда «Октябрьской революции» утром третьего августа собиралась принять свою судьбу, победить или погибнуть. Новый день обещал порадовать безоблачным небом и почти полным штилем. Но, отличная летняя погода сулила и проблемы. Отсутствие облаков и прекрасная видимость таили опасность, благоприятствуя вражеским атакам на корабли с воздуха. Едва рассвело, как на линкорах взвыли сирены. Объявили воздушную тревогу, и зенитчики почти полчаса отражали массированный налет немецкой авиации, сбив три самолета. Во время последнего ремонта в Кронштадте на линкоре усилили ПВО, дополнительно установив двадцать пулеметов ДШК. И теперь подлетать для точного бомбометания немецким пикировщикам стало гораздо труднее. Оттого и успеха в своей атаке они не добились, если не считать того, что одна из небольших бомб все-таки разорвалась на юте «Октябрьской революции» возле кормовой надстройки, отчего погибли двое и получили ранения четверо краснофлотцев из расчета одного из кормовых зенитных орудий.

Конечно, разгонять «стервятников Геринга» зенитчикам сильно помогали «соколы Сталина». Благодаря радиосвязи и хорошо налаженному взаимодействию кораблей и авиации, летчики-истребители в последнее время успевали прилетать к нужному моменту, чтобы отгонять вражеские самолеты от советских кораблей. И в это утро в небе над Ирбенским проливом происходило очень серьезное сражение многих десятков летающих машин. С борта линкора с радостными возгласами наблюдали, как, загораясь, падали в воду или врезались в берег самолеты с черными крестами на крыльях. Но и падающих краснозвездных истребителей было не меньше, если не больше. В небе раскрывались белые купола парашютов, а по спокойной воде пролива сновали катера пограничной охраны МО-2 и МО-4, которые краснофлотцы называли между собой мошками. И катерники спасали из воды своих и вражеских авиаторов из тех, кому посчастливилось приводниться благополучно, не получив во время парашютирования смертельную пулеметную очередь от противника и не погибнув от разлета осколков зенитных снарядов.

Еще не закончился налет, как на горизонте были замечены германские корабли, которые сначала открыли огонь по суше, стремясь поразить береговые батареи на полуострове Сырве. Но, буквально через пару неприятельских залпов с флагманского «Марата» поступила команда развернуть башни и начать пристрелку по головному и самому крупному немецкому кораблю. «Тирпиц» издали напоминал самую настоящую плавучую крепость, торчащую над водой целым холмом металла. В то же время, в его силуэте не было ничего лишнего, лишь агрессивная мощь брони и оружия, готового к противостоянию на море с любым врагом с помощью своих огромных пушек главного калибра, размещенных попарно в четырех башнях.

«Шарнхорст» выглядел гораздо изящнее своего флагмана. Силуэт линейного крейсера с острым атлантическим форштевнем и плавным изгибом бортовой линии казался более стремительным и легким, а три орудийные башни, ощетинившиеся каждая тремя стволами, смотрелись не менее грозно, чем вооружение «Тирпица». Сзади на некотором отдалении за «Шарнхорстом» шел «Адмирал Шеер». Всего две орудийные башни с тремя пушками каждая, носовая и кормовая, вместе со спрямленным форштевнем и прямой линией борта делали этот «карманный линкор» немного похожим на обыкновенный броненосец старого образца, но только гораздо крупнее и длиннее. В сущности, поначалу он броненосцем и числился, пока в 1940-м году Эрих Редер не решил переименовать всю серию подобных кораблей в тяжелые крейсеры.