Совещание вел начштаба Пантелеев. Полученные распоряжения несколько удивляли. Похоже, начальство наконец-то подготовило четкий план действий на случай войны. В штабе командиры были спокойные и уверенные. Никто не спорил и не кричал. Вопросов почти не задавали. Если люди четко знают, что надлежит делать, то им и нечего выяснять. Похоже, начальство кардинально поменяло свою обычную осторожную и выжидательную позицию. На совещании комсостава намечались активные действия против немцев и финнов. Оказывается, накануне уже был отдан приказ о срочном походе главных сил с целью помощи в обороне Либавы. И оба линкора, сопровождаемые крейсером Киров и новыми эсминцами уже были там и вели бой. Более того, подводники, как выяснилось, уже сумели потопить пять вражеских минных заградителей и три тральщика.

На совещании обсуждался десант на Хельсинки с целью выведения Финляндии из войны, в случае, если финны войну начнут, блокирование вражеских портов, морских перевозок противника и нанесения ударов по его прибрежному флангу. А также недопущение вражеских десантов на Моонзунд, на другие важные острова и на базу в Ханко. Тактика эсминцев ПВО, по замыслу начальства, предполагала поддержку десантов, прикрытие от вражеской авиации конвоев с вооружением и, при необходимости, главных сил флота. Еще предусматривались дозоры в водах залива, содействие нашим заградителям, борьба с возможными минными постановками противника, с его кораблями и подводными лодками на наших коммуникациях. Еще указывалось на важность отработки координации действий как с летчиками флота, так и с сухопутной авиацией.

Все это радовало Сергея Платоновича. Он ожидал от начальства обычного осторожничания. И был удивлен такой активизации флота. Как командир эсминца он всегда считал, что эсминец — это корабль атаки. Да и флот на Балтике у нас мощный: в строю два линкора, два крейсера, множество эсминцев и сторожевиков, тральщиков и подводных лодок. Потому есть хорошие шансы захватить господство на море. Неужели же сделаны наконец-то правильные выводы из недавней зимней войны с Финляндией?

Пообедав после совещания в столовой флотского штаба, Малевский вернулся на «Яков Свердлов». Ничего по-прежнему не происходило. Приказ был получен пока только о готовности к противовоздушной обороне. Даже сниматься с якорей и переходить в Кронштадт начальство пока не требовало. А потому, дав необходимые указания старпому, Малевский решил немного вздремнуть в своей каюте.

Тут все и началось. Новый радиолокатор системы «Полет», поднятый на импровизированном дирижабле где-то за городом, засек немецкие самолеты загодя. Это передали из штаба ВНОС. На эсминце снова объявили боевую тревогу. Причем, Малевский, который так и не смог поспать, объявил тревогу для отражения авианалета не только на своем корабле, а и на всем соединении эсминцев. На этот раз все корабли пришли в движение и начали разворачивать орудия на левый борт, в ту сторону, откуда ожидалось появление вражеской авиации. Никаких самолетов пока видно не было, руководствовались данными, полученными с радара «Полет» и общим направлением, переданным из штаба ВНОС. Новая радиолокационная станция, смонтированная на «Якове Свердлове» в виде верхнего этажа надстройки, позволяла обнаруживать самолеты больше, чем на сотню километров, но в этот раз захватила цели гораздо ближе, потому что мешали крыши домов. Впрочем, орудия успели нацелить заранее, а как только немецкие самолеты появились в пределах видимости, эсминцы тут же открыли по ним огонь.

Грохотали орудия эсминцев недолго. За считанные минуты несколько немецких самолетов комендорам удалось сбить. Остальные бомбардировщики уходили в разные стороны, выполняя крутые виражи. Причем, три самолета сильно горели. Убегая, они оставляли за собой длинные дымные хвосты в небе. Стрельбу эсминцам пришлось прекратить, потому что, во-первых, уцелевшие вражеские самолеты снизились, чтобы быстрее скрыться от обстрела за городскими крышами, а, во-вторых, появились «сталинские соколы».

Поскольку, почти все новые советские истребители уже были задействованы в воздушных боях над линией фронта, город защищали старенькие «ишачки» И-16. Но их вылетело сразу несколько эскадрилий. И заходили на перехват они одновременно с трех направлений. Со стороны Невы, со стороны Кронштадта и от Комендантского аэродрома. И «ишачки» успешно догоняли и добивали немецкие бомбардировщики, поврежденные обстрелом с кораблей.

Зенитные пушки и крупнокалиберные пулеметы эсминцев, направляемые новой системой управления огнем, установленной во время модернизации, сбили восемь немецких самолетов, а еще три сильно повредили. Не молчали и зенитчики города, хоть зенитных постов пока развернули довольно мало, но, на бастионах Петропавловской крепости и на крышах штаба силы ПВО уже успели подготовить свои позиции. Оттуда тоже был открыт огонь. И один вражеский самолет им удалось сбить. Остальных добивали летчики-истребители. Сбивая всех тех врагов, до кого смогли дотянуться. Вырваться и уйти после налета на город удалось только пяти вражеским машинам. Так что этот первый бой с самолетами немцев завершился победой.

Только все равно раны Ленинграду уже были нанесены. Не долетев до самого центра города и до указанных в боевой задаче целей, бомбардировщики люфтваффе все же сбросили свои бомбы на город. Под плотным зенитным огнем боевых кораблей, неожиданно выставленных большевиками для защиты центра своего второго по значению города, немецкие асы бросали бомбы на городские кварталы. И от бомбового удара сильно пострадала Петроградка. К тому же, большая часть сбитых немецких самолетов тоже упала именно туда. И, продолжая стоять на набережной напротив своего корабля, Александр Лебедев с ужасом наблюдал, как рвутся бомбы и разгораются пожары именно в той стороне, где находился его дом. Там, в квартире на проспекте Карла Либкнехта, бывшем Большом проспекте Петроградской стороны, отдыхала после смены в больнице его жена Наташа. Именно она была там. Отец находился в штабе флота, а мама работала в Смольном.

Наблюдая, как по небу спускаются несколько парашютов с немецкими пилотами со сбитых бомбардировщиков, недолго думая, Александр бросился от Эрмитажа обратно в сторону штаба флота. На сердце у Лебедева было очень неспокойно. Мало того, что война для Ленинграда началась совсем по-другому, так еще и под бомбы могла попасть любимая жена. В прошлый раз она уже погибала под бомбежкой, когда 19 сентября 1941 года немцы разбомбили госпиталь на Суворовском проспекте, развернутый в Академии легкой промышленности. Наташа тогда стала одной из многочисленных жертв этой варварской бомбардировки. Четыре с половиной сотни людей в тот раз получили ранения и лишились жизни в здании госпиталя. Среди них оказались и сто шестьдесят медицинских работников. И теперь Александр очень волновался за жену.

Первой мыслью Лебедева после налета было попытаться выпросить у отца или у дяди автомобиль и съездить домой, чтобы убедиться, что с Наташей все в порядке. Но это могло и не получиться. Потому он просто свернул на мост и побежал в сторону Стрелки Васильевского острова. Саша бежал со всех ног. Благодаря интенсивным тренировкам последних двух недель, проведенным ради подготовки корабельных диверсантов, физическая форма Александра заметно улучшилась. Да и нужно было преодолеть всего чуть больше трех километров. Это же не марш-бросок с полной выкладкой, так что минут за пятнадцать он рассчитывал добежать.

Наблюдая три больших пожара над Петроградской стороной, дым от которых уходил в небо высокими чадящими столбами, Лебедев миновал Стрелку, преодолел еще один мост и, перебежав на Петроградскую сторону, припустил по проспекту Добролюбова. Выбежав на угол проспекта Карла Либкнехта, он благополучно пробежал мимо дома дяди Игоря, расположенного на углу со Зверинской. Дыхание начало сбиваться, и Саша перешел на быстрый шаг. Ему было очень жарко бежать в кителе, но снять его он не решался. Везде на проспекте стояли милиционеры и военные патрули. А обычных прохожих встречалось мало. Хотя никаких последствий налета пока видно не было, а пожары происходили где-то далеко за домами. Только впереди что-то дымилось.