— Ладно. Давай сделаем так. Я напишу приказ о назначении тебя командиром особой разведывательно-диверсионной группы боевых пловцов, а ты сам подберешь себе нужных людей.

— А ничего, что я сейчас пока командир особой группы корабельных диверсантов-корректировщиков? — спросил Лебедев.

— Ничего страшного. Я переведу тебя по причине ранения на другую должность. Имею полное право. Тем более, раз формируется новая служба при разведке флота, — объяснил племяннику Игорь Добрынин.

— А кто командиром корректировщиков тогда будет вместо меня? — спросил Саша.

— Кого ты порекомендуешь, того и назначу, — сказал начальник РОШ.

— Вот мичман Полежаев наиболее опытный. Он справится, — подсказал Лебедев.

— Отлично. Тогда, так в приказе и напишу прямо сейчас, что этот Полежаев назначается начальником службы корректировщиков с повышением звания до лейтенанта, — подтвердил Добрынин.

Лебедев приободрился. Он считал, что сделал очень доброе дело для Полежаева, раз тому теперь дадут командирское звание, о котором он даже и не мечтал. А еще, конечно, затея с подводными боевыми пловцами, вроде бы, налаживалась. Дядю Игоря все-таки удалось убедить.

Начальник РОШ написал соответствующие бумаги. И вскоре его секретарша Любочка уже напечатала готовые приказы.

— Только давай сразу же договоримся, что на передовую ты лично не полезешь, — строго проговорил каперанг, ставя свою подпись и заверяя ее печатью. На что Александр кивнул в знак согласия. Закончив канцелярскую работу, Игорь сказал:

— Значит, вот что мы сделаем, чтобы не терять время. Сейчас я позвоню на аэродром и договорюсь, чтобы тебя взяли на ближайший транспортный самолет, который полетит в Ленинград. Там зайдешь на часик родню повидать и к жене сходишь в больничку на перевязку. А потом до Выборга доберешься. Я за это время свяжусь с контр-адмиралом Крыловым, и попрошу, чтобы он необходимое содействие тебе оказал. Думаю, что Фотий Иванович подскажет тебе, кого лучше взять на такое дело из его подчиненных. И снаряжение в водолазной школе Выборга получишь. Там же проведешь первую тренировку личного состава. Если получишь удовлетворительный результат на этих учениях, то сразу доложишь мне шифрограммой. Получив которую, я организую транспортный самолет, чтобы группа могла погрузить все необходимое снаряжение и вылететь сюда, в Таллин. А тут уже и подлодку найдем для разведывательной операции. А пока иди в столовую на первом этаже и поешь. Потом можешь прогуляться немного. Думаю, часа полтора у тебя есть до самолета. Отправляться будешь отсюда. Из моей приемной тебя заберет наш водитель. А сейчас извини, у меня через десять минут совещание начинается.

Проходя мимо дядиной секретарши, Лебедев хотел переброситься с девушкой парой слов, спросить, как так получилось, что и она оказалась здесь вместе со своим начальником, но Любочка сделала вид очень занятой особы, непрерывно печатая на пишущей машинке. А тут еще и какие-то важные чины начали входить в приемную, торопясь на совещание к начальнику разведотдела. Так что пообщаться с Любой не удалось.

Спустившись на первый этаж, Александр последовал совету дяди и плотно пообедал эстонскими щами, сваренными на жирном мясном бульоне с копчеными ребрышками. А на второе он съел мульгикапсад. Так называлось традиционное эстонское кушанье, представляющее собой обычную перловку с тушеной капустой и овощами, сваренную со свининой и заправленную пряностями. Запив это дело чаем и взглянув на часы, Лебедев решил, что времени пешком пройтись по Таллину у него достаточно.

Он поднялся в Верхний город, известный как Вышгород, и прошел мимо древних крепостных стен и башен замка Тоомпеа, полюбовался Домским и Александро-Невским соборами, старинными домами и узкими улочками, вышел на Ратушную площадь, прошел мимо церкви Святого Олафа. Александр Лебедев любил всю эту старинную экзотику Таллина и много раз бывал в этом городе в своей прошлой жизни, которая оборвалась где-то там, далеко отсюда, в новом приморском квартале высоких однотипных домов из стекла и бетона будущего города, уже не Ленинграда, а Санкт-Петербурга. Где-то там, в недосягаемой дали времени развивался и вырастал его внук, жили сын и невестка. Было ли все это? Снова находясь в начале войны с Германией, иногда ему начинало казаться, что ничего этого и не могло быть с ним. Словно бы вся его прежняя жизнь являлась ничем иным, как странным сном, приснившимся после контузии. И только сейчас он и начинает по-настоящему жить. Он отчетливо чувствовал себя молодым, как будто бы и не был никогда седым ветераном, которому исполнилось без малого сто лет.

Ему самому казалось сейчас это почти невероятным, но он прекрасно помнил и оборону Таллина в тот раз, и эвакуацию базы, закончившуюся так печально, подрывом многих кораблей на минах и гибелью тысяч людей. Помнил Александр Таллин и в мирные послевоенные годы. И даже в начале двадцать первого века, будучи уже стариком, он бывал в этих местах. Из тех времен он запомнил толпы туристов на старых улицах. А теперь повсюду улицы выглядели пустыми. Даже в самом центре старого города не было не только никаких туристов, а и местные жители не гуляли. И от этого городское пространство казалось непривычно пустым и неуютным. В конце своей прогулки Саша поднялся на смотровую площадку и взглянул на суету, царящую вокруг порта. Там явно что-то затевалось. На боевые корабли начинали грузиться войска.

В этот раз финны официально вступили в войну на стороне Третьего Рейха немного позже. Правительство Финляндии объявило войну СССР 28-го июня, вместо 25-го. Боевые действия на отдельных участках границы начались в ночь на 29-е июня. Но, в масштабное наступление финские дивизии при поддержке немецких войск перешли только на рассвете 1-го июля, подтянув резервы.

Причем, получилось, что финны теперь в глазах мирового сообщества выглядели не жертвами, а настоящими агрессорами, что в полной мере политически оправдывало намеренно замедленную реакцию советского правительства на бомбежки Ленинграда с финской территории. Но, как только финны начали боевые действия, тут же последовали и ответные советские бомбежки. В Хельсинки, в Котке и в Турку советские бомбы летели на головы финнов регулярно по несколько раз за сутки, а аэродромы, с которых немцы вылетали бомбить Ленинград, оказались под бомбовыми ударами самыми первыми.

Пока Александр Лебедев рассматривал красоты Таллина, советское руководство уже приняло решение о развертывании операции «Северный песец». Ставка Верховного Главнокомандования решила, что финны с немцами за уже достаточно втянулись в бои на Карельском фронте, чтобы можно было попробовать нанести внезапный удар по столице Финляндии. Если в «Зимней войне» использовать флот мешали ледяные поля, образовавшиеся на Балтике, то в разгар лета не мешало ничего, да и активность Краснознаменного Балтийского флота привела к тому, что прямые морские коммуникации между Германией и Финляндией быстро оказались почти полностью разорванными.

Но главным успехом на театре военных действий против финнов, пока стало потопление советскими подводниками двух самых больших финских военных кораблей «Вянимяйнен» и «Ильмаринен». Когда эти два броненосца береговой обороны попытались возглавить наступательную операцию финского флота против советской базы на полуострове Ханко, наперерез им вышла эскадра легких сил КБФ. Операция по противодействию флоту Финляндии не была спонтанной. Она готовилась в штабе КБФ отдельно и тщательно. Руководствуясь данными, предоставленными РОШ, эскадрилья самолетов-разведчиков заранее выследила вражеские броненосцы, стоящие в шхерах. И на рассвете первого июля, когда они выдвинулись из своих природных укрытий, чтобы начать обстреливать советскую базу на Ханко, крейсер «Максим Горький» и лидеры эсминцев «Минск» и «Ленинград» подошли в указанный квадрат совсем не случайно и к нужному времени. Против финских броненосцев силы КБФ успешно провели тактическую операцию с кодовым наименованием «Волна», которая являлась малой частью большой стратегической операции «Северный песец».