И судя по всему, зря я вчера в ресторане его называл «папой». Хотя я делал это из конспиративных целей, но… Он возможно воспринял всё, как должное. А сейчас, включив «режим отца», решил меня повоспитывать…
— Инга! Нам надо с тобой сегьёзно поговогить!
Боже мой… Какой менторский тон. Какое многозначительное и многообещающее начало. Ну и как с ним сейчас общаться? Надо для начала прощупать тему…
— О чём? — включаю режим «легкомысленная девочка».
— Ты вчега… Это было обязательно делать?
— Что именно? Убивать этих ублюдков?
— Нет. Специально заманивать их в тёмный переулок, чтобы убить?
Ха… А он умнее чем я о нём думал… Раскусил мою вчерашнюю инсценировку.
— Ну, начнём с того, что начал всю эту замутку вчера именно ты, Натан Борисович!
— Я? — его удивление неподдельно.
— Да. Ты.
— Когда это я начал?
— А когда в ресторане засветил пачку денег перед той жадной курицей.
— Но…
— Большинство людей в сфере обслуживания, так или иначе, связаны с криминалом. Швейцары стучат органам, таксисты часто работают в связке с криминалом, официанты общаются и с теми, и с другими. Она могла бы капнуть на нас в органы. А те бы стали задавать ненужные вопросы о происхождении денег. Но у неё хватило ума лишь стукануть своему хахалю, что есть пара лохов с деньгами.
— Но ты гисковала.
— А ты? Ты не рисковал? Или смерть мужчины не так волнует, как смерть женщины. Ну, да, конечно… Вы мужчины с рождения должны в этой жизни быть воином, защитником. Я понимаю, бороться необходимо. А на войне кто-то обязательно гибнет в бою. Это неизбежно. Но почему-то гибнуть должны лишь мужчины, а женщины должны жить. Так что ли?
— Ну… Так…
— Тогда почему вчера ты первый не ответил этому хрипатому? Почему ты впал в ступор? Нас могли ограбить, порезать, убить…
— Я… Я гастегялся…
— Настоящий воин не думает о жизни и смерти. Настоящий боец не думает о победе и поражении. Об этом очень хорошо написано в «Бусидо» — кодексе чести самураев. Самурай идёт навстречу смерти, не думая ни о чём, кроме как о чести самурая.
— Но я не…
— Да. Я согласна. Ты — не самурай. Ты — музыкант. В жизни так всегда: Герои творят свои подвиги и гибнут на поле боя. А обыватели в поте лица добывают свой хлеб…
— Вот сейчас это было очень обидно…
— Тогда вчера тебе надо было сразу зарядить тому хаму в морду, когда он только потребовал денег, а не ждать, пока я начну их валять по земле. Натан, понимаешь ли, ноги вытирают обычно о тех, кто сам не противится этому. А стоит только дать отпор, сразу начинаются совсем другие разговоры. И эти разговоры надо вести на равных. Ты чего-то боишься? Ты пару недель назад хотел умереть. Что изменилось сейчас?
— Сейчас есть ты.
— И что?
— Я буду защищать тебя!
— Для этого тебе надо сначала научиться защищать себя. Ты это сможешь?
— Смогу! Но…
— Да всё я понимаю. Тебя учили сольфеджио, а не айкидо с ниндзюцу.
— Что такое нидзюцу?
— Ниндзюцу — это учение ниндзя о способах убийства себе подобных. Ниндзя или иначе они называются — синоби. Это разведчик, диверсант, наёмный убийца в средневековой Японии.
Я уж не стал объяснять наивному музыканту, что ниндзюцу — это не просто ногомашество и рукодрыжество, а комплексная дисциплина, которая предусматривает и шпионаж, и скрытое наблюдение, и методику диверсионной работы в тылу противника. А также нидзюцу это ещё и наука выживать в любых условиях. Ну и конечно же я не стал ему говорить, что сам я никакой ниндзюцу в полной мере никогда не обучался, и представление обо всём этом имею довольно поверхностное. Но для этого времени даже мои скудные знания являются откровениями свыше.
Натан молчал. Видимо переваривал то, что я ему сейчас наболтал. А после стал сыпать вопросами.
— Инга! Откуда всё это? Самураи? Синоби?
— Не знаю. Я же говорю, что после того, как я побывала за гранью…
— Да, да..
Кажется, он мне до конца так и не поверил… Дальше мы ехали молча. Тишина нарушалась только тарахтением нашего «Запорожца». Каждый из нас думал о чём-то своём.
* * *
Ехали мы, никуда не торопясь, но уже ближе к двенадцати подъезжали к Шуе, не забыв по дороге снова залиться бензином до полного бака. Запас карман не тянет.
В саму Шую я решил пока не заезжать. Для начала я решил опустошить свою оружейную нычку в землянке.
И вот уже мои знакомые места… Правда они слегка изменились из-за бурного роста листьев на деревьях и всяческой зелени на земле. Но я уже научился ориентироваться на этой местности.
— Вот здесь тормози! — скомандовал я напарнику.
Он уже более уверенно управлял нашей тачкой. Ничего-ничего… Через месяц-другой я из него такого Шумахера сделаю.
— Открой капот и разложи гаечные ключи! Типа ты машину починяешь…
Я сдёрнул силовой провод в катушки. Теперь не заведётся.
— А если, что… Я в лес пописать ушла…
* * *
К землянке я снова подходил кругами, как будто бы гуляя по лесу. Но, нет. Никаких признаков того, что кто-то здесь ходил-бродил не было. Прислушавшись, но не услышав посторонних звуков, я распечатал землянку.
Вроде бы ничего не изменилось. Котелок, кружка с ложкой, лежали на столе, как я их и оставил. Мыши снова погрызли газеты и нагадили где только можно. Значит, меня никто не навещал, пока меня не было.
Вот и ладненько…
Разобрав доски, достал из нычки солдатские шмотки, а потом раскопав лопаткой ямку, извлёк свои железяки. Я забрал всё. И топорик, и лопатку, и котелок с кружкой. Больше я сюда вряд ли когда вернусь. Не разворачивая, всё как есть в резиновой обёртке, подхватил свои трофеи.
Но выйдя из землянки, я нос к носу столкнулся с онемевшим от моего появления из-под земли солдатиком.
Ничего более умного он не придумал, как спросить меня удивлённым голосом:
— Ты кто?
Да… *ля…
Немая сцена…
Глава 21
Нет. Ну, вот что бы вы ответили на такой, заданный внезапно банальный вопрос:
— Ты кто?
— Дед Пихто!
Ну а что я ему мог ещё ответить?
— А ты кто такой?
— Я?…
Да… Похоже, что ему последние мозги сапогами отбили…
— Ну не я же…
— Я?… — снова затянул солдатик…
Пора прерывать этот тупой разговор и переходить к конструктивному диалогу.
— Короче… Я из дома ушел. Батя пьёт запойно. Жил тут в землянке. Хавчик кончился. Вот, решил домой вернуться. Кстати. Там кто-то из ваших свои шмотки оставил. Сапоги, форма старая… Землянка тут целая. Я тут три дня уже. Никто не заходил. Спать тепло…
Гружу его разговорам, подводя к мысли, что он теперь тоже знает про землянку, а значит, сможет в будущем ей пользоваться для своих нужд.
— Я сюда вряд ли ещё приду. К бабке поеду. Она у меня на Кубани живёт Там тепло…
— Землянка?…
Похоже он реально тугодум.
— Да. Можешь теперь сам пользоваться. Мне больше не надо.
— Ну…
— Ну, ладно. Бывай, служба! А я пошёл. Пора мне…
Оставляю его на полянке с задумчивой мордой. Вот же ведь дуболом. Правильно шутили: «Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона!»
Единственно плохо, это то, что он меня видел. Хотя кого он видел-то. Пацанчика в кепке. А я теперь — девочка со скрипкой.
Не оглядываясь, не спеша удаляюсь от полянки. За мной никто по кустам не ломится. Может, он сообразил, что надо в землянку залезть, да разведать что почём. А может до сих пор зависает на полянке в раздумьях. А хорошо, что я не стал его мочить. Он ведь вроде бы ничего плохого мне не сделал. Судя по его поведению, он вообще мало на что способен.
И как вот таких в армию призывают?
А вдруг война?
А он такой задумчивый…
* * *
Шёл я хотя и довольно быстро, стараясь поскорее удалиться от случайного свидетеля. Но всё же не пёрся по прямой к нашей машине. Поплутал немного и вышел на дорогу чуть в стороне от того места где Натан имитировал поломку машины. И правильно сделал.