Судя по звукам стрельбы, бой шел где-то в отдалении на противоположном берегу речушки. Где-то там стрекотали пулеметы и постреливали немецкие карабины и винтовки десантников. Если все это время, с момента высадки на пляже в Паланге, они шли вместе с морскими пехотинцами, то теперь впервые следовали по территории, еще недавно занятой противником, самостоятельно. Лебедев старался вести группу осторожно. Время от времени он останавливался и пытался прислушиваться. Но звуки боя, идущего впереди, в центре городка и разрывы снарядов сзади, в районе станции, перебивали все другие звуки.

Вдруг по ним начали стрелять. Причем тех, кто стрелял, видно не было, а пули свистели рядом, скашивая ветки с кустов и невысоких деревьев, растущих возле реки. Только выстрелы слышались откуда-то из-за кустов, со стороны берега. Дав пару очередей в ту сторону по прибрежным кустам, Лебедев приказал обходить стреляющих с двух сторон. Вскоре выяснилось, что стреляют несколько немецких солдат, залегших на маленькой лодочной пристани на берегу речки среди перевернутых лодок. Осторожно обойдя их дальше по берегу, Лебедев залег возле какого-то дерева, прицелился и послал длинную очередь из ППД в сторону вражеских солдат. Стрелять оттуда прекратили, но неизвестно было, убил ли Лебедев врагов, или нет. И потому он приказал, на всякий случай, кинуть на пристань гранату. Один из краснофлотцев с «Карла Маркса», подобравшийся по кустам ближе всего к пристани, выполнил его приказ. Заметив кинутую гранату, тотчас из-за лодок выскочили двое немцев с карабинами, но очередь мичмана Иванова успокоила их навсегда.

Когда Лебедев со своей группой перешел городскую речку, прыгая по остаткам взорванного мостика, через которые морпехи уже навели импровизированную хлипкую переправу из стволов поваленных небольших деревьев, они оказались в районе городского кладбища, а впереди, возле собора, на склонах небольшого холма, вовсю шел бой. Вдоль улицы, ведущей в ту сторону, свистели пули. Чтобы не попадать под обстрел, пришлось пробираться через кладбище, прячась за развороченными взрывами памятниками и могильными склепами, после чего корректировщики уткнулись в пруд, обойдя который по берегу, заросшему кустарником и деревьями, краснофлотцы неожиданно вышли на вражеские позиции с фланга.

Морские пехотинцы уже схлестнулись тут с немцами в ближнем бою. Как оказалось, в монастырском парке находилась линия вражеских окопов, куда десантники уже добрались. Получилось, что, пройдя через кладбище, корректировщики сократили путь. Но это не сильно их обрадовало, потому что они неожиданно оказались на поле боя. Саша увидел, как бойцы полковника Перфилова сражались с солдатами вермахта в рукопашную в парке возле монастыря, но как-либо помочь не мог. С расстояния в сотню метров, на котором находился старший лейтенант со своими бойцами, невозможно было точно стрелять в массу дерущихся людей так, чтобы не попасть в своих. Впрочем, морские пехотинцы обходились и без его помощи, ловко орудуя штыками и достреливая врагов из своих СВТ. Эти парни предпочитали не тратить патроны в том случае, когда можно было просто заколоть противника.

Уцелевшие немцы побежали из парка. И все бы ничего, но бросились наутек они именно в направлении группы корректировщиков. Толпа человек сорок в «фельдграу» ломанулась из монастырского парка прямо навстречу Лебедеву. Надо было залечь, но, вместо этого, Александр прокричал им на немецком, чтобы бросали оружие и сдавались. А это оказалось ошибкой.

Толпа уже пошла вразнос, с каждой секундой все больше теряя не только облик воинского подразделения, но и простое человеческое поведение, и все больше повинуясь животному стадному чувству и страху гибели. Они бежали за своим вожаком, а этот вожак, молодой белобрысый лейтенант с бледным перекошенным лицом, вооруженный «шмайсером», полоснул по Александру очередью. И одна из пуль попала. Лебедева обожгло слева в районе груди. Он тут же упал, но успел выкрикнуть команду открыть огонь.

И на этот раз новый пулеметчик Петя Ефимов не подвел. Пока они сидели в вещевом амбаре, парень перебрал и тщательно вычистил свое оружие от попавшего песка, нарезав полоски ветоши из немецких шинелей. И сейчас, видимо желая реабилитироваться в глазах товарищей, он начал бить из своего пулемета прямо с рук. И стрелял до тех пор, пока вся толпа бегущих немцев не превратилась в неподвижные трупы, а в диске пулемета не закончились патроны. Но и тогда парень продолжал стоять с дымящимся пулеметом в руках, остекленело глядя на лежащих перед ним немцев. Потом изо рта его хлынула кровь, он качнулся вперед и упал лицом вниз, обняв напоследок свой пулемет, словно девушку. Одна из пуль, выпущенных убитыми им врагами перед смертью, вошла парню в сердце. Так старший матрос Петр Ефимов и погиб. И это был первый подчиненный Лебедева, погибший на этой войне.

Сам же Александр остался жив чудом. Его спас бинокль, висевший на груди. Попав в оптический прибор и разбив его, пуля чуть изменила траекторию и прошла по груди вскользь, порвала кожу и слой мышц на левом боку, сильно ударила по ребрам и улетела дальше. Но крови из рваной раны натекло много. Голова у Александра закружилась, мир вокруг начал меркнуть, и на какое-то время Лебедев потерял сознание.

Несмотря на успех внезапной атаки на центр Кретинги и молниеносного штурма развалин монастыря, полковник Перфилов не собирался закрепляться там надолго. Этой атакой он просто отогнал противника на какое-то время из центральной части городка, связав немцев боем, перемешавшись с их боевыми порядками и не дав возможности стрелять по десанту из дальнобойной артиллерии без риска попасть по своим собственным солдатам.

Маленький тактический успех был достигнут. Но у комбрига не имелось никаких сомнений, что стратегически десант скоро проиграет неравное сражение. И потому, он ждал приказа к отступлению, как манны небесной, почти уже не надеясь, что такой приказ, единственно разумный в сложившемся положении, вообще дадут.

Тимофей Михайлович хорошо знал, что начальство слишком часто не задумывалось о положении бойцов, заставляя выполнять бессмысленные приказы по удержанию позиций любой ценой. Отсюда проистекали большие потери среди личного состава. Так было, например, на «зимней войне» с Финляндией, в которой участвовал комбриг. И теперь все повторялось снова. Ну, неужели не сделаны большими начальниками никакие выводы из собственных ошибок?

Но, какие-то выводы, все же, к счастью, сделали. Полковник Перфилов не зря постоянно докладывал об угрожающем положении десанта контр-адмиралу Раллю, а Ралль не зря связывался с вице-адмиралом Трибуцем, предлагая отозвать десантников, пока не поздно. Трибуц, в свою очередь, жаловался бригадному комиссару Лебедеву, а Евгений Лебедев звонил в Москву Жукову. И Жуков орал в трубку на Тимошенко, выговаривая ему, почему не продумал пути отхода десанта из Кретинги, из-за чего поставил под угрозу всю операцию «Нерпа».

Едва завершилось сражение за центр городка, и морпехи зачистили руины монастыря, как пришел новый приказ маршала Тимошенко: всем силам десанта срочно отступать в Палангу и грузиться обратно на корабли. Момент был как раз подходящий. Немцы, только что оставившие центр Кретинги, полагали, что десант закрепится в развалинах. Артиллеристы вермахта уже готовились бить по остаткам монастыря всей мощью артиллерии, имеющейся в окрестностях. И, конечно, командование 23-го пехотного корпуса вермахта не предполагало, что, едва выбив противника, морские пехотинцы немедленно начнут отход. Тем временем, захватив те трофеи, которые можно было унести на себе и заминировав уцелевшие после боя остатки монастыря, морпехи пустились в обратный путь.

Лебедева перевязали сами краснофлотцы, воспользовавшись аптечкой, но его мутило от кровопотери, и бил озноб. К тому же, ребра на левом боку очень сильно болели при каждом движении. Тем не менее, Александр кое-как шел самостоятельно, стараясь поменьше шевелить левой рукой, а правой иногда, когда голова особо сильно кружилась, опираясь на мичмана Федю Иванова.