Но архитектурный ансамбль монастыря ордена францисканцев постройки начала 17-го века включал в себя старинные здания с толстыми кирпичными стенами, которые не так-то просто было разрушить до основания даже тяжелой артиллерией эскадры. К тому же, вокруг монастырского комплекса имелся оборонительный вал с каменной стеной. Так что немцы, закрепившись там, использовали эту территорию, как настоящую крепость. Укрепились они и в старом парке рядом с монастырем, выкопав линию окопов. Даже знаменитый грот, где, по преданию, верующим являлась Дева Мария, солдаты вермахта превратили в пулеметную точку.
Как только обстрел с кораблей прекратился, и советские морские пехотинцы пошли в атаку, немцы, казалось, повылазили из всех щелей в районе монастыря. Только что они сидели по окопам и подвалам, как вдруг, быстро развернув пулеметные точки и минометы, открыли огонь по наступающим. Морпехи тоже отвечали из своих пулеметов и минометов. Но, когда на склонах холма и в парке завязался ближний бой. Немцы выкатили из подвалов на прямую наводку уцелевшие полевые орудия. И десанту снова пришлось залечь. Минометная стрельба оказалась неэффективной, потому что многие мины взрывались в ветвях старых деревьев парка, не долетая до целей. А никакой полевой артиллерии у десантников не имелось. Полковник Перфилов понимал, что вся его затея с атакой центра городка и, особенно, монастыря не более, чем авантюра. Но авантюрой была и вся эта затея маршала Тимошенко с ударом в направлении станции. Нужно было, конечно, пока враги не опомнились, прорываться по их тылам к линии фронта. Но, подходящий момент уже упустили, кинув силы на Кретингу. Как опытный командир, Тимофей Михайлович Перфилов знал, что силами одной бригады, состоящей из двух полков, оснащенных стрелковым вооружением, городок и станцию удержать против 23-го корпуса вермахта невозможно. Все, на что были способны силы десанта, так это выбить противника решительной атакой, занять городок, продержаться в нем какое-то время, при условии огневой поддержки от артиллерии эскадры, и героически погибнуть под артиллерийским огнем противника, даже отбив все атаки вражеской пехоты, хотя и на это вряд ли хватит боеприпасов.
Разумеется, полковник не хотел допустить, чтобы его бойцы погибли зря. Потому, при серьезном противодействии немцев, он сразу посылал полкам команду отставить атаку и залечь, тут же связываясь по рации с флагманским артиллеристом эскадры, вызывая огонь кораблей.
Флагманский артиллерист с линкора «Марат» выдавал указания своему радисту вызвать корректировщиков по секторам. Корректировщики получали сигнал и начинали передавать координаты. Получив данные о расположении целей от корректировщиков, флагарт делал необходимые указания, а линкоры, новые эсминцы и крейсер производили пристрелочные залпы. После чего указания корабельным артиллеристам корректировались по секторам стрельбы до тех пор, пока цели не оказывались пораженными.
Старые эсминцы в этих обстрелах не участвовали. Эскадра стояла не близко от берега, находясь за несколько километров, на дальнем рейде Паланги. С такого расстояния орудия эсминцев ПВО до Кретинги, конечно, не добивали. Старые эсминцы пока понесли самые серьезные потери из всей эскадры, лишившись утонувшего «Володарского» и тяжело поврежденного «Ленина», отправленного на длительный ремонт в Либаву. По указанию командующего эскадрой, соединение под командованием каперанга Малевского занималось прикрытием от авианалетов и держало под прицелом берег на случай, если враги вознамерятся двинуться к Паланге по суше. Чего пока не происходило только потому, что все силы второго эшелона на приморском участке фронта вермахт вынужденно стянул к Кретинге, сражение за которую началось ночью и вспыхнуло с новой силой с рассвета.
Помимо периодических атак вражеской авиации, которые, начиная с утра этого дня, 26-го июня, успешно отбивались летчиками флотской авиабригады особого назначения, посланной командованием для прикрытия эскадры главных сил, со стороны открытого моря периодически пытались проникнуть немецкие подводные лодки. И, конечно, их появление тоже вызывало беспокойство контр-адмирала Ралля. Но и тут, помимо собственных подводников и «морских охотников», на помощь приходила авиация.
Спешно сформированный командованием ВВС Краснознаменного Балтийского флота противолодочный авиаполк состоял из фанерно-деревянных гидросамолетов МРБ-2, которые вооружались двумя пулеметами винтовочного калибра с боекомплектом по тысяче патронов на ствол и брали на наружной подвеске до пяти центнеров бомб. Эти летающие лодки могли взлетать и садиться прямо в море даже при волнении с высотой волн более полуметра. В первый день войны командир базы в Либаве каперанг Клевенский приказал использовать гидросамолеты для прикрытия базы вместе с истребителями-бипланами «чайками» И-153. Но, к счастью, к городу быстро перебросили «ишачки» и более новые самолеты, потому слишком больших потерь летающие лодки понести не успели.
МБР-2 были предназначены не для воздушных боев, а именно для патрулирования и разведывательных полетов над акваторией. Скорость этих гидросамолетов, морских ближних разведчиков, оснащенных единственным мотором, едва ли дотягивала до двухсот пятидесяти километров в час. К тому же, имелись существенные недостатки, связанные, в том числе, с деревянной конструкцией корпуса. Например, древесина, из которой делали эти летающие лодки, как это ни странно, быстро намокала в воде и коробилась. Чтобы свести этот неприятный эффект к минимуму, летающие лодки нужно было время от времени вытаскивать на берег, сушить и заново красить. Чтобы спускать на воду, или доставать из воды применяли специальные тележки, по две штуки на один гидросамолет.
Но, несмотря на все недостатки, в качестве противолодочных самолетов эти летающие лодки сразу показали себя неплохо. Их эскадрилья выследила еще одну стаю вражеских субмарин, пытающихся подобраться к кораблям эскадры на рассвете 26-го июня со стороны открытого моря. Бомбами четыре подлодки удалось отогнать, а одна из них, получив сильные повреждения, вынужденно всплыла, но была добита последовавшим бомбовым ударом и затонула. Немцы несколько раз предпринимали попытки атаковать морских пехотинцев с воздуха, но авиация флота успешно отражала и эти попытки.
Тем временем, после очередного корабельного артналета полковник Перфилов приказал штурмовать старинный монастырь, полуразрушенный, дымящийся, лишившийся артиллерийских позиций, но еще огрызающийся из многочисленных карабинов и нескольких уцелевших пулеметов. Корректировщикам полковник, связавшись по рации с их командиром, тоже порекомендовал сменить позиции и продвинуться на холм поближе к монастырю. Формально Александр Лебедев служил в разведке штаба флота и не подчинялся полковнику Перфилову, но спорить с ним не стал, потому что позиция на холме, конечно же, казалась предпочтительнее.
Впрочем, Саша разделял мнение полковника, что, раз начальство никакого нового приказа пока не родило, то двигаться в сложившейся ситуации все же лучше, чем оставаться на одном месте. Особенно не нравились ему окрестности все еще горящей железнодорожной станции, куда уже начали регулярно прилетать издалека тяжелые немецкие снаряды дальнобойных пушек, до батарей которых корабельная артиллерия не добивала. В развалинах монастыря шансов уцелеть при разрывах снарядов, все же, имелось несколько больше, чем на открытом месте или в очень заметном здании вещевого склада возле железной дороги. Но Александр все еще сомневался, когда раздался страшный грохот, земля вздрогнула, а дальний угол здания обвалился от близкого разрыва. Оставаться тут дальше сделалось опасным.
Убедившись в бинокль, что морпехи пошли в наступление с двух сторон от станции, и сверившись с картой, Александр принял решение тоже постепенно выдвигаться вперед. Покинув здание, корректировщики подожгли вражеский вещевой склад и осторожно двинулись по кустам, полоса которых начиналась недалеко от здания склада, в направлении речки. Впереди шел Лебедев с ППД, за ним с пулеметом следовал Петя Ефимов. Затем с радиостанцией на спине топал Паша Березин, за которым нес аккумуляторы Витя Беличенко, а сзади тащилась дублирующая группа с эсминца «Карл Маркс» под предводительством мичмана Феди Иванова. Всю ночь краснофлотцы не спали, и усталость уже чувствовалась.
