— Пока не стоит медикаментозно вмешиваться, — замотала головой Света. — Давайте лучше я еще раз попробую с ней поговорить. Не обещаю, но, может, что-то получится. Меня ведь она на месте не видела.

Света в задумчивости, собираясь с силами и мыслями, постучала по столу.

— Фотографию Светлицкого ей показывали?

— Да, — кивнул я. — Она никак на нее не реагирует. На вопросы про писателя не отвечает.

— Неужели это не Светлицкий ее похитил? — шеф от досады растирал виски, будто хотел сбросить некое наваждение и не верил в происходящее.

Раздался телефонный звонок.

— Да! — отрешенно проговорил в трубку следователь, даже не добавив свое фирменное «слушаю, Горохов», и тут же воскликнул: — Что⁈ Вы уверены? Мать твою… Да это я не вам, вырвалось. Спасибо!

Хрясь! — следователь зарядил трубкой об аппарат, кладя её на место.

— Ну что ж, товарищи! — хмурил брови Горохов, а сам он был чернее тучи. — Я вас поздравляю. Звонили из бюро СМЭ, сделали все-таки ускоренную экспертизу по следам крови на кинжале, который у Светлицкого при себе изъяли. Так вот, это кровь не балерины. И даже не человеческая.

— Как — не человеческая? — выдохнул Федя. — А чья? Инопланетян, что ли?

— Тьфу ты, Федор! Не мели ерунды. МРС-а это кровь.

— Чья?..

— Мелкорогатый скот так обозначается в экспертизах. Козлы там или овцы всякие… я не знаю. Раздери их медведь! Одни козлы вокруг! Даже на кинжале…

— Давайте я поговорю с Приходько, — снова напомнила Света. — Может, мне удастся пробиться к ее сознанию, и она даст показания.

— Добро, — кивнул следователь. — Пробуй, Светлана Валерьевна. Я там к ней художника отправил, вся надежда теперь на него…

— Какого художника? — спросил я.

— Словесный портрет нарисовать, Лосев порекомендовал одного из местных сотрудников. В ППС-е у них портретист-самоучка служит. Постовым, естественно, служит, рисовать — это хобби у него. Если она Светлицкого по фотокарточке не узнает, так, может, хоть получится наваять рожу Литератора с ее слов? А ты, Светлана Валерьевна, поезжай… Поговори. Водитель наш тебя отвезет.

В дверь постучали.

— Войдите! — устало бросил Горохов. — Кого там еще принесло?

— Я не вовремя? — смущенно улыбнулся выросший серой глыбой на пороге полковник Лосев.

— Ну что ты, Дмитрий Ильич! — шеф поспешил навстречу начальнику милиции. — Ты извини… Я не тебя имел в виду. Заходи, чем обрадуешь?

— Вот, — полковник торжественно махал картонной папочкой. — Готов портретик-то, не оплошал художник. Какие таланты у нас в ППС работают, а!

— Уже⁈ Так быстро?

— А то! — сиял полковник.

— Не томи, Ильич! Показывай!

Мы тоже встали и сгрудились вокруг полковника. Тот не торопясь и с чувством совершенного подвига вытащил из папки плотный альбомный лист, на котором методом графики, карандашом простым, то бишь, был изображен портрет подозреваемого.

С первых долей секунд я понял, кто это. По спине пробежали неприятные мурашки. Я сразу узнал это лицо. Света охнула, тоже признала в душегубе нашего общего знакомого.

Твою мать! Вот это да! Это же вылитый Анатоль! Только прищур на рисунке более твердый, и взгляд, будто у хищника или змеи. Хотя это одно и то же. Вот смотрю на портретик — вроде Толя, а вроде и не он. Да не-е… Ну точно он. Вот это поворот!

И будто в подтверждение моих слов Света еле слышно прошептала:

— Это же… Рубилин.

Что ж, у неё тоже было достаточно времени, чтобы запомнить его лицо — в ресторане, когда я было подумал, что он сбежал от нас с Варей.

— Тут оперативником быть не надо, — торжествовал Лосев (он не расслышал Светины слова). — Чтобы понять, кто изображен. Я вам сразу скажу, это наш заведующий складами в горторге. Некий Рубилин Анатолий Игнатович, 56-го года рождения. Молодой, тридцать годков всего, а уже маньяк. Так что, товарищи, не того вы взяли. Осечка вышла. Придется отпустить достопочтенного Всеволода Харитоновича.

— Как — не того? — Горохов даже за голову схватился. — Не может быть!

— Ну ты сам посмотри, Егорыч… — полковник вытащил из этой же папки фотокарточку Рубилина, переснятую явно с какой-то доски почета, и приложил ее рядом с карандашным портретом. — Ну что? Похож? Как две капли воды… Скажи же! Рубилин это. Он работает в…

— Да знаем мы этого прощелыгу, — скривился Горохов и повернулся ко мне. — Андрей Григорьевич, дуй к нему на адрес. Возьми Погодина и еще парочку местных на подспорье. Дмитрий Ильич, думаю, не откажет в помощи. Задержите гада. Срочно.

— Дмитрий Ильич поможет, — улыбаясь во всю ширь холеной морды, кивнул Лосев. — Точнее, уже помог. То есть, отправил оперативных работников его задержать и к вам доставить. Тепленьким, так сказать. Скоро он будет у вас.

— Не думаю, — сухо улыбнулся я, чтобы немного приземлить полковника, который явно витал в облаках, возомнив, что утер нос знаменитой спецгруппе из самой столицы. — Вряд ли вы его найдете. Сам второй день ищу…

— Ну, поглядим, — нахмурился Лосев. — Мы город знаем, родной все-таки городок нам.

В это время в открытую дверь заглянул немолодой лейтенант с красной повязкой на рукаве: «Дежурный».

— Разрешите?

Горохов кивнул.

— Дмитрий Ильич! — вошел и вытянулся в струну дежурный. — Вы здесь! А я вас искал!

— Чего тебе, Петя?

— Там эта-а… — шмыгал носом капитан. — Оперативники вернулись, сказали: нету Рубилина по адресу проживания. Сейчас связи его отрабатывают. Ищут, где он может быть. Ориентировку нарядам давать?

— Твою маковку, Петя! Ты там, в дежурной части, посидеть пришел — или нарядами управлять и за оперативной обстановкой следить? Немедленно ориентируй личный состав. Из-под земли мне его достань! И начальника уголовного розыска ко мне отправь!

— Есть!

— Иди, Петя, работай, доклад каждые полчаса.

— Так точно, товарищ полковник, — и дежурного как ветром сдуло.

— Ничего, Дмитрий Ильич, — улыбнулся я одним уголком рта. — Не беспокойтесь. Мы найдем Рубилина…

Полковник лишь хмыкнул, неопределенно пожав плечами, и молча удалился. После его ухода Катков прикрыл дверь, а в воздухе на минуту повисла гробовая тишина.

Принятие новой информации происходило не так быстро. Никто так сразу не мог поверить в происходящее.

— Это что получается? — наконец, прервав тишину, озвучил волнующий всех вопрос Федя. — Светлицкий, выходит, не виноват?

— Я вообще не знаю, что и думать… — вздохнул Горохов. — Если даже предположить, что потерпевшая Приходько не в себе… То как она могла так точно описать Рубилина? Как?.. Такого нарочно не придумаешь. Значит, это все-таки он ее похитил и удерживал. Придется выпускать Светлицкого? Ф-ух…

— Никита Егорович, я бы пока не торопился никого выпускать, — вставил я веское слово. — Посидит денек-другой, ничего с ним не случится. Уверен, что поймаем Рубилина, и все прояснится.

— Как ты себе это представляешь, Андрей Григорьевич? — затряс головой следователь. — Потерпевшая, можно сказать, прямо указывает совсем на другого человека, а мы уважаемого писателя в казематах гноить будем? Да нас потом общественность сожрет! И с Москвы плюха такая прилетит! Если не поймаем этого Литератора, чую, вообще нас расформируют, а меня на пенсию спровадят.

— Дайте мне пару дней, Никита Егорович. Я найду Рубилина.

Но сговорчивый, понимающий Горохов будто куда-то делся. Вместо него другой, сердитый и нетерпеливый Горохов тыкал в меня пальцем на каждом слове:

— Ты и Туза обещал найти. И Литератора. А в итоге что? Никого у нас нету, кроме ложно обвиненного уважаемого писателя.

— Пусть так. Нельзя сейчас его выпускать… Пусть настоящий Литератор думает, что мы взяли маньяка. Иначе он на дно заляжет, глубоко. Два дня мне надо… Есть кое-какие мыслишки. Проверить нужно.

— Сутки, Андрей! У тебя сутки! Больше дать не могу… Эх! Прибавится за эти сутки у меня седых волос… Лишь бы совсем не выпали.

— Ну что? Получилось? Что говорит? — забросал я Свету вопросами, когда она вышла из здания больницы.