— Какой поясок, я не понимаю… — Зинченко затрясло еще больше.

— Которым ты придушил женщину в парке. Ничего более подходящего не нашел. Думал выдать это убийство за дело рук Новоульяновского душителя. Но ты немного не рассчитал. Почерк слишком отличается. Тот душитель не оставлял веревок на шеях жертв. Убивал только молоденьких, стройненьких. Все были примерно одинакового возраста, не больше тридцати лет. И самое главное… Все они были не замужем. Будто он мстил им. Такие, в его понимании, семью могли разбить.

— Я не понимаю, о чем ты, Петров!

— Все ты, гад, понимаешь… – Я достал из нагрудного кармана фото убитых девушек и швырнул перед Зинченко на пол. Та, что задушена была последней, как будто сама специально упала к нему ближе всех. Даже на черно-белой фотографии было видно багровый цвет лица и голубизну шелка петли на шее.

Зинченко закрыл лицо руками:

— О господи! Я не хотел. Видит бог, я не хотел. Но я должен был это сделать…

Я подошел к Зинченко-старшему, брякая наручниками. Его лицо вдруг перекосилось. Я успел подумать, что сейчас его, наверное, хватит инфаркт, но ошибся.

— Это все ты! — заревел опальный партиец и бросился на меня.

Туша за сто килограммов грозилась меня смести. В последний момент я отступил в сторону и встретил его коротким ударом в нос. Этого было достаточно. Зинченко пролетел дальше, чем рассчитывал, и завалился с разбитым носом, запутавшись в шторке. Завыл. Встал на колени, размазывая кровь по лицу .

Я приблизился к нему и протянул носовой платок. Тот, как побитая собака, послушно взял его и, запрокинув голову, прижал тряпицу к лицу.

— Глаз с него не своди, — приказал я Погодину, а сам поспешил к телефону. — И вы, гражданочка, собирайтесь, – обратился я к “невесте”, так и застрявшей в коридоре. — С нами поедете. И халатик свой прихватите. Теперь это улика. У вас его придется изъять.

Ошарашенная женщина в страхе косилась на Зинченко и на фотографии трупов на полу, до сих пор не веря, что ее новый многообещающий избранник оказался убийцей. А потом послушно побрела в спальню переодеваться.

— Алло, Никита Егорович, это Петров! Хорошие новости! Ни в коем случае не выпускайте Зинченко-младшего. Как – отпустили?! Когда? Черт! Некогда объяснять! Пришлите машину по адресу проживания Зинченко. Сергей Сергеевич признался в последнем убийстве! Мы его задержали с Погодиным, но мне нужно отъехать. Это срочно! Погодин останется с задержанным.

Я нажал на рычаг, не став дослушивать кучу вопросов от шефа. И спешно набрал другой номер. Длинные гудки. Твою мать! Возьми трубку. Возьми! Ну, пожалуйста, ответь. Нехорошее предчувствие пробежало холодком по спине. На другом конце провода так и не отозвались. Я швырнул трубку о стол так, что та раскололась, выплюнув плоский динамик. Решительным шагом подошел к Зинченко. Тот вжался в угол, закрывая лицо руками.

— Не боись. Бить не не буду. Руку вытяни!

— Что? — непонимающе пролепетал горе-партиец.

— Руку, говорю, давай! Ну! Быстро! — я пристегнул его запястье к извилистой трубе, а ключ от наручников всучил Погодину:

— Так, Федор! Смотри не подведи. Гляди за ним в оба, двери только нашим откроешь, скоро опера приедут. Женьку выпустили. Если сюда наведается, не вздумай ему дверь открыть. Ты понял? Запри на второй замок, он целый.

— Понял, так если он сюда припрется — может, я его задержу? Ты думаешь, это все-таки он, да?

— Без самодеятельности. Делай то, что я говорю. Повтори, что я сказал!

— Я просто подумал…

— К х*рам твои думки, Федя! Мне твоя жизнь дорога как память! Повтори, что я сказал!

— Да понял я, понял, что дверь только милиции открыть. А ты куда?

— Дай пистолет, – потребовал я, пожалев, что сдал наградной Горохову.

В этот раз Федя даже возражать не стал. Спешно отстегнул кобуру и протянул мне.

Из спальни вышла любовница Зинченко, одетая в модный брючный костюм. Я бесцеремонно затолкал ее обратно в комнату, приговаривая:

— А вы, гражданочка, сидите здесь и не высовывайтесь до прибытия наряда милиции в целях вашей же безопасности.

— Скажите, — прошептала она, косясь на пристегнутого к батарее Зинченко, — а он действительно убил человека? Это правда? Поверить не могу. И я с ним еще…

Тетя всхлипнула.

— Действительно убил, — кивнул я и для пущей острастки заговорщически добавил, — и, возможно, не одного.

Тетя вскрикнула, тут же прикрыв рот рукой, и поспешила укрыться в спальне. Дверь за ней захлопнулась, и изнутри послышался щелчок шпингалета.

Порядок. Никуда мартышка не денется. А теперь надо бежать. Я знаю, куда пойдет Женя. Нужно торопиться. Казалось, что нужно опередить само время, чтобы успеть. И я был готов это сделать.

— Закрой дверь за мной! — крикнул я напоследок Погодину и выскочил из квартиры.

Лифт оказался на моей площадке. Повезло. Я заскочил внутрь и нажал кнопку с единичкой. Створки, казалось, смыкаются слишком медленно. Потом гробина качнулась и так же медленно поползла вниз. Черт! Лучше бы пешком побежал! – мелькнула в голове мысль. Почему вокруг все так неспешно? Может, кажется? Вот и первый этаж.

Пулей выскочил из подъезда и сбил с ног почтенного дядю в пальто и шляпе. Тот брякнулся на землю, потеряв очки. Потрясая кулаком, орал вдогонку, что номер он он мой записал, будет жаловаться в милицию и хулиганство это так просто не оставит.

Но моя “Волга” уже мчалась, подпрыгнув на бордюре и раздавив попутно засохшую цветочную клумбу. Из-под колес в последний момент выскочил какой-то алкаш с авоськой пустых бутылок. Перекрестился мне вслед, что обрел вторую жизнь, но бутылки не уберег. Расхвостал об асфальт. Черт! Как я этого хмыря не заметил? Надо поаккуратнее…

Я выскочил на улицу, но впереди горел ненавистный красный. Огляделся по сторонам и притопил газу, игнорируя светофор. Сбоку послышались возмущенные гудки клаксонов и визг шин.

Пронесло — никто меня не зацепил. Проскочил на красный. Следующий перекресток успел миновать на мигающий.

Машин немного, и я смог разогнать ласточку до сотки, лишь иногда притормаживал на перекрестках. Успеть, успеть перехватить. Вот и знакомый дом. Резко надавил на тормоза, останавливая ход вплотную возле нужного подъезда.

Бум! — хромированный бампер отбросил далеко вперед железную мусорницу в виде широкомордого пингвина.

Я выскочил из машины, даже не заглушив ее. Никто больше не станет жертвой этого гада. Не отдам, на куски разорву, но не отдам. Вбежал по ступенькам на второй этаж панельной пятиэтажки и забарабанил по двери, игнорируя кнопку звонка.

Прислушался. Черт, из-за набата собственного сердца ничего не слышно. Ударил в дверь так, что чуть не сломал кисть. Снова прислушался. Внутри послышался сдавленный крик.

Я выхватил пистолет. Бах! Бах! Бах! Расстрелял замок, как только что в квартире Зинченко, но теперь я уже не отвлекался ни на напарника, ни на звуки, ни на что бы то ни было. Ударил ногой дверь. Та распахнулась и бахнула о стену, чуть не слетев с петель.

Я влетел в квартиру. В зале на полу лежала неподвижная Соня с петлей на шее. Руки раскинуты. Рыжие волосы разметались по паласу. Глаза закрыты. Рядом сгорбился Зинченко-младший. Он хищно косился на меня с гаденькой улыбкой.

— Отойди от нее! — заорал я, еле сдерживаясь, чтобы сразу же не пустить пулю ему в лоб.

— Все кончено, Андрей. Ты не успел. Ты отнял у меня все, я отплатил тебе тем же… – его голос был на удивление спокойным.

Я сходу ударил мерзавца ногой, впечатав кожаный ботинок в ухмыляющуюся морду. Его отшвырнуло к стене. Зинченко застонал, катаясь по полу, и попытался подняться. Выплюнул с кровью зуб. Но я не дал ему встать. Ударил носком в живот, сложив его тело в позу эмбриона. Стянул с него ремень и скрутил за спиной руки. Не до тебя, подонок.

Бросился к Соне. Она не дышала. Несколько раз надавил на грудину и вдохнул в нее воздух. Потом еще и еще. Тщетно. Девушка не шевелилась. Ее прекрасное лицо казалось еще живым и не потеряло румянец. Неужели все кончено?