— Хозяин? Так и сказали?

— Да…

Я встал. Прошёлся к двери, приоткрыл и посмотрел в коридор. Тихо. Только стучат пишущие машинки у следаков да рация трещит внизу в дежурке. Закрыл дверь и замкнул изнутри на замок. Уселся в свое кресло.

— Они упоминали, кто он, этот Хозяин?

— Нет. Только «Хозяин». Без имён.

— Странно… Они оба не выглядят пешками. А над ними еще кто-то стоит, оказывается. Вот уж не думал… Интересно, кто?

— Андрей, вообще-то мне страшно…. — прошептала Лиза, и в глазах её блеснула неподдельная тревога.

— Не бойся… Ты молодец, правильно поступила, рассказала… Значит так, вот деньги, — я вытащил из ящика стола купюры. — Возьми и уезжай. Ты свое дело сделала, спасибо тебе большое, что не побоялась, а сейчас — спрячься пока. Оставишь контактный телефон, я с тобой потом свяжусь, когда всё уля…

— Андрей, ты не понял, — Лиза перебила, встала и присела бедром на край стола, придвинулась ко мне. — Мне за тебя страшно. Они сказали «Его надо или сбить с дороги, или подставить». Ты не слышал?

— А-а… Ты про это… Не беспокойся, меня трудно сбить с дороги. Разберусь. А ты уезжай, ладно?

— Никуда я не поеду, — фыркнула девушка. — Вот еще, выдумал! А кто же будет твоими ушами там? У них?…

— Это не игрушки. Груня, повторяю, это опасно…

— Груня… Ты назвал меня Груней. Так называла меня бабушка только. Ой, божечки, как же я ее любила, — Лиза шмыгнула носом, на миг ее глаза налились грустью и сверкнули слезинками.

Накладочка вышла. В прошлой жизни это прозвище за ней прочно закрепилось — но уже в девяностых, а в это время, похоже, я первый, кто ее так назвал, не считая бабушки. Это чрезвычайно тронуло мою прекрасную информаторшу.

Но Груня тут же взяла себя в руки, смахнула наваждение с лица тыльной стороной кисти и проговорила с тихой злобой:

— Мы прижмем их. Мы вместе. Я хочу, чтобы эти ублюдки поплатились за все.

— Они тебя… причинили тебе боль?

— Они все причиняют, — опустила глаза женщина. — Но давай не будем об этом. Давай лучше выпьем. У тебя есть что выпить?

— Нет.

— Зато у меня есть, — она достала из сумочки небольшую изящную фляжку и ловко сцапала с полки шкафа какие-то стаканы.

Пыльные. Но Лиза просто дунула в них и разлила янтарную жидкость с дубовым коньячным душком.

— За нас?

— Нас? — прищурился я, беря стакан.

— Ну — нас, как команду… Я же теперь в команде, да? Как там у вас называется? Осведомитель?

— Ну, тогда за нас, — улыбнулся я сдержанно, и наши стаканы звянули.

Пригубили, отпили — и в ту же секунду в дверь грубо постучали. Кто-то повернул ручку, попытался войти, но не смог, ведь дверь я запер на ключ, когда понял, насколько серьёзен разговор. И снова стук — громкий, бухающий.

Так сотрудники не стучат…

Дверь в кабинет снова дёрнулась, уже не так настойчиво, но с определённой интонацией. Я бросил взгляд на Лизу, та уже поставила пустой стакан на стол, подальше.

Я подошёл к двери и, провернув ключ, открыл.

На пороге — Света. Волосы немного растрепались, на лбу выбившаяся прядка, на щеках румянец, лицо, вроде бы, спокойное, но вижу — прищур, который я знал наизусть: ничего хорошего не жди.

— Андрей Григорьевич, — произнесла она официально, проходя в кабинет. — Вы, я смотрю, заняты? Не помешала?

Я пропустил жену внутрь. Она сразу увидела стаканы, а фляжку Лиза успела спрятать в сумочку. Но от Светы не ускользнуло, что на краешке одного из стаканов есть улика — следы помады. К тому же в воздухе витал алкогольный запах добротной выпивки.

— Коньяк? — заметила она, принюхавшись и поднимая изящную бровь. — Очень интересно…

— Неформальное общение со свидетелем, — шепнул я на ухо жене, а потом уже громко добавил: — Она пришла с новой важной информацией. Я решил выслушать. Не как на допросе, по-человечески, так сказать.

Света кивнула, шагнула ближе к столу. Скользнула подозрительном взглядом по обстановке, будто искала, как минимум, разбросанное в пылу адюльтера женское белье. После чего перевела колкий взгляд на Лизу.

— Вы, простите, у нас кто будете?

— Лиза, — тихо произнесла та. — Простите, но я с Андреем Григорьевичем беседовала по делу, которое он расследует. Как свидетель беседовала…

Грунская вмиг поняла, что связывает нас с вошедшей. И это её смутило и даже обескуражило.

— Ага, — коротко отозвалась Света. — За стаканом коньячка… Недурно так беседовать.

— Это, простите, не ваше дело, я просто…

— Так… — негромко, но в то же время резко оборвала Света. — Гражданочка… Если ваша часть показаний окончена, то, наверное, вы можете быть свободной. Да, Андрей Григорьевич? Нет возражений у вас?

— Мы закончили, — кивнул я.

Лиза подхватила сумочку и продефилировала к двери. Шла, что интересно, неспешно, чинно, виляя бедрами, как она это умеет. Рисовалась, разжигая в сопернице тихую ярость.

— До свидания, Андрей Григорьевич, — уже в дверях она обернулась и одарила меня ослепительной улыбкой.

От такой улыбки не только жена заревнует.

— Всего доброго, — кивнул я сдержанно, под сканирующим взглядом Психологини.

Грунская вышла. Света, фыркнув, закрыла за ней дверь и повернулась ко мне.

— Ну что, — начала она уже другим тоном, — интересно у вас тут, Андрей Григорьевич. Коньяк, закрытый кабинет, да и свидетель — девушка. Красивая, к слову. И часто вы такие неформальные беседы устраиваете?

Я сделал шаг вперёд, улыбаясь. Света стояла у стены, будто скованная внутренним холодом, но глаза… Глаза её не были холодны. Они горели тем самым огнём, который я знал.

— Свет… — тихо сказал я. — Это работа. Ты же знаешь, что я не вру. Да? Ты психолог…

— А ты в курсе, что психологи не могут анализировать близких и самих себя? — сверкнула она взглядом, будто хотела обжечь. — Так что не надо мне тут…

Света хотела еще что-то продолжить, что-то предъявить, поревновать, но я обхватил ее крепко и, притянув к себе, занял губы поцелуем. Она ответила страстно, даже слишком, чтобы не могло не случиться продолжения. Я снова повернул ключ в скважине, но в этот раз, слава богу, никто к нам больше не постучался.

Вернее, постучался, но уже примерно через час, когда мы с женой пили чай из тех же стаканов, которые Света перед тем тщательно вымыла.

Стук был негромким, но настойчивым. Света сразу напряглась. Встала первой, шагнула к двери быстро, будто в этом шаге был весь неозвученный вопрос: «Снова она?»

Я хотел было открыть сам, но она уже дёрнула дверь и резко распахнула:

— Открыто же, чего не заходишь? — бросила она посетителю.

На пороге стоял Федя Погодин.

— Ну-у… — замялся он, но тут же нашелся, что ответить. — Может, я вам помешал. Может, вы секреты обсуждаете. Ха!

— Всё, что касается работы, в среде нашей следственной группы секретов не составляет, — наставительно проговорила Света.

— Ага, — Погодин вошел и плюхнулся на свободный стул, обмахиваясь белой кепкой. — Фух! Ну и жара сегодня. Короче, друзья-коллеги! Вы щас упадете, что я нарыл!

Он потянулся к стакану, где были остатки чая, невозмутимо вылил их в горшок с фикусом на окне, плеснул себе воды из пузатого старого графина и откинулся на стуле, довольный собой, жизнью и еще чем-то.

— Ну, говори уже, — нахмурился я. — Ты проверил Лазовскую по месту работы?

— Только что из детдома. Навёл справки. Там один отряд выделен отдельно — так называемая спецгруппа. Контингент непростой: систематические побеги, драки, поведение на грани — почти все стоят на учете в инспекции по делам несовершеннолетних. Короче, отпетые хулиганы, с такими не каждый педагог справится.

Он замолчал, будто прикидывал, как подать следующую фразу.

— И? — я щелкнул пальцами.

— Знаешь, кто у них воспитателем значится?

— Кто? — спросил я, хотя внутри уже мелькнула догадка.

— Анна Васильевна Лазовская, — выдал Федя и всплеснул руками. — Вот тебе и тихая женщина.