— Никто не верит. А Гриша знает.

— Что знает?

Но тот в ответ лишь стал раскачиваться, что-то бубнить и хмуриться. Я молча подошёл, дружески похлопал его по плечу.

— Ладно. Иди, мойся, переодевайся. Но учти: в следующий раз, если опять пропадёшь — может быть, уже никто и не найдёт. Люди в вашем лесу теряются. Навсегда. Ты разве этого не боишься?

Гриша вдруг улыбнулся, как-то совсем по-детски.

— Гриша не боится. Гриша смелый. Гриша… лес понимает.

Я не ответил. Просто посмотрел в окно, где над деревьями сгущались сумерки. И впервые почувствовал, что, может быть, Гриша… действительно знает что-то, чего мы не знаем. Но как мне из него это выудить? Может, зря я тут один, и Света справится? Как психолог, она найдет подход к такому человеку.

Эх… Как же я по ней соскучился. Скорей бы они в этой Грузии все закончили и приехали сюда. Работы и им найдется.

Вернулись мы в отдел на милицейском УАЗике. Я вышел из машины и направился к крыльцу вместе с прибывшими, когда почувствовал на спине взгляд. Чуть задержался и отстал от коллег.

— Андрей Григорьевич… — кто-то позвал меня.

Голос был тихий, почти шёпот, как ветер между деревьев. Я обернулся. Из-за тополя у крыльца мелькнула тонкая фигура. Лиза. Та самая. Из прежней жизни. В простом плаще — вечером в Нижнем Лесовске зябко.

— Привет!

Я кивнул. Через минуту мы уже шли в сторону пустой аллеи, где старые фонари ещё не зажглись, и только багровое небо над крышами медленно гасло.

В сквере было пусто. Лишь где-то вдали хлопнуло окно и прошмыгнула старушка с пуделем на поводке. Мужик в пиджаке, поношенном и нелепом, мимо проплыл, обнимая авоську, в которой тихо звенели бутылки.

Мы сели на лавочку. Доски были холодные. Лиза придвинулась ближе, зябко кутаясь в свой плащ. Я видел, как дрожат у неё пальцы — то ли от холода, то ли от чего другого.

— Ну, рассказывай… Что-то накопала? — подбодрил я девушку.

— Я… слышала, — начала она, глядя себе под ноги. — На последнем, скажем так, неофициальном мероприятии, ну, как на турбазе…

— Можешь не подбирать слова, — улыбнулся я и тронул ее за руку. — Всё понимаю. Рассказывай.

— Там разговор я случайно подслушала, что они гадалке нашей местной денег дали. Много дали… Мол, сделала бабка всё правильно.

— Хм… Гадалке? Какой гадалке? И как это связано с пропажами людей?

— Тут все связано, я это чувствую… А гадалку зовут Марфа Петровна Гречихина.

— О-па… Это такая худая высохшая старушка? В платке выцветшем ходит, да?

— Она самая, вы ее видели?

— Видел, — задумчиво жевал я губу, вспоминая о том, что ведь именно она предостерегала меня на крыльце гостиницы: мол, убьет тебя Черное озеро. И звучало это — ну, почти убедительно. Для другого человека.

А Мещерский еще тогда сказал, что я был один и никто со мной не разговаривал. Значения я тогда этому не придал. Нет, я не чувствовал себя сумасшедшим, просто бабульку могли и не заметить за моей широкой спиной. Но теперь она опять засветилась в связке с Мещерским. Еще и деньги фигурируют.

— Скажи, Лиза… Ты веришь, что Марфа действительно гадалка… Их же не бывает, ты в них веришь? Может, она обычная шарлатанка?

— Есть у нее дар… — девушка чуть замялась. — Что-то есть. Я… сама не верила. Но как-то раз… Подруга моя, Таня, хотела… Ну, это — шагнуть с моста да и в реку. А та её остановила. Не зная ничего. Просто подошла и сказала: «Не делай этого. У тебя ещё два поворота впереди, и один счастливый». И Таня осталась. А через год вышла замуж и родила. Вот.

Я покачал головой. Любая молодая женщина может выйти замуж и родить. Невелико предсказание. Другое дело, что от суицида спасла. Но ведь бабка, многое повидав, могла просто распознать страх и горе в глазах и остановить девушку. Вот и вся мистика.

А что мы имеем? Мещерский и компания передают этой «колдунье» крупную сумму денег. За что? Уж не за то ли дельце, которое она провернула со мной — напугать хотела. Хм… Очень и очень интересно, это надо срочно проверить. Пожалуй, навещу сегодня местную Вангу.

— Спасибо, Лиза, — сказал я, вставая. — То, что ты рассказала — важно. И вовремя. Ты помогла. По-настоящему.

— Я не знала, пригодится ли… — она подняла на меня глаза. — Но… подумала, что… тебе надо знать. Ты… не такой, как они. Ты… другой. Настоящий.

Мы встали одновременно. Она вдруг взяла меня за руку. Тонкие пальцы — холодные. Но в них была сила. Женская. Тоскливая. Слишком давно не знавшая защиты.

— Мне… страшно. Но с вами — не страшно. — она сделала шаг ближе. — Только не уходите… — и тут же, не дожидаясь, потянулась ко мне губами.

Я мягко остановил её. Дыхание девушки было горячим, взволнованным. Она смотрела в глаза. Молча.

— Извини, Лиза. Ты красивая и умная девушка. Но… я женат, — я даже показал кольцо на пальце.

Она выдохнула. Потом улыбнулась — грустно, как будто знала ответ заранее.

— Все вы женаты, — сказала она с лёгкой усмешкой. — Но не все… по-настоящему.

И развернулась. Плащ взлетел, как крыло. Лиза исчезла, затерялась в вечернем полумраке Нижнего Лесовска. А я остался стоять, ощущая ещё в пальцах её прикосновение.

И снова в голове всплыла фраза старухи: «Черное озеро тебя убьёт». Я направился в отдел, чтобы узнать адрес Гречихиной и немедленно, прямо сейчас, нанести ей «визит вежливости».

Нужно поторапливаться, ведь мне еще на озеро проскочить нужно и Мельникова поискать. Горе-геолог, похоже, действительно растворился.

Я шагал к дому Марфы Петровны Гречихиной, чтобы расставить все точки над «Ё». На дворе почти полночь — такое время, когда обычный человек дома сидит.

Моросил дождь, асфальт отсырел, тучки придавили дома, а город, как пожилой волк, прижал уши и ждал чего-то тревожного.

Я не верил в магию, предсказания и всякую чертовщину. Всю жизнь — реалист, атеист. Шёл, по следу, по фактам, по крови. Но чем больше я копался в этом деле, тем явственнее чувствовал — рациональное здесь не держит форму. Что-то ускользает. Что-то прячется между словами, в тенях, в этих старых домах, в озере. С другой стороны — моё попадание сюда, в это вот время — тоже ведь не из учебников физики. Даже никакого тебе квантового портала. Погиб в одном времени, очнулся — в другом, и никаких объяснений.

Дом Марфы располагался в старой части города, откуда несколько веков назад и начинался Нижний Лесовск. Бревенчатая изба — черная, как сажа, словно сама ночь впиталась в древесину. Крыша — двускатная, деревянная и выгоревшая на солнце, на коньке — железный флюгер-петушок, правда, давно застывшего в одном направлении — стержень явно перекосило, и крутиться он больше не мог. Ставни с резьбой по дереву, то ли с узорами, то ли с вензелями, но тоже потрескавшиеся и высохшие — будто на них пепел осыпался.

Фундамент, как элемент конструкции, отсутствовал здесь напрочь. Дом стоял прямо на земле нижними венцами. Отчего со временем немного просел, врос в почву, как замшелый пень. И чуточку согнулся, будто мне в поклон.

Калитка скрипнула, я шагнул внутрь. Во дворе — заросли крапивы и тропинка к крыльцу. В окнах разглядел свет — тусклый, будто из керосинки. Хотя весь город давно электрифицирован.

Я постучал по закрытым ставням. Стук отозвался в доме, дрогнуло оконное стекло.

И тут, как из-под земли, выскочила псина. Чёрная, лохматая, огромная. Глаза — в отблеске сверкнули, пасть — хрястнула в воздухе, нацелена прямо мне на штанину.

Я не отпрянул. Бежать от нападающей собаки — себе дороже. Вместо этого нагнулся резко, сделал вид, что поднимаю камень с земли. В руке — ничего, но собака отшатнулась, рыкнула и замерла. Собаки чуют: если не боишься — ты опаснее, чем кажешься. Да и жест с камнем им знаком. Я смотрел ей в глаза, пока она не отошла к сараю, рыча и скалясь, но на меня кинуться всё же не решаясь.

Молодец, умница. Не хотелось стрелять в такую черную бестию. Редкая масть, без единого светлого пятнышка, будто демон, а не пёс.