Свадеб в СССР было меньше, чем в моем времени. Всё банально — по той лишь причине, что и разводов было меньше, и большинство граждан регистрировали брак один раз в жизни. А по той жизни я не смог вспомнить ни одного друга, кто бы не развелся хоть раз.

Самое примечательное, что в грядущую пятницу намечались свадьбы сразу в трех ресторанах: «Волна», «Тбилиси» и «Октябрь». Последние теплые деньки способствовали интенсивному бракосочетанию. Потом холода, снега и новый год — вообще не до этого.

Надо будет наведаться на эти свадебки и поискать Артемия. Если он связан с Сухим, то брать придется его по-тихому. Без шума не получится, он наверняка окажет сопротивление. Надо будет Быкова с собой взять — не хочется на свадьбе махать стволом и наручниками сверкать. А так вырубим его по-быстрому, тело вынесем за ручки-ножки, будто пьяненького. Перебрал человек, на воздух несём, что такого? Один я такого борова не унесу. Разве что волоком, а это, опять же, народ напугает. Негоже молодым праздник портить. Им и без меня есть кому жизнь портить — теща и свекровь к большинству молодоженов в комплекте прилагаются.

Дом культуры, с уже немного перестроечно-облезлыми, но все еще по-ампирски пафосными и высокими колоннами, высился посреди площади в центре города. Тут же была танцплощадка под открытым небом. Сейчас она пустовала, лишь по мраморному полу ветер перекатывал желтые листья. Играл с ними, будто от скуки в ожидании тех, «кому за 30».

Я же направился не к центральному входу, а сбоку, со двора. Уже успел навести справки о дислокации секции, там располагался отдельный вход в подвал. Каратистам, видно, не слишком доверяли и не пропускали через центральную дверь. Оно и понятно, вид спорта сейчас полуподпольный, а пока не народилось в стране бесчисленного числа коммерческих структур — в госучреждениях свободных помещений было — пруд пруди. Особенно если помещения эти были ниже уровня плинтуса, в подвале, то есть… Раньше здесь располагался видеосалон. Но он быстренько раскрутился и переехал в помещение попрезентабельнее, на поверхность.

Я спустился по сырым и скользким ступенькам и уперся в обитую ржавой жестью дверь. Дернул за громоздкую ручку, дверь не поддалась. Дернул сильнее и двумя руками. Фиг! Заперто…

Приложил ухо к двери. За ней услышал голоса, смех, какие-то стуки. Ага… Заперлись, гаврики. Оно и понятно, внутри только свои, закрытый клуб, так сказать.

Бум! Бум! Бум! — затарабанил я в дверь.

Голоса притихли. Странно… Будто кого-то опасаются. Простоял почти минуту. Мне так никто и не открыл. Постучал снова, да посильнее.

— Кто? — раздался приглушенный дверью голос изнутри.

— Записаться можна-а?

— Чего?

— Я г-рю, в секцию к вам пришел! Откройте!

— Нет здесь никакой секции, проваливай! — уже понаглее ответили оттуда.

— А мне сказали, что есть!

— Нету!

— Ладно! — я старался перекричать толщу двери. — Я пошел. Извините, наверное, ошибся. А вы не знаете, где же тогда секция находится?

— Нет.

— Пойду у директора ДК спрошу. Или у участкового, у них тут пункт недалеко…

Уловка сработала. Задвижка заскрежетала изнутри, дверь ухнула и откинулась, я еле успел отпрыгнуть. Слишком споро мой неизвестный собеседник торопился ее распахнуть.

— Погоди! Эй, парень!

Я сделал вид, что уже ухожу, и лениво обернулся на дверь. В проеме стоял моложавый каратист в белом, а на коленях и манжетах — немного сером кимоно. Подпоясан черным поясом, мастер, блин.

— Ты, что ль, записаться хотел?

— Ну… — я снова вернулся на три ступеньки вниз.

— А где работаешь? По жизни кто?

— А какая разница? — скорчил я недоумённую мину. — Я же не в отдел кадров пришел…

— Есть разница, раз спрашиваю, — парень заиграл желваками. Он мне напомнил молодую и не слишком накачанную, но крепкую версию Ван Дамма. Только морда попроще и с конопушками. Мельком его оглядел. На вид, примерно, чуть за тридцать. Казанки сбиты, сам жилистый, рукава у кимоно коротковаты. Видно, что стирали тыщу раз, и села хлопковая ткань. Значит, давно занимается. Наверное, он у них старший, хотя остальных я еще не видел.

— На фабрике тружусь, — будто нехотя пробурчал я. — Музыкальных инструментов.

— Что-то я там тебя не видел, — прищурился каратист.

— И че? И я тебя не видел. Ты Петровича знаешь? — вспомнил я своего старого мастера, был он у меня на свадьбе. Гулял и пил, как молодой, сказал, что до сих пор на фабрике трудится. Так что информация была свеженькая, не подкопаешься.

— Да ладно… Я пошутил, — вдруг улыбнулся «Ван Дамм». — Просто… Не похож ты на работягу.

— А я и не напрягаюсь там… Я технолог лакокрасочного цеха. Руками не работаю…

В это время за спиной старшего появились другие кимоношники. Лица любопытные, но усатые и взрослые, совсем не школьники. Самому младшему, навскидку, лет двадцать. Стояли и глазели на наш разговор.

— Вот что, технолог, — хмыкнул старший. — Набор в секцию закончен. Приходи в сентябре следующем. Через годик.

— Гонишь, что ли? — я лихо сплюнул сквозь зубы. — Или у вас как в школе? Начальной? Учебный год только в сентябре начинается.

— Чего?..

Каратисты напряглись. Один из них, которого друзья, как я слышал из-за двери, называли Рыхлый, выкрикнул в спину старшему:

— Филин! Да че ты с ним возишься⁈ Дай в торец — и дело с концом.

— Не-е, ребзя, он к нам в секцию хочет. Новобранцев не бьем. Пусть на следующий год приходит. У нас и так дышать нечем.

— А в следующем, что? — не унимался Рыхлый. — Места появятся?

— Если свинтишь, то да…

— А че я-то? — обиделся тот. — Я ниче, я занимаюсь.

— До следующего года долго ждать, — спокойно проговорил я. Это спокойствие, как мне показалось, зацепило Рыхлого. — А сейчас нельзя?

Конечно, можно показать свой неизменный «пропуск» с золотистым гербом на красном фоне, но… Тогда эти гаврики замкнутся, и хрен, что от них добьешься. С каждым надо будет по отдельности работать, и лучше в кабинете для следственных действий КПЗ — в другом подвале, в УВД. А я все-таки неофициально сейчас пришел, не то, что задержать, даже и пригласить в милицию не имею права. Конечно, любой милиционер обязан пресекать преступления и правонарушения вне зависимости от того, при исполнении он или на отдыхе, но существует процедура, мать ее, процессуальная. Нужно будет сообщение сделать в дежурку. Так, мол, и так, задержал, усмотрел признаки преступного деяния. А признаки не хочется выносить. Пусть киллер думает, что на него никто не охотится, иначе совсем на дно заляжет.

— Сейчас нельзя, — так же спокойно, будто передразнивая меня, ответил теперь Филин.

Смотрит не отрываясь, изучает, гад. Будто подозревает в чем-то. Ну, тут и слепой увидит, что не похож я на работника фабрики. Ноготочки чистые и руки без мозолей. В мазуте надо было пальцы, что ли, испачкать?

— Да пускай проходит! — вдруг выкрикнул Рыхлый. — Недельку полы в зале помоет, потом, может, и подумаем. Возьмем уборщицей! А? Как вам моя идея, пацаны?

Каратисты закатились от смеха.

— Полы любой дурак помыть сумеет, — улыбнулся я одними лишь глазами. — А вот кулаками махать… Наука.

— Каждому свое, — раздувал щеки Рыхлый. — Мы, как ты говоришь, машем, а ты моешь. Все по чесноку!

— А если наоборот? — прищурился я на него.

— Че сказал? Э! Филин! Ты слышал, что он провякал⁈

— Вали, парень, — вздохнул Филин и потянул на себя дверь, намереваясь закрыть.

Я поставил вперед ногу, остановив ботинком движение двери, и проговорил:

— Проигравший спарринг — моет полы. Идет?

Филин впился в меня взглядом, будто клещами, а каратисты за его спиной возмущенно загудели.

— Это че этот крендель сказал?

— Оборзел? Берега попутал!

— Вот, сука!

Последнюю ругательную фразу выкрикнул уже Рыхлый.

— Спокойно парни, — поднял по-учительски руку Филин. — Парниша видно не понял куда попал. Дадим ему урок… каратэ… Что скажете?