Впереди всех пыхтел со стамеской в руке и молотком слесарь из местного ЖЭКа. Он возился с замком уже минут двадцать. Обливался потом и тихо матюгался. Непривычно ему сдерживать сквернословие. Но в присутствии людей в форме старался как мог.

Он повернулся к нам и, смахнув со лба капли, пробасил:

— Не идет, зараза, а может, с корнем его вырвать? Чего цацкаться.

Следователь замялся, а я взял инициативу в свои руки:

— Ломайте.

Слесарь облегченно вздохнул, вновь обдав нас перегаром, и достал из замасленного ящика с инструментами гвоздодер.

Дело пошло быстрее. Дверь жалобно затрещала, чуть выгнулась и с хрустом отошла от проема.

— Товарищи понятые, — следак первым шагнул внутрь, — попрошу за мной.

Я вошел последним. В квартире полумрак и педантичный порядок. Обстановка неброская, впрочем, как и большинстве жилищ сограждан, только куча книг по медицине, расставленных по полкам и шкафам, свидетельствовали, что здесь обитал не простой советский работяга.

Прошлись по комнатам — пусто. Я даже на всякий случай в шифоньер заглянул и под кровать. Никого… Снова огляделся. На журнальном столике лежала потрепанная зеленая книга с надписью на обложке: «Р.Д. Синельников. Атлас анатомии человека». Из томика торчали какие-то бумажки. Я открыл книгу. Оттуда высыпался ворох газетных вырезок.

Погодин помог мне их собрать и сложить на столик, чтобы как следует рассмотреть.

— Что это? — удивленно пробормотал он.

— Похоже на газетные вырезки криминальной хроники, — я бегло просмотрел заметки, и сердце екнуло.

В них говорилось об обнаружении в Зеленоярске трупов женщин с колото-резаными повреждениями.

Я кивнул следаку, подзывая его к себе:

— Срочно объявляйте Гусева в розыск. И нужно изъять те предметы личного обихода, где есть отпечатки хозяина квартиры. Дактилоскопировать мы его, понятно, не можем, а пальчики нам его очень даже нужны.

— Зачем? — удивился следак. — Ни по одному из убийств не было изъято следов рук.

— Так надо, — многозначительно кивнул я. — Кое-что проверить нужно.

— Где заключение? — я встретил вошедшего Погодина недовольным взглядом.

Тот нисколько не смутился от моего наезда, но в кресло не плюхнулся, как обычно, а, пожав плечами, проговорил:

— Не готово еще, не успели напечатать.

— Я тебе сказал — без него не возвращаться!

Понятно, что переборщил. Но время было дорого.

— Да, ты не ворчи, Андрюха. Я так, на словах результат исследования узнал. Бумажку еще часа два ждать. Вот и поторопился

— Так, — коротко, но уже одобрительно кивнул я. — Ну?

— Короче… — Погодин, уже осознав свою значимость, поднял палец вверх и отчеканил. — Следы рук, обнаруженные на ружье, из которого стреляли в Берга, и следы рук, обнаруженные в квартире Гусева, на посуде, что мы изъяли, на телефонном аппарате и других вещах, оставлены одним и тем же человеком.

— Черт… — я хлопнул по столу кулаком. — Получается, что в практиканта стрелял Хирург?

— Да, — закивал Погодин. — Который теперь в бегах, а студент, получается, по-прежнему в опасности.

— Ну, до него он не доберется, — пробормотал я, теребя пуговицу на рубашке. — Я его надежно спрятал.

— Здрасьте наше вам, — в дверном проеме ленинской комнаты показалась знакомая морщинистая, будто морда мопса, физиономия с лохматой белесой бородой. — Разрешите войти, товарищ гражданин начальник?

— О, Кузьмич! — воскликнул я, узнав бывалого рыбака. — Заходи. Какими судьбами? Ты так и не рассказал, кстати, тогда, что было дальше со смелой собачонкой, которую ты вместе с будкой приволок, с ульем перепутав. Я часто вспоминаю эту историю. Беспокоюсь, так сказать, за псинку.

— Да что ей сделается? — отмахнулся старик. — Накормили шельму, напоили пивом, чтоб задобрить. Вылакала, зараза, аж полбидона целых. А потом отвез я ее, сытую и довольную, обратно на тот берег на пасеку… Слухайте, Андрей батькович, я чего пришел-то…

— Можно просто — Андрей. На рыбалке, вроде, на «ты» были.

— Так кто ж знал, что хлопцы малахольные окажутся вовсе не пионерией зеленой, а целыми милиционерами. Вот я к тебе как милиции и пришел, — Кузьмич огляделся, поежился, и, понизив голос, продолжил. — Петрович, кореш мой, с которым мы тогда на рыбалке были, ну, врач тот по родильным делам...

— Да помню я Гусева, рассказывай.

— Так вот, — Кузьмич прокашлялся. — Он поначалу пропал.

Поначалу? Я весь превратился в слух, даже дышать перестал.

— А давеча позвонил мне и…

— Когда позвонил? — не выдержал я и перебил.

— Да вчерась вечером. У меня ведь телефон есть, — старик не преминул похвастаться. — Мне как ветерану войны поставили.

— Давай ближе к делу, Кузьмич!

— Так и вот. Позвонил Петрович мне и денег попросил занять. Сказал, дескать, уехать из города собирается на юга. Отдохнуть. Тоже пенсионер всё же.

Кузьмич, вроде как, пытался объяснить странное поведение друга — но, кажется, сам себе не верил. И я не верил.

— Куда именно?

— А я почем знаю, он не сказал. И денег он просил сумму немаленькую. Тыщу целую. Представляешь? На кой хрен ему столько на отдых? У нас в Союзе цены везде одинаковые, где он такие увидал? Я, конечно, бы ему занял. Держит у меня бабка кубышку нам на похороны. Вот только бабка моя — пуще банкира буржуйного. Ни копейки с нее не возьмешь. Что в носок попало, только после смерти увидим. На том берегу, так сказать.

Кузьмич неопределенно махнул рукой и покашлял от смущения.

— Так… А что он еще говорил?

— Да ничего больше. Сам главное, пропал. Телефон не берет. В гараже не появляется. У нас по соседству гаражи ведь. Мы там с ним и «породнились», частенько пятницу отмечали. А тут вдруг объявился, и сразу про деньги разговор завел. Ни здрасти, ни до свидания. Не водилось у нас такого.

— Что же там за санатоий он присмотрел? — задумчиво пробормотал я. — Аж за целую тыщу.

— Вот и я про то же, — Кузьмич покряхтел и смял в руках холщовую кепку. На его виске выступила капля. — Я вот что подумал, Андрей батькович. Может, в беду какую мой корешок попал? Я ему отказал, думал расспросить, так он трубку повесил. И теперь ни слуху, ни духу. Подсоби найти его, а? Беспокойно как-то мне.

— Кузьмич, дорогой, вспомни, где может обитать Гусев. Если дома и в гараже его нет. У друзей, может? Адреса знаешь?

— Да какие у него друзья? — отмахнулся старик. — Его скверный характер только я мог вынести. Со мной и корешился.

— Любовница, подруга есть?

— Бабы не по его части. Уже лет пять, как проблемы у него — с этим делом, — старик показал согнутый крючком указательный палец. — Утратил соколик мужскую твердь.

Видно, и правда тесно они дружили, если Гусев Кузьмичу такие интимные подробности раскрывал. Но я только руками всплеснул — пока что мне их дружба никак не помогала.

— Вот как я тебе помогу его найти? А если вправду беда с ним приключилась? — я не стал говорить, что Гусев в розыске, чтобы Кузьмич был как можно более откровенным со мной. — Вспоминай, родной! В какие шахматные кружки ходил твой друг. В какой пивбар или другой кинотеатр?

— Мы в дурака рубились, а не в шахматы. И пиво глыкали не в пивбаре, а в гаражах. Только нет там его уже почитай неделю. Не случалась такого, чтобы он «Ниву» свою так надолго оставлял.

— Ладно, ясно… Вот мой телефон. Если Гусев объявится — сразу звони мне. А я по своим каналам буду искать. Если надо, в розыск объявим.

— Угу, — Кузьмич почему-то теперь выглядел испуганным.

Может, за друга беспокоился? Но кроме тревоги на его лице отпечатался страх, который старик пытался скрыть. Что-то здесь не так…

Я напоил его чаем, попытался выудить еще хоть что-нибудь в непринужденной обстановке. Но Кузьмич больше на контакт не шел. Отвечал односложно, хмурил брови и перебирал пальцами широкой ладони свою засаленную кепку. Сейчас он совсем не был похож на того балагура-баечника, что так веселил нас у костра на рыбалке.