— Спасибо, Андрей Григорьевич, — Светлицкий смотрел на меня изучающим взглядом, будто впервые видел. — Однако это феномен. Вы слишком опытны и проницательны для такого молодого человека. Будто прожили целую милицейскую жизнь. Это я вам не как писатель говорю, а как человек, за плечами которого десятки лет службы. Маленько научился разбираться в людях. Скажите, сколько вам лет? Простите за нескромный вопрос, Андрей Григорьевич… Двадцать пять?

— Двадцать шесть. Просто у меня был хороший учитель, — слукавил я. — Никита Егорович Горохов.

А про себя подумал, что после того, как моя репутация как о специалисте по серийным убийствам известна стала по всему Союзу, никто из окружающих уже давно не удивлялся моему возрасту и относительно небольшому стажу в МВД. Все привыкли и воспринимали это как данность — может быть, и удивлялись, и обсуждали, но точно не при мне. А вот Светлицкий слишком прозорлив. И его недавние разговоры о «будущем» совсем не характерны для мышления советского человека. Уж не мой ли он коллега-попаданец? Черт его знает. Скорее всего, он просто умный мужик. Умный и одновременно скользкий. Хочется верить, что он просто вот такой вот «народный мститель», но я-то тоже не вчера родился. Что за война у него с этим самым Тузом? Не похоже на личные обиды. И вообще… Не выдумал ли все это писатель, чтобы сбить меня со следа? В ближайшее время это надо проверить. Руки чесались немедленно допросить Ибрагимова. После операции постараюсь прорваться к нему в палату.

Зазвонил телефон. Я с удивлением поднял трубку. Кто мог звонить в такой час? Ночь на дворе.

— Слушаю, Петров,

— Андрей Григорьевич! — пыхтел на том конце провода Горохов. — Ты освободился?

— Да, Никита Егорович. Почти…

— Что говорит Светлицкий?

— Не по телефону…

— Ага, понял, ты еще не один.

— А что случилось? — по голосу шефа я понял — что-то не так.

— Срочно дуй в городскую хирургию! Ибрагимов мертв.

— Что⁈ — опешил я.

Не только Светлицкий пылал желанием хорошенько порасспросить Ибрагимова. Мне эта фигура тоже была крайне важна. А теперь ниточки снова ускользали. Я постарался выдохнуть и не пропустить ни слова из того, что еще скажет Горохов:

— Похоже, что его убили… Разберись там по горячим следам. Мы еще место происшествия отрабатываем. Как освободимся, тоже подскочим.

— Принял! Выезжаю.

Я положил трубку, стиснул зубы и еле сдержался, чтобы не выругаться. Но Светлицкий все же уловил в моем облике перемену настроения.

— Что-то случилось? — осведомился он.

— Ничего особенного, — улыбнулся я, пододвигая ему листочек с показаниями. — Рабочие моменты, так сказать. Подпишите здесь и можете быть свободны.

— Дайте угадаю… — прищурился Светлицкий. — Ибрагимова уже нет среди живых? Да?..

— Тело не трогать! — рявкнул я на санитаров, которые собирались увезти из палаты накрытого простыней Ибрагимова. — Будет произведен осмотр места происшествия и другие следственные действия.

Те прыснули по сторонам. Закивали и поспешили удалиться. Но я их тормознул на выходе и подвел к ППС-никам.

— Запишите их данные, — кивнув на санитаров, приказал я двум постовым возле палаты, которые должны были обеспечить безопасность задержанного.

Сержант кинулся исполнять распоряжение, а старшина вытянулся по струнке.

Я, схватив за рукав кителя, не слишком ласково отвел его в сторонку:

— Как же вы так прощелкали, старшина? Кто входил в палату?

— Никто не входил, — пробормотал милиционер, признав во мне старшего и без засветки ксивы. — Мы со скорой с ним прямо сюда проследовали.

— Какова причина смерти?

— Доктор сказал, что суицид.

— Чего? Какой к черту суицид⁈ — шипя сквозь зубы, чтобы не будоражить всю больницу, нависал я над сотрудником.

— Не знаю, — на всякий случай отступил на полшага старшина. — Я что услышал, то и пересказал вам.

— Ясно… Где доктор?

— Я здесь, — послышался за спиной голос человека в возрасте.

Я обернулся. Человек в белом халате и с профессорской, белесой от седины бородкой шел к нам.

— Ильин, — представился он. — Дежурный хирург. А вы…

— Петров, майор милиции. Что здесь произошло, товарищ Ильин? Почем у вас пациент умер?

— Сначала мы подумали, от ранения, — стал рассказывать врач и подошел к кровати с трупом, откинул простыню. — Видите, он истек кровью…

Ложе было залито кровью. Труп казался слишком уж белым, хотя умер Ибрагимов совсем недавно и должен был пока выглядеть как обыкновенный спящий человек, пусть и больной. Он лежал тихенький и дохленький. Глаза хоть и закрыты. Но я разглядел, что на лице посмертно застыла тревога.

— Никаких следов насильственной смерти? — вскинул я бровь. — От выстрела в ногу, знаете ли, не умирают.

— Если задета артерия, то можно погибнуть, — потряс бородкой врач, как будто упрекая меня в дилетантстве.

— А где его повязка? Почему раненая нога не перебинтована?

— Вот в этом-то и все дело. Кто-то сорвал с него повязку, и пациент просто-напросто умер от потери крови. А вот и сами бинты, лежат под кроватью.

Врач указал на гору окровавленных полосок марли.

— Как сорвал? Кто сорвал? — я обернулся и грозно зыркнул на постовых.

Те под тяжестью моего взгляда опустили глаза, а старшина снова пробормотал ту же фразу, как заезженную пластинку:

— Никто не заходил в палату. Мы всегда были рядом…

— Как же такое произошло, товарищ Ильин?

— Я думаю, что Ибрагимов сам снял бинты, чтобы покончить с собой. Вот, смотрите, — врач указал на вдавленные следы возле раны. — Похоже на гематомы от пальцев. Он соврал повязки и еще разбередил рану. Кровь запеклась, а похоже, что он ее выдавливал. У него и пальцы все в крови. Видите?

Он показал на руку погибшего.

— Вижу, но зачем он сорвал повязку?

— Тут ответ один. Чтобы умереть…

Я кивнул, хотя вопрос мой был совсем не про это. И скорее, спрашивал-то я самого себя — зачем Ибрагимову было прерывать свою жизнь, если там, на месте происшествия, он всё ныл, что скоро истечет кровью, и просил вызвать врача поскорее. Или потом взвесил все за и против и решил, что лучше уйти из этого мира самому? Почему? Боялся, что его пришьют свои же? Неужели так страшен этот новоявленный Туз? Или кто там его послал? Твою мать, теперь я этого не узнаю… По крайней мере, не от Ибрагимова.

— Вы уверены, что причина смерти — потеря крови? — поднял я взгляд на хирурга. — А не какое-нибудь отравление…

— Это мое предположение, достоверно будет установлено при вскрытии, сами понимаете. Но думаю, что я прав.

— Ясно, спасибо, доктор. Пока ничего тут не трогайте, сейчас прибудет следственная группа, мы сделаем осмотр и запишем ваши показания.

Я повернулся к постовым:

— Найдите работников скорой, кто привез сюда пациента. Тащите их сюда, мне поговорить с ними надо.

— Так они уехали, — пожал плечами старшина.

— Куда? — нахмурился я.

— На следующий вызов, наверное, — вступился за постового доктор.

— Ладно, — кивнул я. — Позже их опрошу.

— Скорее всего, это ничего не даст, — заверил хирург. — Когда раненого доставили сюда — на нем еще была повязка. И кстати… Нашли того, кто в него стрелял?

— Угу, — отстраненно кивнул я, прокручивая в голове всевозможные сценарии смерти Ибрагимова.

— Быстро сработали, — одобрительно закивал хирург.

— Ну так, — пожал я плечами. — Советская милиция по-другому не умеет… Скажите, доктор… А вы сами заходили к нему в палату?

— Нет, я только принял его в смотровой, осмотрел рану, наложил другую, временную повязку и пошел готовиться к операции. Вы что, товарищ майор? В чем-то меня подозреваете?

— Вы, я так понимаю, за старшего ночью?

— Да…

— Подготовьте, пожалуйста, список сегодняшних медработников, кто в смене. И распорядитесь никому не покидать учреждение.

— Вы думаете, его убили?

— Мы должны проверить все, чтобы исключить преступное деяние, — уклончиво ответил я.