— Вот как? — я забарабанил пальцами по столешнице. — Тогда, может, я помогу вам вспомнить? Я тут со статистикой немного вашей ознакомился.
— С какой статистикой? — приподнял брови собеседник.
— Со служебной… Сводки полистал, журналы в дежурке.
— И что не так?
Я повернулся лицом к своей части стола и теперь сидел к Лосеву боком.
— Вроде все хорошо, и раскрываемость на высоте. Управление ваше — лидер соцсоревнований. Но странное дело, регистрация преступлений у вас слишком, как бы это сказать, ровная, что ли. Без всплесков. Из квартала в квартал одна и та же картина. Даже в сравнении с прошлыми годами.
— Так ведь работаем… Раскрываем, стараемся…
— А может, вы не все регистрируете? — снова впился я взглядом в полковника.
— Ну, знаете ли, Андрей Григорьевич, у нас свои надзорные органы есть — Главк и прокуратура. Проверки регулярно у нас бывают по части регистрационной дисциплины.
— То местные проверяющие, — с нажимом произнёс я, — а то — я…
— Простите, а причем тут вы? Хотите, проверяйте. Только, извините меня, полномочий у вас таких не имеется. Вы же командированы по конкретному делу, вот и занимайтесь им.
— Наше дело общее — борьба с преступностью, — кинул я немного пафоса. — И если есть основания полагать, что имеются нарушения законности, то я не могу не вмешаться и не отреагировать. А что касается полномочий, то это вовсе не проблема. Запросим у Москвы соответствующее предписание, мол, поступил сигнал, что не все так гладко в отчетности и статистике органа. Имеются вопиющие нарушения в деятельности. Хотим, так сказать, проверить.
— Так не было никакого сигнала, — Лосев уже теребил форменный галстук на резинке, то оттягивал, то отпускал его.
— Будет сигнал, — улыбнулся я. — Не сомневайтесь. А потом запросы сделаем на предприятия, попросим сообщить их о фактах хищения социалистической собственности и других нарушениях, подпадающих под признаки преступного деяния. Думаю, нам они с удовольствием ответят. Почему? Потому что советские руководители — сознательные граждане. После проведем сверочку.
— Какую сверочку? — внезапно осипшим голосом переспросил Лосев.
Он заглянул в свою чашку, как будто ища спасение в чае, но та была уже пуста.
— С записями в книгах учета заявлений и сообщений о преступлениях. Дмитрий Ильич, — я сделал невинно-глуповатое лицо, какое бывает у персонажей Пьера Ришара, — вот только мне почему-то кажется, что там будут расхождения. И не маленькие.
Лосев сглотнул. Потер вспотевшие ладони о брючины форменных штанов.
— Ну, все не идеальны, Андрей Григорьевич, — уже миролюбиво продолжил он. — Может, дежурный пару раз что-то и забыл внести в регистрацию. Всякое бывает.
Уж мне ли не знать, как бывает. Такое «забыл» повсеместно встречалось и в милиции, и в полиции. Особенно в девяностые так лихо подбивали нужную статистику — заведомые незначительные глухари старались не регистрировать. Сам грешен. Это потом, уже в мое время, введут аудиозапись всех входящих звонков в дежурную часть, а в то время уровень суточной преступности в городе напрямую зависел от начальника дежурной смены и его помощников. Вовсе, как это можно подумать, не от их умелого оперативного реагирования, а от их умения скрывать некоторые неудобные заявления и сообщения от регистрации. Естественно, с подачи или же с прямого попустительства руководства.
Не мне их осуждать, время было такое, и спрашивали с личного состава в три шкуры, но сейчас, в относительно благополучном и стабильном СССР, такое вовсе не должно быть нормой.
— Всякое бывает, — кивнул я. — Но если обнаружится, что происходит это у вас систематически, то… тут уже выговором не обойдется, сами понимаете.
— Да что я могу? — вскинул руки полковник. — Я же не могу сидеть в дежурной части с каждым дежурным?
— У вас есть для этого рычаг воздействия. Прием-сдача дежурства. Суточный контроль. Не мне вас учить. Дежурный должен докладывать вам обо всех зарегистрированных происшествиях, а о тяжких — незамедлительно.
— Так и делаем, — с надеждой закивал начальник милиции.
— Замечательно, значит, вам нечего опасаться, если я инициирую проверку в вашем УВД. Так?
— Не надо никакой проверки, Андрей Григорьевич, — Лосев заискивающе улыбнулся.
— Хочется с вами согласиться, мне тоже недосуг в цифиры зарываться. Что ж, тогда давайте вернемся к нашему разговору про Парамонова?
Дмитрий Ильич медленно кивнул, и я продолжил, как будто и не было сейчас никакого с моей стороны давления.
— Есть сведения, что он занимался не вполне законным производством швейных изделий. Изготавливал из излишков сырья продукцию сверх нормы, на том же самом оборудовании и в тех же самых цехах. Не исключаю, что рабочие даже не знали, что шьют сверхплановую продукцию.
— Сейчас такого нет, — неуверенно заявил Лосев.
— А раньше?
— Был грешок, — понизил голос полковник. — В свое время фабрикой Светлицкий занимался, когда работал оперуполномоченным ОБХСС.
— Светлицкий⁈ Хм… Интересно. И что же он накопал?
— Нам оттуда прозрачно намекнули, чтобы не лезли мы в это дело, — полковник многозначительно ткнул пальцем в потолок.
— Из области?
— Берите выше. Вы поймите, Андрей Григорьевич, я человек маленький. Поступила команда не трогать Парамонова, мы и не лезли.
Я снова постучал по столу, но совсем легонько, просто от собственных размышлений.
— Что же он такого сделал, что за него Москва вступилась?
— Его продукция не только в область шла. По всему Союзу распространялась.
— Я так понимаю, что не всегда это была учтёнка?
— Я не знаю… Работал человек и работал. И жил, заметьте, скромно. Может, и вовсе и не было у него нетрудовых доходов, не в подушку же он их зашивал. А вообще говорят, что пускал заработанное на развитие производства. Станки заграничные покупал, рабочим премии выписывал.
Хочется верить, что Парамонов светлой души цеховик, но я не вчера родился, поэтому особо в такие россказни не верил, хотя не исключаю, что директор швейной фабрики мог некоторую часть нетрудовой прибыли действительно пускать на развитие производства.
— Спасибо за содержательную беседу, Дмитрий Ильич, — кивнул я полковнику и встал из-за стола.
— До свидания, Андрей Григорьевич, — тот тоже встал и протянул мне руку.
— И проконтролируйте всё-таки учет заявлений и сообщений в дежурной части, не нравится мне ваша ровная статистика…
— Сделаем.
— И нам нужна служебная машина.
— Свободных нет, но вы можете взять мою с водителем, пока не подыщем вам.
— Замечательно… — я уже почти вышел из кабинета, но остановился и применил приёмчик старины Коломбо, который, вот так уходя после беседы, вдруг будто бы о чем-то неожиданно вспоминал и начинал снова спрашивать оппонента, когда тот уже расслабился. — Вот еще, Дмитрий Ильич, на днях администратор гостиницы «Север», гражданка Приходько Елена Петровна, пропала. Ее как без вести пропавшую заявили. Не нашли?
— Нет пока, — пожал плечами полковник. — Дело в прокуратуре возбудили.
— Жалко просто, — чуть улыбнулся я. — Хорошая женщина, приветливая. Я в той гостинице проживаю. Где она работала.
— Найдем, Андрей Григорьевич, не беспокойтесь, обязательно найдем. Как показывает практика, девяносто процентов всех пропавших находятся в течение первых нескольких суток. Загуляла, может, бабенка, или уехала куда.
— Может, — я прищурил один глаз, как Питер Фальк, серого мятого плаща только мне не хватало, — вот что интересно, незадолго до того, как исчезнуть, она ведь к вам приходила? На личный прием?
— Ко мне? — полковник потер мясистый нос. — Не припоминаю…
— А вы вспомните, такая с кудряшками рыжеватыми. Нос как у цапли. Длинный.
— Ко мне много граждан на прием приходят, — мотал головой Лосев.
— Она вам еще про книгу Светлицкого что-то рассказывала, вроде.
— Вот хоть убейте, не помню, Андрей Григорьевич. Про книги этого Светлицкого каждый второй в городе судачит, — пошел в отказ полковник. — Может, она что-то напутала?