— Не хоромы, — оправдывался Стариков, чуть опустив глаза, – но чем богаты. Если не устраивает, можете мой кабинет занять. А я в этом могу разместиться.

Это он договорил совсем уж грустно, но не сопротивляясь печальной судьбе.

— Нет, спасибо, — уже смягчился Горохов. — Нормальное рабочее место так и должно выглядеть. Ничего лишнего. Ничто не мешает, ничто не отвлекает. Только вид из окна какой-то сомнительный. Это что там? Огород, что ли?

— Так точно, но у нас все согласовано. Гаражей под технику у нас своих нет, ставим ее в боксах дорожного управления минтрансстроя. А тут, чтобы земля не пустовала, облагородили территорию, так сказать.

— Ваше дело, – отмахнулся Горохов. – Проверки часто к вам заглядывают?

— Не часто… В прошлый раз лет десять назад была. Я сам с отчетами в Главк езжу. И получаю за раскрываемость на совещаниях тоже там. Без отрыва от производства, так сказать.

— Насчет транспорта, — Горохов вопросительно посмотрел на начальника РОВД. — Я так понял, что машина у вас одна?

— Она в вашем распоряжении, — поспешил заверить майор. — Вам Тарасенко как водитель нужен или сами справитесь?

— Справимся, — кивнул Горохов. — У нас все водить умеют почти как профессиональные шоферы. Алексей, прадва не особо, но подтянет навык.

— Как это не особо? — вдруг заявил Катков. — Что вы меня со счетов списываете? У меня стаж водительский, между прочим, двадцать лет.

— Да? — вскинул брови следователь. — Вот бы не подумал...

— Права у меня давно, просто, — пожал плечами Катков. — В УПК в школе еще отучился. В семнадцать лет их получил, но управлять можно было только с восемнадцати. Лежали без дела.

— А сейчас что? Не лежат?

— И сейчас лежат, — вздохнул Катков. — С милицейской зарплатой даже на Москвич не накопишь. Он почти пять тысяч стоит. Да еще на очереди стоять надо. Вот и лежат корочки.

— Ну ты с собой-то их, надеюсь, взял?

— Конечно, они всегда при мне. Вот, могу показать…

— Отлично, — Горохов повернулся к майору. — Я вас больше не задерживаю, а Ревягину передайте привет от меня.

— Так вы сами ему сможете передать. Он сюда скоро приедет. Приказал мне позвонить, как вы устроитесь. Вот сейчас пойду наберу Евгения Сергеевича. Сообщу, что все в порядке.

— Замечательно! — улыбнулся Горохов, но как-то без радости, вроде уголки рта приподнялись, а во взгляде лед. — С нетерпением буду ждать старого друга.

— Так вы с ним друзья? — Стариков аж замер в проходе вполоборота, оглянувшись на следователя.

— Еще какие, — процедил Горохов, и, видя, что Стариков стоит и не уходит, словно ждет продолжения истории, недовольно добавил. — Иди, майор, работай. Нам тут планерку провести надо. Дела, понимаешь…

***

Тук-тук! — кто-то по хозяйски забарабанил в дверь нашего “нового” кабинета. Горохов даже не успел крикнуть “войдите”, как посетитель, не дожидаясь, распахнул дверь и шагнул внутрь. Полковник с довольной и холеной, как у персонажей Бурунова, мордой (даже лысина по форме оказалась такая же, и глаза с той же придурковатой хитрецой). Снял форменную шапку и по-хозяйски водрузил ее на крюк вешалки. С облегчением расстегнул шинель, что раздулась в районе талии и никак не хотела вмещать в себя живот.

— Здравия желаю, Горох! — полкан, не церемонясь, протянул руку.

Его широкая улыбка вроде не отсвечивала сарказмом или другим подвохом, но было в ней что-то фальшивое. Как у Бармалея, который любит маленьких детей.

— Горох в институте остался, — пробурчал следователь, — а сейчас я для тебя Никита Егорович.

— Да ладно, ты же сам меня всегда Ревуном называл. Почему? От фамилии Ревягин? А сейчас, я смотрю, повзрослел. Виски седые, морда со сковороду размером. Шея в ворот рубахи не вмещается.

— Ты по делу или уже уходишь? — процедил Горохов.

— По делу, конечно. Вот, приехал лично узнать, как устроились коллеги из Москвы. Всего ли им хватает.

— Плохо устроились, аукнется это тебе еще, Евгений Сергеевич. Мы здесь не в бирюльки приехали играть. Ты нас в здании ГУВД должен был разместить, чтобы и доступ к архивам и к канцелярии области был сразу, и техникой нормальной обеспечить. Или распоряжение с министерства до тебя не дошло?

— Дошло… Вот только что я помогу поделать, Никита Егорович, — теперь полкан улыбался, не скрывая злорадство. — Ремонт у нас в здании приключился, представляешь? Сами как сардины в масле в кабинеты понабились. А технику я тебе выделил. Стариков доложил, что единственная легковушка из его РОВД тебе передана. Так?

— А почему сразу не велосипед нам предоставил? Корыто подсунул.

— Ну ты, Никита Егорович, просто зажрался в своей Москве, – развел местный зам руками. – У нас в области так-то с машинами негусто. Гаишники на “Уралах” с коляской даже зимой ездят. А некоторые на своих личных “Москвичах” в патруль выходят. А если кабинет в Главке тебе нужен, то не переживай. Переселим вас после ремонта. Там делов на месяц осталось. Ты же, надеюсь, надолго прилетел? — последний вопрос был задан с издевкой.

— Ненадолго, — Горохов перешел в наступление. — Раскроем преступления, что твои малохольные подчиненные осилить не смогли, и домой. Неделя, максимум – две.

— Ну-ну, — прищурился полкан, хитро потирая маслянистый подбородок. — Посмотрим…

Казалось, что если бы не наше присутствие, то старые соперники непременно бросились бы прямо сейчас биться об заклад на эту тему. Но при нас сдержались.

— А ты, Никита, все по Союзу мотаешься? Никак не осядешь?

— Работаю, в отличие от некоторых.

— Слышал, как в Хакасии дело размотали, — кивнул Ревягин. — Что ж, это твое… Надо же кому-то черную работу выполнять и за областями задницы подтирать.

Никита Егорович заиграл желваками на челюсти.

— Зато ты, смотрю, как был всегда карьеристом, так и остался. Начальника Главка, наверное, подсидел, что тот на пенсию засобирался? Теперь попрешь.

Полкан и Горохов еще какое-то время позыркали друг на друга враждебными взглядами, пообменивались колкостями и разошлись. Ревягин вышел из кабинета, а Горохов стал ходить взад-вперед возле окон, выкуривая уже вторую сигарету.

— Никита Егорович, — осторожно спросила Света. — Что между вами произошло? Он ваш однокурсник, как мы поняли.

— Это самый подлый человек, Светлана Валерьевна, — неожиданно выдал Горохов. — Чувствую, хлебнем мы еще от него пакостей. Не знал, что он в Волгограде. Он из своего Саратова долго не вылезал. Какого черта его сюда занесло? Гляди-ка! За начальника Главка сейчас. А был балбес балбесом, — Горохов скривился и тихо добавил. — Как, впрочем, и я в молодости.

***

Вечером я отправился на Главпочтамт, чтобы созвониться с Соней и родителями. После больничного с пневмонией пришлось их клятвенно заверить, что отзваниваться буду как минимум каждые три дня и, само собой, еще в день прилета в новый город.

В РОВД, где нас “поселили”, телефонов с выходом на межгород (не считая дежурной части) не оказалось.

Я подошел к вырезку в окошке в просторном зале переговорного пункта. Естественно, там была небольшая очередь. Очередей в СССР много. Но самые живучие (а на почте они такие и есть) доберутся и до наших дней.

Пока передвигался в веренице людей, глазел по сторонам. На стенах плакаты. На одном девочка в школьной форме и пионерском галстуке радостно размахивает запечатанными конвертами, оклеенными марками. Внизу надпись: “У меня друзья повсюду!”

На другом плакате мужик в картузе и сапогах мчится на мотоцикле с коляской. Только как у него фуражка не слетает? Вверху надпись: “Express СССР”, внизу: “Доставку нужно сделать срочно! Доверься самой лучшей почте!”

Между яркими плакатами затесалась невзрачная серая бумажка с набитым на печатной машинке текстом . Внизу подпись и печать. Я пригляделся. Это оказалась местная инструкция о действиях работников почты в случае возникновения пожара. Диспозиция инструкции гласила: