— Убирайте его! — махнул я кинологу. — Следующего будем пробовать!

Парень вздохнул с облегчением, что больше не надо позориться на людях, и поспешил утащить питомца в сторону вольера.

— Черт! — Горохов закурил.

Он предусмотрительно сделал несколько шагов назад, чтобы дымом не “сорить” и нюх собачкам не сбивать, и оказался у меня за спиной:

— Ничего не выходит… Все зря, получается?

— Терпение, Никита Егорович, — успокоил его я. — Собаки для таких дел не надрессированы, это для них в новинку. И потом, вы же видите, нам почему-то подсунули не самых покладистых барбосов. Им вообще пофиг на кинологов – то есть, простите, безразлично. Надеюсь, здесь не все собаки такие невоспитанные.

— Какой хозяин, такой и пес, — буркнул Горохов.

— Согласен. Посмотрим, как дальше дело пойдет. Уверен, найдутся здесь хорошие ищейки и поймут, что нам от них надо.

Я махнул рукой, и пошел третий пес. Уже не молодой, с седой мордой. Его не интересовали ни камушки, ни новые люди, что столпились впереди. Он многое повидал в этой жизни и теперь хотел от нее лишь хорошей кормежки и теплого вольера. Чтобы люди побыстрее от него отвязались, пес послушно понюхал предложенную мной толстовку и, сообразив, чего от него хотят, неспешно подошел к разложенным вещам. Принюхивался к каждой куртке и планомерно переходил к следующей. Все замерли. Горохов даже сопеть перестал и осторожно подошел поближе. На цыпочках, будто боялся спугнуть собаку.

Пес, наконец, дошел до куртки Зинченко, понюхал ее и уже было побрел дальше, но остановился и замер на секунду. Постоял, подняв лапу, развернулся и взял куртку в зубы. Есть!

— Обратите внимание, товарищи понятые! Собака выбрала предмет! — я подошел к псу и взял из его пасти куртку. Вытащил из ее кармана клочок бумажки и показал его присутствующим. На обрывке химическим карандашом крупными печатными буквами выведено: “ЗИНЧЕНКО Е.С.”

— Витя, ты заснял? — повернулся я к криминалисту, почему-то державшему камеру не у глаза.

— Нет, — развел руками тот. — Я думал, опять собака куртку метить будет, и не стал снимать. У нас так пленки на всех гадящих не хватит.

— Это ты явно зря, мы же не в кино и по заказу сцену еще раз не провернем! В следующий раз снимай все подряд. Потом, если что, вырежем, а пленку надо было запасную взять…

Витя хмуро кивнул на мою отповедь, а мы продолжили. Четвертая собачка оказалась немного пугливой. Мне пришлось дать ей кусочек сухарика, что вручил мне кинолог, чтобы она безбоязненно подошла хотя бы к толстовке.

Собака прижала уши и все-таки понюхала кофту, а затем послушно поплелась за кинологом к вещам. При слове “ищи” она покорно припала мордой к земле и обошла вещи два раза по кругу. На третий раз все-таки остановилась возле куртки болотного цвета. В зубы брать побоялась, но демонстративно уселась возле нее и пару раз негромко гавкнула. Это тоже знак, что она выбрала именно этот предмет.

— Товарищи понятые! — на душе у меня становилось все радостнее, — обратите внимание, собака указывает своей посадкой на выбранную ею вещь.

Я подошел и еще раз вытащил из кармана записку, показав ее уже на камеру. Присутствующие одобрительно загудели. Горохов даже разулыбался и энергично полировал взмокший лоб носовым платком. Он молчал, суеверно боясь нарушить счастливый ход событий, как-то незаметно полностью предоставив руководство экспериментом мне.

Я дал отмашку, и пошла следующая собака. А потом еще одна. Все они сработали четко и выбрали куртку Зинченко. После чего я решил больше не испытывать судьбу и во избежание возможных казусов объявил об успешном завершении эксперимента. Четыре собачки подряд указали на вещь, принадлежащую подозреваемому.

В современной экспертизе запаховых следов, насколько я помню, используются три собаки. Так что у нас получилось даже с запасом – прекрасно для первопроходцев.

***

— Товарищи, — на следующий день Горохов начал планерку как-то торжественно. — У меня две новости, хорошая и обычная. Начну с хорошей. Предложенный Андреем Григорьевичем эксперимент с собаками удался. Пленку вчера экстренно проявили и показали местной прокуратуре. Та готова поддержать обвинение против Зинченко-младшего в суде. Сегодня я официально предъявлю подозреваемому обвинение, и дело из нераскрытого превратится в светлое. Я вас поздравляю и благодарю за самоотверженный труд. Два месяца вы работали почти без выходных. Я буду ходатайствовать перед Москвой о вашем поощрении. Кроме того, мое руководство и руководство МВД СССР заинтересовалось нашим новым методом. Они запросили копию пленки с эксперимента. Сегодня переснимем и отправим. Возможно, в скором времени товарищ Петров Андрей Григорьевич станет основоположником нового вида судебных экспертиз. Назвал он ее одуроническая.

— Разрешите, Никита Егорович? — вмешался я. — Я хотел бы уточнить по поводу названия. Не одуроническая, а одорологическая.

— Спасибо, Петров, хотя я разницы не вижу, но пусть будет так. В Москве в служебном питомнике Петровки, 38 решили опробовать новый метод. Если он себя оправдывает и найдет под собой научное обоснование, то представляете, товарищи, какие это даст возможности и перспективы для современной криминалистики? Это получается, любой окурок, пятнышко крови, орудие взлома или перчатку, что оставил преступник на месте преступления, мы сможем привязать к конкретному человеку. Сможем изобличить жулика методом криминалистической идентификации, так сказать.

И Горохов был совершенно прав. В это время с биологическими следами была беда. Такие информативные улики оставались без должного внимания со стороны судебных экспертиз. До эпохи криминалистической ДНК еще далеко. Почему бы пока не заменить ее собаками?

В Москве не дураки сидят, выгоду тоже прочувствовать должны. Кроме дополнительного инструмента для раскрытия преступлений, развитие такого направления даст возможность увеличить штат в НИИ МВД и экспертных подразделениях, плюс на ниве этой — диссертаций можно гору наклепать. Опять же отрапортовать, что опыт передовой внедрили по всему Союзу. Для министерства одни плюсы.

Это потом ДНК потеснит собак и не даст развиться одорологии в полной мере. Представители от каждого из этих видов экспертиз будут с пеной у рта доказывать состоятельность именно своего метода. ДНК, конечно, круче, но собачий метод имеет право на жизнь.

Помню случай из своей практики, когда педофил увез девочку на автомобиле. Его задержали, но доказать ничего не могли. ДНК девочки на сиденье не нашли. Не остается клеточный материал при контакте через одежду. А запах остается. Вырезали обшивку сиденья с автомобиля задержанного, и экспертиза показала наличие запаха потерпевшей на нем. Так и заехал педофил на нары, жизнь в тюрьме ему уготована была долгая и несчастная. Не любят зэки таких осужденных.

— А вторая какая новость, Никита Егорович? — спросил один из оперов.

— Преступник пойман, и наша следственно-оперативная группа почти вся распускается до особого распоряжения. Временно. Пока дело уйдет в суд. А потом окончательно. Надеюсь, что так все и будет.

— Почти вся? А кто остается? — с надеждой спросил оперативник, видно было, что ему очень хотелось попасть в этот элитный усеченный состав группы.

— Для работы с подозреваемым и для выполнения возможных поручений по следственным мероприятиям в группе остается Андрей Григорьевич, и еще мне нужен один из сотрудников уголовного розыска. Ну, и Светлана Валерьевна, естественно, остается работать со мной.

Оперативник уже раскрыл рот, хотел, наверное, предложить себя, но я его опередил:

— Никита Егорович, разрешите предложить вам кандидатуру Погодина Федора Сергеевича? Мы с ним как-то уже сработались. Под мою ответственность.

— Это тот, что в госпитале с сотрясением мозга прохлаждается?

— Да.

— Это, которого преступник стулом огрел, а он даже не выстрелил?