Но человек — существо трусливое. Первым под пули никто не желает лезть. Может, кто-то из них и считал про себя расход патронов. Видели, что у меня в руке обычный ПМ, восьмизарядный. Один — в воздух, второй — в землю. Осталось шесть. Но если нападут, то кому-то достанется пуля, например, в живот, и повезет ещё, кому в колено. И никто не хочет быть тем самым первым или везучим.

— Сейчас вы садитесь на свои драндулеты, — произнёс я ровно, — и сваливаете в закат… Считаю до трех. Кто не сядет на свой мотоцикл — тот останется в лесу. С дыркой в бензобаке. Или в животе. Это как получится.

В ответ сопение, зырканье гневных взглядов.

— Раз… Два…

На «три» я уже навёл ствол на бензобак ближайшего «Урала».

— Всё-всё, дядя! Не шуми! — поднял руки один из них. — Уходим мы, уходим!

Началась суета. Главаря подняли. Портвейн разлился, кто-то опрокинул банку с тушёнкой. Моторы захрипели, фары замигали. Никто даже не спорил. Вскочили на мотоциклы и, буксуя на влажной траве, унеслись в лес. На несколько секунд шум поднялся такой, что казалось, в лесу снова началась война. А потом все стихло.

Орлов подошёл ближе, посмотрел им вслед.

— Отпустил? — спросил он, не осуждающе, просто с интересом. — А если они что-то видели?

— Не видели, — бросил я, не убирая пистолета. — Если б видели, так не сидели бы беспечно, не пинали пацана. И судя по остывшим углям, геолог уже больше суток как пропал, а эти тут явно недавно, даже трех бутылок портвешка не выжрали. Но в «записную книжку» своего мозга я номера их мотоциклов вбил. Если понадобится — найдём потом, допросим каждого. А сейчас — у нас другой свидетель на земле валяется. Вот с ним и поговорим.

Я кивнул Орлову на него и подошёл. Парень лежал у дерева, обняв колени. Куртка рваная, лицо в грязи и ссадинах. Шея — вся в багровых пятнах. Лица я его не видел, он упорно на нас не смотрел, отворачивался, будто боялся или еще что-то. Я присел, взял его за плечо:

— Вставай, дружище… Ты кто?

Он поднял голову. Лицо перекошено. Глаза водянистые, глуповатые. Узнал меня — и вдруг всхлипнул:

— Д-дядь Андр… А-Андрей…

— Гриша?.. — воскликнул я. — Твою ж…

Это был он. Лазовский-младший. Мальчишка-дурачок, грязный, побитый, с рассечённой губой и взлохмаченными волосами. Весь дрожал.

— Ты чё тут, а? Опять, что ли, из дома сбежал? Ну…

— Я… я гулял, — пробормотал он, с трудом ворочая языком. — Я пошёл, а там… там дяди. Много дядей. Они… они пить дали мне. А я не пью, мне мама не велит. А они — бах! — в грудь. Потом — по лицу. Я упал, а они ногой, ногой…

Он завсхлипывал — обиды и удивления скопилось много.

— Всё, всё, спокойно, — я потрепал его по плечу. — Живой? Кости целы?

Он кивнул.

— Голову не кружит?

— Не… Только ва-ва…

Я помог ему встать. Он шатался. Орлов подхватил парня с другой стороны, взял под локоть.

— Поехали, Гриша. Домой. Тебя ждут там — опять, наверное, отец пошел в милицию заявление о пропаже сына писать. А ты… Эх, Гриня, Гриня.

Он кивнул и прошептал:

— Мне мамка скажет… не ходи один… а я опять пошёл…

— Скажет, скажет, — кивнул я. — Но ты же теперь не один. Мы с тобой.

Я уже собрался вести Гришу к «Волге», к автомобилю Орлова. На ходу бросил:

— Где у тебя машина?

Орлов кивнул куда-то в темноту, за ельник:

— Там, дальше… За просекой. Спрятал, чтоб не бросалась в глаза.

Я собирался шагать, но взгляд невольно зацепился за боковой карман Гришиной куртки — старой, с затёртыми локтями. Из кармана выпирало что-то плотное, квадратное. Не платок. И не камень. Что-то, что он явно пытался спрятать.

— Гриш, — спокойно сказал я. — Что у тебя там? Книжка?

Он не ответил. Только съёжился, руки прижал к куртке в районе кармана, взгляд отвёл. Всё лицо перекосилось — не каприз, не испуг, а что-то вроде злости, упрямства. Секунда — и он стал другим. Никакой тебе дурашливости.

Я бы и не стал копать и проверять его карманы — ну мало ли что. Но реакция у него была на этот простой вопрос слишком острая. Учитывая, что я уже не впервые нахожу его в ночном лесу, и всё время он будто бы ни при чём, хотелось понять, к чему эта настороженность. И что он тут вообще всё время делает. По логике — случайный, безобидный человек. Но…

— Покажи, — сказал я. Спокойно, но твёрдо. — Гляну и отдам. Если твоё — никто не заберёт.

Гриша мотнул головой.

— Нет… нельзя… это моё… нельзя…

— Ну-ка, Григорий… — я положил руку ему на плечо. — Ты ж меня знаешь. Я ведь не враг. Просто покажи.

Он сжал губы, опустил голову, в плечи ее чуть ли не вдавил.

— Ты с ним долго, что ли, будешь, а? — вдруг раздражённо буркнул Орлов, шагнул вперёд из-под плеча Гриши и, резко дёрнув его за руку, полез к карману.

— Моё! — крикнул полоумный и вцепился зубами в Орлова, в руку.

— Ай! — вскрикнул и отскочил тот, схватившись за плечо. — Ты видел? Он меня укусил!

— Видел, — кивнул я. — Не надо было так наседать…

Но было поздно.

Гриша, как заяц с проснувшимся инстинктом самосохранения, рванул с места. Пятки засверкали — и уже метрах в десяти. Шорох, хруст веток, и всё — нет его.

— Гриша! Стой! — крикнул я и кинулся вслед.

— Да чтоб тебя! — прорычал Орлов и побежал за мной.

Мы неслись сквозь тёмный ельник, продираясь через ветки, скользя по корням. Только шум впереди говорил, что он всё ещё недалеко. Но долго ли он сможет так нестись? И главное — что он так охранял в своём кармане?..

Колючий лапник бил по лицу, цеплял рукава, одежду. Под ногами проскакивали кочки, иногда ботинки проваливались в покрывале мха, вязли. Я плевался про себя, проклиная всё: кусты, туфли, неприспособленные для бега, и уж тем более по пересеченной местности, и проклятые брюки, которые липли к ногам, вязали шаг.

— Вот тебе и дурак, — пробормотал я. — Бежит, как комсомолец на зарядку…

А он и правда летел по лесу так, будто вырос тут. Проскакивал между деревьями, перепрыгивал через поваленные стволы, ни разу не сбился. Для слабоумного слишком уверенно. Хотя ведь он давно тут шастает, каждую тропку, каждый кусток знает.

Позади тяжело дышал Орлов. Потом где-то оступился, зацепился — и стих.

— Всё, Григорьевич… догоняй сам… — сипло донеслось сзади.

Я не обернулся. Если не улетел ни в какую яму, а просто сдохла дыхалка, нет сил — то сам разберётся. Не до того.

Впереди мелькнула тень. Гриша. Вильнул в сторону, нырнул в кусты — и тишина. Ни шороха, ни треска. Притаился.

«Умный…» — подумал я. — «Понял, что на ходу не уйдёт — решил затаиться. Так не каждый сообразит. А он — смог. Не так прост».

Я замедлил шаг. Пошёл тише, вглядываясь в темноту. Продвигался наугад — на нюх, на ощущение. Под ногами всё хрустели веточки — раздражали и не давали прислушаться.

— Гриша, — сказал я громко, спокойно. — Слышишь? У меня для тебя кое-что есть.

Залез в карман, достал карамель, пошуршал фантиком.

— Конфета. Смотри, мы тебя не обижаем. Те дядьки — плохие. У-ух, какие! Пинали тебя, да? Но мы их прогнали. А ты от нас зачем сбежал? Просто покажи, что прятал — и всё.

Молчание.

Я сменил тон:

— Ну и сиди… Мало ли кто в лесу ходит. Может, волк выйдет. Некогда мне тут с тобой возиться, не хочешь, чтобы я помог добраться до дома, оставайся в чаще. Сам виноват, ага!.. Я пошёл, устал уже.

Повернулся и зашагал прочь, стараясь поначалу топать громче, а потом все тише и тише. Насчитал двадцать шагов, сел за дерево, затаился. Застыл. Даже дышать стал реже.

Минута — и сработало. В кустах шорох. Осторожный он. Прополз, поднялся, отряхнулся. Двигался уже не как забитый: спина ровная, шаг уверенный.

«Да уж… не скажешь, что идиот. Хотя справки есть, лечили. Лазовские — порядочные, скрывать ничего не стали. Но…»

Я встал. Пошёл за ним тихо, шаг в шаг. Уже почти догнал. Хотел схватить за ворот — как вдруг из-за дерева прямо вперед Гриши выскочил Орлов и со всей силы зарядил ему в челюсть.