Я молчал. Что-то не сходилось. А майор пошевелился.

— Один шаг в сторону — и стреляю, — сказал я негромко. — Ты же помнишь?

Орлов кивнул. Без слов. И сразу было видно: понял, что не шучу.

— Ладно, допустим, — сказал я, не опуская пистолета и раздумывая. — Допустим, я тебе поверил, Борислав Гордеевич. И, допустим, ты действительно не узнал меня… Но скажи мне честно: ты видел, как озеро чернело? Только что…

Орлов прищурился.

— Ха! В каком смысле — чернело?

— В прямом, бляха-муха! Почернело. Как в байках городских местные судачили.

Он повернулся, посмотрел на воду.

— Сейчас темно. Обычная вода. Да, густая, тёмная — но ведь ночь же.

Я тоже повернулся к озеру. И похолодел.

Сейчас оно было обычным. Тёмная, будто маслянистая гладь, как и должна быть в такую ночь. Никакой черноты, никакой потусторонней глубины, никакого провала в ад. Просто вода и вода, какая и может быть в ночном лесу.

— Твою мать, — пробормотал я. — Этого не может быть…

Орлов посмотрел на меня с непониманием.

— Что не так, Петров? — спросил он. — Показалось? Бывает… Ты же только что по голове получил.

— Я точно видел, — отрезал я. — Оно было чёрное. Как мазут. Я это видел, как сейчас вижу тебя. Оно прямо на глазах темнело, как будто кто-то тушь в него вылил.

Он молчал. Потом, неуверенно и с некоторой иронией, добавил:

— Не в обиду, Григорич, но знаешь… э-э… психи, говорят, тоже всегда уверены, что они нормальные.

Я усмехнулся без веселья.

— Ну да, есть такое… Но не про меня. У меня жена — криминальный психолог. Уж она бы давно раскусила, если бы я поехал крышей.

— Тогда, может, и правда… — Орлов глянул на воду. — Что-то было.

Сказал это, будто просто хотел подбодрить меня, а не потому, что вдруг поверил.

— Не «что-то». Оно чернело, сука, на моих глазах. Я видел. А теперь — ничего. Как будто не со мной было. Странно…

Я смотрел на озеро, но внутри уже клокотало другое: злость. Смешанная с непонятной тревогой от неизвестности. Если это был не бред, то что тогда?

Орлов полез во внутренний карман пиджака, достал сложенный вчетверо лист.

— Вот, смотри, — протянул. — То, что успел собрать. Пока местные дурака валяли. Может, пригодится.

Я развернул лист. Обычная писчая бумага, записи шариковой ручкой. Несколько дат, фамилии, какие-то пометки, стрелки.

— Это что?

— Записи. Периоды, когда озеро якобы чернело. Совпадают с пропажами людей. Свидетели есть, но не по всем эпизодам. Я с ними говорил.

Я вчитался.

— Угу. Почти то же всё, что у меня. Только у меня есть и третья колонка. Материалы, по которым так и не были заведены дела.

Орлов проникновенно кивнул.

— Вот видишь! Одно дело делаем, а ты не доверяешь мне, Григорич. А нас обоих ведёт одно и то же. Одна ниточка. Только местные этого не хотят. Ни милиция, ни прокуратура. В чем-то замазаны.

— А ты? Ты-то тоже местный, — усмехнулся, вспомнив, что майор — руководитель подразделения КГБ, дислоцированного в Нижнем Лессовске.

— Я — другое… Наша организация всегда особняком держалась, всегда за правду была.

— Прям уж всегда? — может, в темноте и не видно было, как я вздернул бровь, но по тону всё должно быть вполне понятно.

Он посмотрел прямо.

— Я по закону всё делаю… Как и ты…

Я ещё раз внимательно окинул взглядом коллегу. Тот стоял спокойно, не ёрзал, не отводил глаза. Усталый, потный, с веткой в волосах — выглядел так, как и должен был выглядеть человек, который шёл по бурелому, а не сидел в засаде с чётким планом. И всё же напряжение между нами пока никуда не делось. Не привык я вот так сразу менять свое мнение. Присмотрюсь к майору, а дальше видно будет.

— Ладно, — проговорил я. — Проверим твою версию насчет местных. Признаться, она у меня тоже вырисовывается уже с самого первого дня пребывания в вашем мутном городке. Но пока ты — под моим контролем. И будем делать то, что я скажу. Если что, я и пальнуть могу, так что без глупостей.

— Никогда чекист не выполнял приказы МВД-шников, — хмыкнул он, но без злобы, а как бы раздумывая.

— Значит, ты будешь первым.

Он кивнул, будто этого и ждал, но тут же добавил:

— Договорились… Но если я что-то накопаю вперед тебя… что-то важное для нашего общего дела, то я буду старший. По рукам?

— А давай! — прищурился я и с размахом хлопнул его по ладони, мы пожали друг другу руки, скрепили спор-договор. — А теперь надо осмотреть место происшествия более детально.

Мы подошли к палатке. Я приподнял полог, посветил внутрь. Спальник смят, будто исследователь выскакивал в панике. Рюкзак — распахнут, содержимое вывалено частично наружу: консервы, коробка со стеклянными пробирками, какие-то мешочки с пористой породой. Мельников работал здесь не для проформы. Он копал, искал, собирал.

— Помоги, — сказал я Орлову и сам начал разгребать.

Возле рюкзака валялась толстая записная книжка. Потёртая, крашеная под кожу, на пружине. Блокнот в модной обложке. Явно импортный.

Я развернул фонарь, подсел, раскрыл. Пошли записи. Мелкий, частый почерк — без полей, как у человека, который привык работать в полевых условиях. Несколько страниц — схемы, цифры, химические формулы.

— Геохимия, — произнёс я, почесывая затылок. — Он по аномалиям работал. Я в этих формулах не копенгаген. Вот что всё это значит, скажи? У вас там есть в области выход на химиков — или кто такое умеет читать?

— Я — немного, — ответил Орлов.

— Чего? — мои брови встали домиком, ведь совсем недавно, он утверждал, что не разбирается ученых и их степенях.

— Тут не формулы, тут расчёты концентраций, — хмурился новоявленный напарник. — Кремний, бор, фтор… Тут он фиксировал, что в воде превышены показатели по отдельным химическим элементам. Вот, смотри — «Si — 6.1 мг/л, Fe — нестабильно, выбросы неравномерные, фон колеблется». А здесь — «РН провален в сторону кислотности. Органика? Нет, не может быть».

— Я все равно нихрена не понял… А ты откуда в химии разбираешься? А? Вас этому учат в школе КГБ? Хе.

— Не все комитетчики одинаковые, — улыбнулся Орлов с хитринкой в глазах. — Я ведь по образованию… а впрочем, неважно. Давай, листай, что там дальше…

Мы перелистнули ещё пару страниц. Все исписаны, по полям — каракули, стрелки, вопросы.

— Он что-то нашёл, — сказал я, ощущая, как внутри снова поднимается то чувство, которое накатывает на сыщика, когда он в шаге от ответа.

И тут — последняя страница.

Посреди листа — жирные, давленные строчки:

«Кажется, я разгадал тайну Чёрного озера»

Ниже:

«Все подробности — в моём диктофоне»

Мы с Орловым переглянулись.

— Видел здесь где-нибудь диктофон? — спросил он.

— Нет, — покачал я головой. — Ни в спальнике, ни в рюкзаке. Может, выпал?

— Или забрали. Те, кто его пугал… или кто за ним пришёл.

— Твою маковку, Гордеич, ищи диктофон, чую, в нем вся разгадка… Это шутка такая маленькая с динамиком, как радиоприемник, только маленький и с кассетой.

— Думаешь, я не знаю, что такое диктофон? — проворчал Борислав.

— Ну а вдруг? — пожал я плечами. — Позарез нужна кассета учёного. Эх… куда же она завалилась?

Я поднялся и выбрался наружу. Осветил пространство вокруг палатки. Земля кое-где примята, явно ногами, но четких следов не отпечаталось. Сломанная ветка, пустая консервная банка, обрывок обожженной газеты. Но диктофона нигде не было.

— Придётся искать, — сказал Орлов. — Эта запись может быть ключом ко всему.

— И к тому, почему он сбежал, — добавил я. — Или куда его утащили. И теперь геохимика придется добавить в наш список потеряшек. Не люблю, когда список жертв растет, а ты не можешь ничего с этим поделать. Обычно так маньяки работают. Ну, серийники которые…

— Думаешь я не знаю, кто такие маньяки? — снова фыркнул Орлов.

— Слушай… вы же только… ну, чем там занимаетесь? Безопасность государства и всё такое, контрразведка, борьба со шпионами и скрытыми врагами, пресечение идеологических диверсий. Маньяки — никак не ваш профиль.