Я не стал соваться с главного входа, а обошел здание и пролез в выбитое окно. Перемахнул через проем и очутился в просторном зале с облупившимися стенами, на которых еще угадывалась узнаваемая советская мозаика, изображавшая могучих матросов.

Под ногами предательски похрустывала бетонная крошка. Я остановился и прислушался. Слышен шорох капель по крыше и в отдаленных уголках — чье-то завывание. Ветер, наверное, что же еще…

Стараясь не шуметь, я пересек зал почти на цыпочках. Углубился в темный коридор. Развилка. Куда теперь? Почесал затылок. Нужно обшарить все здание, а темновато, блин. Как же хочется врубить фонарик, но нельзя…

Постоял, подумал и пошел в правую ветку коридора. Миновал какие-то комнатки, окна которых оказались наглухо заколочены досками.

В одной из комнат мое внимание привлекло что-то белое. В темноте не разглядеть. Решил проверить, шагнул туда, выставив пистолет вперед. Шел чуть ли не на ощупь. Белым оказалась обычная газета, наброшенная на старый кривой стул. Я взял ее в руки, поднес к щелке в окне, на свет.

«Новоульяновский рабочий». Обычный мусор. Я почти уже отбросил листок, когда мой взгляд зацепился за крохотную деталь. Твою мать, номер свежий, сегодняшний. Черт! Это ловушка!

Я хотел резко обернуться, но не успел. В мой затылок уперлась холодная сталь. По всем ощущениям — ствол пистолета.

— Спокойно, Курсант, — проговорил знакомый голос. — Брось пушку…

Я сидел на стуле прямо под дулом пистолета. Свет керосиновой лампы разгонял мрак по углам и высвечивал невозмутимое и спокойное лицо киллера.

— Я знал, что ты сюда придешь, — ухмыльнулся Артемий. — Как только увидел хвост, понял — жди гостей. Оно и лучше, чем через записочки общаться, да?

— А если бы я пришел не один? — задал я провокационный вопрос.

— Да брось… Я тебе хорошо знаю, майор. Изучил. Ты не стал бы рисковать жизнью Насти, ведь чуть что не так, и я отправлю ее на тот свет. Это ты прекрасно понимаешь, молодец. Кстати, ты подумал над моим предложением?

— Еще думаю, — пробурчал я.

— Ну думай, думай… — Артемий посмотрел на часы, — у тебя пятнадцать минут.

Это был совсем другой человек. Не тот балагур и весельчак, которого я застал всё в той же квартире родителей несколько дней назад. Собранный и твердый взгляд. Пухлость и какая-то плюшевая мягкость тела будто ушла куда-то, превратившись во внушительные габариты противника, теперь напоминавшего дикого медведя.

— Как ты вообще меня нашел? — спросил он.

Я ждал этого вопроса, но пока молчал, а Артемий стал рыться в бумажках, которые он нашел у меня в кармане, когда обыскивал.

— Ага! Вот как! — удовлетворенно воскликнул он, разворачивая конверт, на котором значилась надпись: «Курсанту лично в руки. Секретно». — Интересненько! Угу… От кого посланьице? О-па! Я так полагаю, от чекистов!

— Я стал подозревать тебя раньше, чем получил это письмо, — с холодным презрением проговорил я.

Мне нужно было тянуть время, чтобы мой запасной план сработал, я решил вступить в разговоры с киллером и продолжил диалог.

— Поначалу я думал, что ты работаешь в паре с Сухим.

— С кем, с кем? — вскинул на меня бровь Артемий.

— С Виктором, — уточнил я. — С тем худым и жилистым человеком, о котором говорится в письме.

— Виктор сдох! — довольно хмыкнул Артемий и даже покряхтел, как видно, от удовольствия, что устранил своего врага.

— Я знаю… Тот сгоревший человек в ВАЗ-2103 в лесу… В той самой, на которой Сухой, то есть Виктор, уехал из гостиницы, когда я его спугнул в номере двести пять. Скажи, это ведь его труп в тройке? Ты его убил?

— А кто же еще, — чуть улыбнулся киллер и зачитал письмо вслух, смакуя каждое слово.

Ведь он уже считал себя победителем и наслаждался моментом.

А в письме говорилось, что полковник КГБ Черненко Алексей Владимирович через свои каналы связался с братом Гоши в США — мистером Сергеем Роговым. Оказалось, что тот раздолбай, о котором рассказывал Гоша, уже давно стал миллионером. Раскрутился на продаже подержанных автомобилей, и теперь у него сеть автосалонов по всей стране, куча автомоек и придорожных отелей. Он богат и процветает, но одно его гложет, что есть подозрения, что его жена Кэт, а в прошлом Катерина, ходит налево и живет с ним только лишь ради его денег. Он нанимал частных детективов, чтобы проследить за супружницей, но Кэт оказалась хитрее. За время пребывания в США она обросла нужными связями с влиятельными мира сего, и частных детективов, не успели они установить за ней слежку, тут же лишили лицензии. Сергей понимал, что Кэт просчитывает все на шаг вперед, и так просто ее с поличным уже не подловить. И тогда он решился на авантюру, чтобы ее проверить.

Придумал себе неизлечимую болезнь, подкупил докторов частной клиники и сообщил благоверной, что умирает. А также составил липовое завещание, в котором половину своего состояния он оставлял своему двоюродному брату Георгию Вадимовичу Рогову, в определенной среде известному как Гоша Индия. Понимая, что если Кэт охоча лишь до его денег, то непременно захочет изменить волю «покойного». И пойдет на все, чтобы не потерять львиной доли капитала. А именно, захочет убрать Гошу и направит в СССР киллера. Сергей предполагал такой расклад, на этом он и хотел подловить свою жену. Ставка, конечно, была — Гошина жизнь, не очень-то по-братски так поступать, но в свою очередь он направил на защиту брата своего лучшего человека, когда-то состоявшего в русской мафии. Виктора, которого я называл Сухой. Именно его я принял за киллера. Оказалось, что фотокарточка Гоши была с ним совсем для иных целей. Целью Виктора был Артемий, но он не знал, как выглядит киллер, подосланный Кэт. Поэтому просто присматривался к Гоше, незаметно держался возле него.

Артемий закончил читать, потер подбородок и торжествующе на меня глянул:

— А ты за Сухим охотился… Думал, что это он Гошу собирается убить. Ну я к этому все и подводил…

— Признаюсь, было дело, — вздохнул я, изображая сожаление. — Виктор должен был найти тебя и обезвредить. Вот только ты, ты оказался хитрее. Ты вычислил Виктора еще на моей свадьбе, так? Видел, на какой машине он уехал. Мне, когда я тебя расспрашивал, не сказал номера авто, лишь сообщил, что Катков, ну, тот пухлый парень из гостей, фотографировал на улице, и в кадр якобы попала эта машина. Зачем ты это сделал?

— Ясно, зачем, — пожал плечами Артемий. — Я нашел и ликвидировал Виктора, сжег в машине тело, оставил там даже осколки раздавленного стеклянного шприца, чтобы все указывало на него. Думал, вы опознаете тело, но переоценил вас — и сам, признаюсь, переборщил с огнем.

Он скривился, но лицо тут же снова приняло выражение холодного торжества.

— Ну да… — кивнул я. — В картотеках Виктор не числился, прибыл в Союз по поддельным документам, а когда сильно обгорел, совсем стал неузнаваем. Ты хотел, чтобы мы констатировали смерть Сухого и сообщили Гоше.

— И тогда бы он вылез из своей норы, — кивнул Артемий.

— И тебе проще простого было бы до него добраться, — подытожил я.

— Да… Найти его оказалось труднее, чем я думал… я даже с тобой сблизился, чтобы быть в курсе, где Гоша прячется, но ты так на него и не вывел.

— Грамотно провернул сближение, — кивнул я. — Не подкопаешься. Салфетку эту голубенькую подсунул Насте, со своим липовым номером телефона, знал даже, что такие салфетки только в ресторане «Волна» используются. Хотя город этот для тебя — чужой, как и все другие. Знал, что я буду копать и сам на тебя выйду. Чтобы никаких подозрений, тебе даже пришлось на свадьбы заруливать. Посещать незнакомые торжества, изображая свадебного генерала. А вот если бы я не просек насчет салфетки? Как-то уж очень сильно ты в мою прозорливость верил. Что тогда?

— Так был второй вариант, — охотно ответил Артемий, его этот разговор очень занимал. Он уже предполагал, был почти уверен, что на сотрудничество с ним я вряд ли подпишусь, и был готов искать Гошу без меня, а меня, естественно — пришить. А у него наболело… Столько крутых комбинаций провернул, и никто о них не знает. Вот и захотелось выговориться киллеру. А может, дело не в этом вовсе. Может, это один из принципов его вербовки. Например, он надеялся не угрозами и шантажом, а чем-то другим завлечь меня на свою сторону. А для этого надо показать, какой он крутой и непобедимый, и что служить ему — это не слабость и предательство, а награда и благость для избранных.