— Нет, — подтвердил мои догадки криминалист. — Слишком мелкие, чтобы сносный фрагмент следа вместить.

— А если их вместе сложить? Целое по частям? Так и след можно собрать? Нет?

— Не получится, шприц раскрошили. Раздавили, будто специально каблуком вмяли. Но я, конечно, все соберу и изыму, как полагается.

— Нужно химическую экспертизу назначить по нему, — не унимался я. — Ведь шприц в лесу — это очень странно. Готов поспорить, что это привет от Сухого. И на осколках могут быть следы того самого неизвестного яда. Вы, кстати, там поосторожнее с осколками.

— В трупах его никак не идентифицировали, яд этот, — возразил Витя. — Думаю, что и здесь ничего не найдут.

— Одно дело в крови и тканях искать, а тут он в чистом виде, — не сдавался я. — Может, получится…

В нашем деле, если не упорствовать и не надеяться, что всё рано или поздно срастётся, редко когда далеко уедешь.

— Смотри, — Витя жестом позвал меня, предлагая сесть на корточки рядом с ним, поближе к земле, где он перебирал пинцетом осколки. — Вот, видишь… Эти стеклышки закопченные.

— Вижу, и что?

— А то, что они горели.

— До машины далеко, — я оглядел местность. — Ещё один пожар? Нигде следов возгорания рядом с осколками не видно.

— Согласен, — кивнул Драгунов. — А это значит — что?

Долго тут думать было нечего.

— Что шприц полили горючкой и подожгли отдельно.

— Скорее всего… А потом швырнули в сторону и растоптали. Так что никаких следов веществ мы там не найдем. Они от температуры уже — того.

Он поводил пальцами в воздухе, изображая дымок от испаряющегося яда.

— Жаль…

Витя собрал осколки в бумажный пакетик, который умело свернул из листа серой писчей бумаги. Сверток он подписал, заклеил и налепил поверх шва отрезок бумажки с оттиском УВД-шной печати. Проставил номерки «1» и «2» в месте, где должны расписаться на печати понятые.

Все это он провернул ловко, быстро — и ещё до приезда следака, хотя по УПК все должно было бы происходить параллельно с заполнением протокола осмотра места происшествия и, конечно же, в присутствии понятых. Но Витя старый и опытный криминалист. Ему все следаки доверяли и верили на слово. Если он говорил вписать в протокол какой-либо объект, то никто не спрашивал, зачем и почему. Вписывали и изымали без разговоров все то, на что указывал майор Драгунов.

Через минут сорок подъехала машина с прокурорским и с судмедэкспертом. Обоих я уже знал. Следаком оказался тот самый молодой и хлыщеватый старлей (по-прокурорски — юрист второго класса) с которым мы встретились не так давно в злополучном 205-м номере гостиницы при осмотре трупа Серого (в миру — гражданина Сергиенко). Фамилия у следака была Часовщиков, так к нему старшина обратился.

А от бюро СМЭ прибыл Пяткин Феликс Васильевич собственной персоной. Все в тех же нелепых очках с толстенными линзами, что держались на носу разве что каким-то чудом. Намечающиеся усики делали его похожим на студента, а не на работника судебно-медицинской экспертизы. Сходства добавляли сутулость и отсутствующий и одновременно пытливый взгляд голодного до знаний человека.

— Андрей Григорьевич, — радостно поднял руку Феликс и помахал на расстоянии. — Здравствуйте!

— Привет! — я подошел вплотную и поручкался. — Мы с тобой на «ты», забыл разве?

Следак тоже меня узнал, но лишь скривил губы в мою сторону вместо приветствия. Сходу погрузился в разговор с Драгуновым (что, где, как и почему), делая вид, что не замечает моего присутствия.

— Вы, то есть ты, тоже участвуешь в расследовании? — спросил Феликс. — Уже второй раз на осмотре встречаемся.

— Я как водитель, — кивнул я на мерс, — Драгунова привез. А ты давай, по полной отработай место происшествия. Это очень важное дело, вон, смотри, как следак хмурится и репу чешет.

— Часовщиков-то? Евгений Юрьевич? Да он всегда такой, недовольный и весь из себя. Важность показывает. Говорят, он старшего следователя получить хочет шибко, вот и лезет из кожи вон.

— У тебя-то как дела? — увел я разговор от Часовщикова. — Покойники больше не подмигивают?

— Смеешься? — уголки губ Феликса опустились в грустную подкову. — А я, между прочим, реально видел, как Серый, то есть Сергиенко, глаза открыл тогда в морге… Ничего мне не почудилось, вы же с Мытько сами видели потом, как у него рука вниз скользнула, а должна была застыть от трупного окоченения.

— Тепло было, — хмыкнул я. — Вот и не застыла.

— От тепла это не зависит… Это посмертные химические процессы в тканях заставляют твердеть мышцы трупа. Ладно… Не веришь, не надо…

— Да верю, верю, — поспешил кивнуть я. — Учитывая, что тут такая чертовщина творится…

— Какая чертовщина? — насупился Феликс. — Всему есть научное объяснение. Я так считаю…

— Я про смерть Серого и Боцмана. Так и не установили, что за яд их убил? Хроматограф-то новый не помог, из области не звонили?

— Не помог, — вздохнул парень. — Повторные исследования ничего не дали.

— Вот ты говоришь, что всему есть научное объяснение, а как же Сергиенко? Объясни научно, почему он, вскрытый, со вспоротым брюхом и распиленной черепушкой — глаза мог открыть? А?..

— Я работаю над этим, — тихо кипятился Пяткин. — Теории разные прорабатываю. Пока объяснений нет, но они будут…

— Показалось тебе просто, — пожал я плечами. — Вот и все объяснение…

— Не показалось… Я видел! Как сейчас тебя вижу.

— Ладно, иди, труп осматривай. Вернее, то, что от него осталось. Вон Часовщиков тебе уже машет…

Следак махал с достоинством и с ленцой одновременно. Будто барин подзывал холопа, а я снова задумался о зомби. Нет… Не бывает их. Всему должно быть научное объяснение. Ведь так?..

— Артемий оказался не при делах, — рассказывал я Гоше, сидя на диванчике и попивая чай в его подземном убежище. — Свадебный гуляка, профессиональный любитель халявы, представь себе. А вот Сухого так и не нашли… я там каратистов местных еще по нему озадачил, пока молчат.

— Может, размер вознаграждения им поднять? — предложил Гоша, зажевывая карамельку и прихлебывая чай.

Его не удивило, что я в той секции действовал от его имени — скорее, позабавило. Тем более, что эти ушлые ребята действительно могли вывести на какой-то след.

— Неделю ждем, потом поднимем, если что. Немного только, чтобы слишком не проявлять свой интерес.

— А что за труп сгоревший, говоришь? В «тройке» угнанной…

— В том-то и дело, что личность не установлена. Да там и устанавливать не по чему.

Я поморщился и махнул рукой, а про себя подумал, очень жаль, что ДНК экспертизы еще нет у нас.

— Может, это Сухого грохнули? — с надеждой поинтересовался Гоша. — Сам говоришь, что Артемий видел, как он на этой машине уезжал от «Октября», а потом ее сгоревшей нашли.

— Хотелось бы верить, что это он, — задумчиво пробормотал я. — Там еще рядом шприц медицинский раздавленный нашли. На Сухого, вроде, все это указывает. Вот только…

— Что?

— Это было бы слишком просто… Тебе не кажется?

— Ну да… Двоих моих людей, падла, так лихо убрал, меня чуть через дверь не замочил, а сам потом сгорел благополучно. Не вяжется как-то, да… Тогда кто там, в машине, мертвый может быть?

— Ума не приложу. Судмедэксперты определили, что это мужчина, группа крови четвертая. Самое интересное, что по милицейским сводкам никого подходящего из без вести пропавших на роль сгоревшего нет.

— Тоже, получается, залетный? Приезжий, то есть?

— Понятия не имею. Местные работают. Возбудили дело по факту убийства.

— Знаю, как они работают, — поворчал Гоша. — Ни в жизнь не раскроют, если это гастролеры.

— Ну так… Практики у них нет, такие дела раскрывать…

— Слушай, Курсант. Позови своих. Горохова, Каткова. Заберите у них дела. Сколько можно-то?

— Я пока так понаблюдаю… С боку припеку. Мне так сподручнее, со стороны смотреть, а дальше видно будет.

— Видно ему будет, — продолжал ворчать Гоша. — Чего ждать-то? Когда меня грохнут?