— Постойте! — я выскочил вперед. — Не стреляйте, пожалуйста.

— Это сделал ты?! — глаза Мясника расширились и откинули брови высоко на лоб.

— Нет, что вы! Всплеснул я руками! Но я, кажется, знаю, кто это сделал…

— Кто?!

— Простите, господин, Мясник! Я не совсем уверен, но…

— Говори, сука! — бандит перевел ствол револьвера на меня.

Я умоляюще вскинул руки:

— Прошу! Не стреляйте! Я все скажу! Когда мы стояли возле раздачи обеда, я видел как Шнырь отлучался в сторону того дома, — я ткнул пальцем на жилище апостолов, в котором придушил одного из них.

— Не верьте ему! — взвизгнул Шнырь и выскочил из строя. — Ты зачем врешь, тварь?!

Стукач хотел вцепиться мне в горло, но его оттащили надсмотрщики. Я сделал испуганный вид и шарахнулся в сторону.

— Возможно, я ошибся, но мне так показалось… Простите!

— Ты отходил от контейнера?! — Мясник схватил Шныря за ворот и приставил к его голове пистолет.

— Нет! Что вы?! Он врет!

— Кто может подтвердить твои слова?

— Не знаю, я обедаю всегда один, в теньке, чуть поодаль от этих вонючих рабов!

— Значит никто! Где твоя шконка?

— В левом дальнем углу барака! — с тревогой проговорил Шнырь.

Мясник повернулся к бандитам:

— Обыщите его лежанку. Переверните все вверх дном, но найдите мне доказательства.

Трое головорезов скрылись в нашем бараке. Через минуту они появились снаружи, в руках одного из них был сверток из замызганой тряпицы. Он развернул обрывок ткани перед Мясником. Внутри лежал старенький ПМ, потертая золотая печатка и золотой зуб.

— Ах ты, тварь! — Мясник хвостнул рукоятью нагана Шныря по морде.

Рассек пол щеки до самого мяса. Шнырь упал на траву и забился в истерике:

— Это не мое! Я не забирал у него пистолет!

— Я не говорил, что у убитого забрали пистолет и выбили зуб, — усмехнулся Мясник. — Сегодня будет славное жертвоприношение. А ты! — главарь повернулся ко мне. — Зажжешь жертвенный костер. Если справишься, то займешь его место! — Мясник презрительно плюнул на скрюченное тело Шныря, подрагивающее от всхлипываний.

Его подхватили под руки два бандита, уволокли и заперли в стоящий неподалеку в приземистый контейнер, который использовали как карцер. На минуту мне даже стало его немного жаль. Сгорит сегодня ни за что человек. Хотя, какой он человек? Сколько он людей загубил, и сколько бы еще это сделал? А я его остановил, и тем более это нужно для общего дела. Я успокаивал себя как мог, но на душе все равно скребли кошки. Лохматые и страшные кошки, совсем, как моя жизнь.

В прошлой жизни я убивал, и в этой делаю то же самое. Миры меняются, а я нет. Я вспомнил свою первую жертву. Тогда молодым лейтенантом в составе отделения меня отправили на задержание обезумевшего охотника, взявшего в заложники в лесу сотрудников заповедника. Он держал на мушке двух женщин и престарелого профессора в домике в лесу и требовал какой-то справедливости от местного мэра. Не помню точно, что именно, но это не важно. Снайперы не могли его снять — окна домика были плотно зашторены. Тогда был получен приказ провести переговоры. Я был молодой, почти пацан, и под видом студента этого захваченного профессора меня отправили в домик узнать требования охотника. На меня напялили броник, скрытый микрофон, а за спину за пояс я заткнул взведенный пистолет.

Вошел внутрь и увидел, как охотник пугает заложников ружьем, приставляя к их головам по очереди ствол. Увидев “студента”, он направил оружие на меня. Я изобразил испуг и замахал руками, даже попытался пустить слезу. Охотник расслабился и чуть опустил ружье. Я подумал, что другого такого шанса у меня не будет и сделал все, как меня учили в академии. Выхватил ПМ и всадил три пули ему в грудь за одну секунду. Заложники были спасены. Они с радостными возгласами выскочили на улицу. Я подошел к убитому террористу и поднял его двустволку. Переломив, заглянул в казенники. Ружье оказалось не заряжено.

Меня наградили за мужество, мол, никто же не знал, что ружье не заряжено. А я с тех пор никогда не проверяю, заряжено ли было оружие у убитых мною врагов.

Звон колокола прорезал вечерню тишину. Двери барака распахнулись и в проеме показалась долговязая фигура Мясника:

— На выход, мухи навозные! Вас ждет вечернее представление!

На сегодня КНИГА набрала 190 лайков) Друзья, добьем до двухсот?!!!))))

Я вклинился в поток рабов, что понес меня из барака на улицу. Из-за черного облака выползла полная луна. Сегодня она была почему-то кроваво-красного цвета. Вокруг жертвенного пепелища уже собрался народ: рабы с одной стороны, с другой стороны послушники, а сзади всех — апостолы. Я оценил соотношение сил: рабов гораздо больше, чем апостолов, послушников еще меньше. Если всем вместе напасть, можем их замесить. Но никто не осмелится нападать на вооруженных до зубов отморозков. Все боятся жертвенного костра. Вот и сейчас нас вывели на показательную казнь, чтобы запугать.

У жертвенного столба стоял привязанный Шнырь. Он вымазался в саже и был похож на беса. Рот его заткнули кляпом, а тело обложили хворостом. Сухие сосновые ветки вспыхнут со скоростью звука и дадут много жару. Человеческое тело сгорит и обуглится за несколько минут.

Вперед в сопровождении охраны из четырех здоровяков с калашами вышел человек в длинном балахоне, больше напоминавшем мешковину. Наверное, это и есть Велиар. Как же мне до тебя добраться?!

Но Велиар — не дурак, встал чуть в отдалении от толпы. Любой, кто попытался бы к нему приблизиться, будет прошит автоматной очередью его псов. Лишь Мяснику разрешалось беспрепятственно приближаться к жрецу.

Велиар скинул капюшон и, обнажив размалеванную фиолетово-синими разводами бритую голову, воздел руки к черному небу. Странный жест, если он дьяволу поклоняется, то должен обращаться к преисподней, а она, наверное, где-то под землей, ну или в другой клоаке, но никак не на небесах.

— Отец наш, князь темный! — торжественного произнес жрец. — Да свершится великий обряд во славу твоего могущества! Прими кровь отступника, что нарушил священные законы твоего клана!

Бля-я… А голос то его мне знаком! Я вглядывался в бритую голову, но в клоунском гриме не узнавал ее. Велиар продолжал что-то еще вещать, как диктор на параде, но я его уже не слушал. В голове крутилась одна и та же мысль: где я его раньше видел? Его жесты, манера говорить мне показались почему-то до боли знакомы. Эти возгласы с придыханием, как у актера провинциального театра, знакомые очертания головы, даже статная и крепкая фигура, которая угадывалась под балахоном, казалась мне знакомой.

— Да прибудет с нами сила! На колени, рабы! — закончил проповедь жрец.

Рабы попадали на колени, я последовал их примеру. Велиар погладил бритую голову и отряхнул руку, будто измарал ее в чем-то. Бл*ть! Я узнал этот жест! Он всегда так делал. Странное навязчивое движение, после того, как погладишь бритый череп трясти рукой. Только один человек так делал! Не может быть. Сука! Это правда он?! Если он меня узнает, мне конец. Я втянул голову в плечи и опустил глаза. Черт. Зря я все это затеял. Надо срочно выбираться из лагеря, Велиара так просто не убьешь. Я это точно знаю…

Надо мной нависла тень, закрыв луну. Я поднял глаза, передо мной стоял Мясник с зажженным факелом. Он протянул его мне и криво усмехнулся:

— Тебе выпала честь зажечь жертвенный костер, встань, раб!

Твою мать, попал! Велиар чуть сбоку сзади, если отворачивать от него морду и все время держаться лицом к костру, может он меня не узнает?

Другого выхода нет, буду морду отворачивать. Я встал, взял в руку пылающий факел, стараясь его держать так, что бы он всегда находился не пересечении линии между моей головой и глазами Велиара, и побрел к кострищу. Я чувствовал спиной пронзительный взгляд жреца. Он наверное тоже гадал, откуда ему знаком мой силуэт. Походку я постарался по максиму изменить. Семенил мелкими шажками, плечи максимально опустил и чуть ссутулился.