— Удачи, полковник, — сказал Гадюка. — С тобой отправится Улицкий тебе на помощь.

Ему они тоже не верят. Но слишком мало людей, чтобы ими разбрасываться. У Улицкого здесь останется беременная жена. А у Гадюки… Понятно кто.

Он вышел вслед за солдатами.

Лилия

Лилия не могла поверить.

Всё кончено. Кречет проиграл. Возможно, его убили. А Аида сейчас на улице, мёрзнет, если не погибла. Что с ней будет?

Слёзы пытались прорваться, но Лилия их держала, хотя это было сложно.

Звуки боя, слишком короткого и страшного, слышали все, даже под землёй. Страшного потому, что напавшие проиграли. Об этом уже хвастались солдаты.

Значит, кошмар никогда не кончится.

Они обречены.

Что говорили в жилых отсеках, Лилия не знала. Её больше туда не пускали, её опять изолировали в зоне карантина. И вряд ли она когда-нибудь увидит Энн и Гектора.

Спать она тоже не могла.

А утром к ней пришли генерал Громов собственной персоной и доктор Акулов.

— Можно поздравить вас с победой? — издевательским тоном спросила Лилия.

— Да, вышло неплохо, — Громов не уловил подкола. — Но я пришёл поговорить о другом. Я понимаю, что полковник Семёнов вас запугал. И хочу заверить вас, что мы не изверги, как он пытался нас выставить.

На рукаве его мундира были видны капли крови. Кого-то убил сегодня. Лишь бы не Кречета своими руками.

— Поэтому мы продолжаем работу над вакциной, всеми силами. Теперь никаких тайных интриг. Всё официально. Закончится быстро. А ещё доктор Акулов передал вашу просьбу.

— Какую просьбу?

Доктор молча отошёл от двери.

Внутрь вошла девочка и посмотрела на Лилию ясными глазами.

— Здрасьте, — шепнула Аида и спряталась за генералом.

Она говорит? Её вылечили?

НО что с ней будет дальше?

Громов захохотал и подтолкнул Аиду к Лилии.

— Не помнит она тебя, — сказал генерал. — Но просьбу выполню. Никаких экспериментов над ней.

И было видно, как он сдержался, чтобы не сказать на конце «пока никаких экспериментов».

— А завтра начнём работу с вами, — довольным голосом произнёс Акулов. — Вас переселят в другой блок вместе с ней. И никто вас не тронет, обещаем. Только сдача крови и тесты.

Обещания, которые дают лжецы, верить им нельзя. Обманешь меня раз — позор тебе. Обманешь меня дважды — позор мне.

Но Аида жива. А что с Риком? Его схватили? Убили? Да он же ещё совсем мальчик, не могли же с ним так жестоко.

Но пока она не могла о нём думать. Аида стояла в уголке и опустила голову. А потом огляделась и подошла сама.

— А вы моя мама? — спросила она.

— Нет, — Лилия помотала головой.

— А я думала, да. Я будто видела вас во сне.

— Оставим вас, не будем мешать, — Громов вышел наружу, учёный следом за ним.

Они начали разговаривать ещё до того, как закрылась дверь, но Лилия услышала только обрывок фразы:

— … возобновить испытания над Объектом Сто Один.

Кречет

— Как у вас тут душно, — профессор Зиновьев открыл окно, впуская морозный воздух.

В горле засаднило, и я закашлялся.

В комнате, в которой я лежал днями напролёт, стояла самодельная печка-буржуйка. Её топили охранники.

Мрачный смуглый мужик был полчаса назад и накидал полную печку дров. Треск поленьев напоминал о давних событиях в лагере апостолов. Как же его звали? Того человека? Шнырь, да. Его я пытался сжечь, но так, чтобы он не мучился. Тыкал палкой в солнечное сплетение.

Не сказать, что ему это особо помогло.

Интересно, что со мной сделает Велиар? Он же теперь главный. Если бы хотел моей смерти, оставил бы меня там. Но прошла уже куча времени. Я сбился со счёта после месяца, когда лежал в горячке. Дни всё равно летели один за другим. Скоро уже весна, а я так и лежу.

— Как раны? — спросил профессор. В последнее время он стал совсем мрачным.

— Бывало и лучше.

Я свободно пошевелил рукой. Одна пуля в плечо, другая в грудь. Как только не умер? Скрытый в засаде отряд военных напал внезапно.

А Велиар же понимал, к чему всё идёт. Но молчал.

И всё же, почему он меня не убил?

Иногда, когда я смотрел в покрытые паутиной пыли стены, я иногда даже об этом жалел. Столько времени прошло. Наверняка все, кто был в бункере, мертвы. Лилия тоже. Даже не поговорил с ней. Когда мы виделись в последний раз? Когда ещё Барон был жив, а мы пытались его обмануть с лабораторией.

Ничего не вышло. Девочку Аиду тоже забрали военные, только Локи остался, я иногда слышал его счастливый лай, когда профессор открывал окно.

Надо было хотя бы забрать с собой деда, Гектора. Теперь из отряда Полковника выжил только Рудый. Нечего сказать — сдержал слово.

Профессор сегодня молчаливее, чем обычно.

— Что случилось? — спросил я.

Он усмехнулся.

— Думаю, как всё связано, — сказал профессор. — Барон подсадил город на наркоту, чем и убил его. А потом Вел, новый глава, добил выживших тем, что перестал производить кислоту. Лаборатории закрылись, а люди…

Он поцокал языком.

— Неужели то зло поддерживало жизнь в этом месте?

— Нет, — сказал я. — Просто город уже подыхал, когда Вел занял чужое место. Ничего бы он уже не сделал.

Будто оправдывал его.

— Но у нас есть работа, — профессор закрыл окно. Запах сгоревших дров стал чувствоваться сильнее. — Он разрешил нам лечить зависимых. Их не так много, как можно подумать… Но мои знания наконец-то работают хоть на какое-то благо.

— Уже хорошо, — я закрыл глаза.

Почему я до сих пор жив? Этот вопрос меня мучил все эти дни. Не надо было оставлять Лилию здесь. С этого всё и началось. Надо было поступить иначе.

— Но он уходит, — сказал Зиновьев. — Предлагает мне идти с ним. Он собирает людей, думает, когда станет теплее, то генерал вернётся отомстить.

— И что думаете по этому поводу?

— Я останусь, — профессор вздохнул. — Ну как останусь. Мы с пациентами покинем город и уйдём в другое место, где можно будет осесть. Надо его ещё найти. Скоро весна, можно будет заняться сельским хозяйством. Возрождать цивилизацию.

— На перегное из зомби.

Я закашлялся вместо смеха. Уже не так больно, как раньше. Но всё равно неприятно.

Но долго поговорить нам не дали.

Вошёл Рудый. Чисто выбритый, но даже так на того мажора, о котором мне когда-то рассказывали, он не походил. Приспособление на его руке стало ещё более сложным, и в то же время более компактным. Кейн не сидел без дела.

Помимо лезвия, там теперь какой-то крюк. Ещё ствол, заряженный картечью и что-то ещё. Когда я увидел его в первый раз, спросил, есть ли у него штопор.

Посмеялись. Наверное, единственный раз за всю зиму.

— Кречет, — Рудый посмотрел на меня впалыми глазами. — Можешь идти?

— Так себе.

— Вел зовёт.

Как-то раз, когда я был особенно злым после перевязки, я хотел сказать, что Вел и жрец апостолов Велиар — один и тот же человек. Потом подумал — а смысл? Ни малейшего. Может быть, Рудый даже знает.

Неважно. Всё уже неважно.

Я попрощался с Зиновьевым и оделся, а потом пошёл по зданию администрации, бывшей штаб-квартире Барона.

Теперь тут намного меньше людей. Очень многие погибли при штурме, ещё больше разбежалось, опасаясь мести Громова.

Но те, кто остался, наоборот, будто воспрянули духом. Или на них так влиял Велиар, не знаю.

Все готовились к чему-то.

Велиар занял себе другой кабинет, поскромнее. Но это было понятно, те хоромы было сложно отапливать. Да и охраны у него теперь поменьше. Только Кастет и Мутный, и, как ни странно, Аким.

Я думал, что старовер сопьётся. Но нет. Вместо этого он целыми днями торчал с Кейном и что-то обсуждал. Не верит, что дочь мертва. Мне бы его настрой.

Я уселся на старый офисный стул и посмотрел на Велиара.

— Чего звал? — спросил я.

— Валить отсюда надо, — сказал он без лишних предисловий. — Весна уже началась, скоро станет теплее, очухаются зомбаки, как подснежники. А ещё Громов наверняка вылезет из своей норы и захочет нас добить.