Энн о чем-то задумалась, и на ее лице скользнула печаль. Гектор это заметил:

— Что с тобой, дочка, неужто пичуг до сих пор жалеешь?

— Да нет, — девушка замотала головой. — Думаю, как дальше жить будем…

— А что дальше? — вскинул на нее кустистую бровь старик. — Найдем общину и заживем, как прежде.

— А когда мы к ним привыкнем, и их убьют мертвецы или апостолы, и мы опять останемся одни. Если конечно выживем…

— Да что ты такое говоришь? Нельзя смерть вспоминать, беду навлечешь…

— Ты веришь в приметы?

— Нет но… Не по-людски это. Смерть пророчить..

— А разве это не так? — всхлипнула Энн. — Вспомни Доктора, Рудого, Лилию! Их всех убили у нас на глазах. И Воробей погиб… А остальные наши пропали. Хан, Полковник, Кузнец — где они все?..

— Ну успокойся, уверен, что эти живы, ищут нас и скоро найдут.

— Как?

— Не знаю, хороший вопрос.

— Зачем нам искать новую общину, если наша растерялась Нам надо найти своих друзей.

— Тогда нужно вернуться к лагерю апостолов.

— Зачем? — опешила Энн.

— Ну сама подумай. Мы в Темногорске столько надписей сделали, всяко Полковник понял. где нас искать. Он, наверное, нашел нашу церковь, а там мертвые Доктор и Лилия с дырками от пуль, а остальных нет. Значит, понял, что нас забрали охотники на людей. Вот, что бы ты на его месте сделала?

— Постаралась бы нас спасти! — без запинки выдала Энн.

— И я так думаю. Полковник — человек твердых принципов, своих не бросит. Сам поляжет, но друзей выручить попробует.

— Ты думаешь, что он сейчас пытается вызволить нас из лагеря апостолов?

— Уверен!

— Тогда надо туда вернуться! — оживилась Энн. — И как можно скорее. Они не знают, что нас там больше нет. Они не знают, что Рудый погиб и могут сами зазря погибнуть.

— Эх, — вздохнул Гектор. — Хорошо, вернемся. Не жили спокойно, и не хрен начинать…

— Да не переживай ты так, — сказала Энн. — Мы должны их найти. Я не могу спокойно жить, зная что из-за меня может кто-то погибнуть…

— Понимаю, — с грустью пробормотал Гектор. — Когда-то я испытывал нечто подобное, но не внял своим чувствам и поплатился за это. Но это было очень давно, и кажется, что вообще в прошлой жизни.

— Из-за тебя кто-то погиб?

— Да…

— Ты никогда об этом не рассказывал.

— Я не хотел об этом вспоминать, — вздохнул старик.

— Но почему это до сих пор тебя гложет? Может ты и не виноват!

— Виноват…

— Почему ты так в этом уверен?

— Потому что я сам убил его…

— Что?! Кого?

— Помнишь я рассказывал, что отсидел за убийство?

— Да, но я подумала, это было что-то вроде самообороны или еще как-то случайно вышло…

— Нет, я сжег дом вместе со своим другом…

— Другом?! Зачем?

— Я хотел ему отомстить. Этот дом мы построили вместе. Он увел у меня жену. Забрал самое дорогое и я решил забрать у него дом. Приехал вечером и постучал. Никто не открыл. Свет не горел. Я подумал, что внутри никого нет. Достал из багажника канистру с бензином и облил стены и крыльцо. Подпалил и уехал, — на морщинистом лице Гектора заструились ручейки.

— Не переживай, ты же не знал, что он внутри. Он сам виноват. У друга женщину увел.

— Не за него я переживаю, вместе с ним сгорела моя жена.

Уже несколько дней я вкалывал на апостолов. Участвовал в строительстве частокола. С утра до позднего вечера я был занят на работах под присмотром бандитов. С таким графиком много не узнаешь. Ночь в бараке, весь день на “стройке” — обычная жизнь обычного гастарбайтера, только денег не платят и вместо аппетитного напичканного усилителями вкуса "Дошика" — опостылевшие просроченные консервы.

Надо что-то менять в этой жизни. Так я много не навоюю. У меня два пути: работать лучше и ждать пока меня повысят, или завоевать их доверие и попробовать стать послушником. Оба варианта мне не нравятся, особенно второй. Но он быстрее и надежнее. Его я и выбрал.

Послушники отличались от рабов тем, что были почти свободны. Некоторых отпускали свободно за пределы лагеря. Работали они добровольно, хотя как и рабы — за еду (пока мир не рухнул большинство людей жили так). Послушники пытались выслужиться перед хозяевами и всячески унижали и гнобили рабов, показывая свое превосходство. Чтобы стать одним из них я должен поступать также. Но делать пакости невинным — это не для меня. Значит, надо найти такого раба, которого было бы не жалко пустить в расход на благо общего дела. Есть у меня один такой на примете. Он постоянно следил за всеми в нашем бараке. Всех сливал апостолам, хотя с нами вроде был дружелюбным, и лишь иногда забывался и проявлял гонор. Его звали Шнырь, тот самый что притворялся неходячим, когда меня только запихнули в барак. Мои “сокамерники” просили быть с ним поаккуратнее. Говорили, что все те, кто с ним конфликтовал, вскоре погибали от рук апостолов. Неизвестно, что про них наговорил Шнырь, но это, всяко, был он. В такие случайные совпадения никто не верил.

Итак, жертва выбрана, палач назначен, осталось придумать для него обвинения “в колдовстве”. Я долго обмозговывал разные планы, пока наконец меня не осенило…

Во время перерыва на обед (или можно сказать на завтрак, потому что утром рабов не кормили) я улучил момент и улизнул, воспользовавшись суматохой возле контейнера, из которого раздавали консервы. Я прошмыгнул к одному из домов, где жили апостолы и стал ждать. Дом оказался пустым — у апостолов тоже был обед, и все ушли в столовую. Через несколько минут мимо дома проходил запоздалый мародер. Я выглянул в распахнутые двери и окрикнул его:

— Уважаемый, закурить не будет?

Апостол оторопел от такой наглости. А когда пришел в себя выхватил пистолет и направил его на меня:

— Ты кто такой? Что ты здесь делаешь?!

— Я обычный раб, но у меня сегодня выходной, — улыбнулся я. — Отгул взял по семейным…

— Что-о?.. Да ты, сука, издеваешься! А ну подними руки и выходи, тварь!

— Сейчас, только пиво в холодильник уберу, — я скрылся в темноте дома.

Тактика моя сработала. Я настолько раззадорил апостола, что тот в ярости бросился вслед за мной, даже не подумав позвать на всякий случай подмогу. Он ворвался в дом и тут же расстелился на полу, пропахав носом. В пороге я натянул стальную проволоку, об которую он споткнулся. Ударом сапога в челюсть я мигом охладил его пыл. Вторым ударом я выключил ему одну почку. От болевого шока апостол потерял сознание. Я накинул ему на шею “гильотину” и придушил. Все! Уходим. Я выглянул из дома и огляделся, вроде никого.

Околотками вернулся к контейнеру. Там уже обед почти закончился. Сегодня с принятием пищи у меня пропуск, но ничего, это того стоит.

После обеда нас погнали обратно на работы. Минут через пять началась суматоха. Нашли труп апостола. Я украдкой наблюдал, как бандиты забегали. Мясник махал руками и что-то орал. Всех рабов, что работали сегодня на территории лагеря собрали в одну кучу и выстроили в три шеренги на “пионерском” плацу.

Мясник, заложив руки за спину, прохаживался вдоль рядов и злобно зыркал на нас:

— Сегодня убили нашего брата, я найду кто это сделал. Даю возможность самому признаться. Пусть убийца выйдет вперед! Ну! Я жду!

Глаза Мясника сузились, а голос стал тихим и глухим, но все равно пробирал до костей. Люди под его взглядом, будто таяли:

— Не хотите по хорошему — пеняйте на себя!

Мясник махнул двум головорезам, указав им на первых попавшихся десять рабов. Их выволокли из строя и поставили на колени. Главарь достал наган и приставил дуло к затылку одного из них. Это была молодая женщина со впалыми щеками и потухшими глазами. Она закрыла веки и тихо ждала своей участи. Лишь плечи ее подрагивали. Все знали, чем это заканчивается, когда Мясник достает пистолет.

— Считаю до трех! — прохрипел главарь, — Если никто не признается, я убью десять человек. А завтра все повторится! Так будет до тех пор пока все вы не сдохните, или кто-нибудь не признается в убийстве! Р-раз! Два-а!..