И смотрит на меня, так испытывающе.
А-а! Типа, провокация для мажора, каким я, видно, со стороны выгляжу.
Ну что же, раз этого от меня и ждут, то не будем разочаровывать тётю.
— Как все? — приподнимаю я правую бровь, больно долго тренировался, особенно последние месяцы своей, и не только своей, жизни в этом теле.
— Все! — жёстко припечатывает она.
А у меня сама собой едкая ухмылочка на лице расцветает.
— Школа, как и армия — это зеркало общества, — произношу я. — И если говорят, по слухам, при Советах, такой фокус ещё проходил, то теперь, вряд ли. Каждый хочет, в меру своих способностей и возможностей, жить лучше, чем другие, да просто жить хорошо и не обязательно, как все. Вы можете со всем вашим министерством образования обеспечить в этом, отдельно взятом учреждении всем детям хорошие и достойные условия? — нагло спрашиваю я.
У директора, глаза от возмущения и удивления от поведения будущего воспитанника, лезут из орбит, но ответить соизволила.
— Конечно! — безапелляционно заявила она.
— Позвольте усомниться, — и усмехаюсь, — сто пятьдесят рублей стипендии воспитанникам в месяц, это, конечно, великие выплаты!
Молчит, только глазами молнии в меня швыряет.
— Так вот, — продолжаю я, — ни о каком «Как все», не может быть и речи. «Как все» жить я не хочу и не буду. Вам это надо принять, или мы расстанемся, причём, прямо здесь и сейчас. Мне есть где жить, я уже взрослый человек, почти взрослый, и позаботиться о себе я смогу. А то, что там напридумывало начальство по детям сиротам, меня мало волнует. Силой вы меня тут не удержите, на цепь не посадите. Да, я не стал возмущаться такому странному решению по отправке меня к вам, и я тоже от этого решения не в восторге. Я даже надеюсь на то, что вы откажетесь от такого воспитанника, и я, с чувством выполненного долга, возвращусь в Хабаровск. Ещё раз говорю, у меня есть где жить. Так что решение, уважаемая Наталья Андреевна, теперь за вами.
Она помолчала, по новой рассматривая меня.
— И как ты себе это представляешь, Андрей Андреевич? — уже она усмехается мне.
Я даже залюбовался ею.
Э-э-э! Как бы с этим раздвоением личности в столь юном возрасте, каким я со стороны несомненно выгляжу, не стать любителем женщин «за…». Вопрос в том, на сколько «За…»!
— Пока не знаю, — говорю я, — надо осмотреться, прикинуть возможности, рассмотреть разные варианты. Я же не ведаю о том, что тут у вас есть из благ цивилизации, а чего нет. И есть ли возможность эти блага тут организовать? — вновь улыбаюсь я. — Но могу вас заверить в том, что ничего без вашего ведома я предпринимать не буду. За редким исключением.
Она в ответ, как и я немного раньше, красиво так, удивлённо выгнула бровь. А у неё этот фокус намного красивее и чётче получается. Уела!
— Увы, но если что или кто будет угрожать моей безопасности, о своих решениях, чтобы избежать этих угроз, или нивелировать их, я вас предупредить просто не успею.
Она только улыбнулась на эту мою тираду.
— Как загнул то!
А ведь тает же, тает между нами лёд! Я ей явно нравлюсь, или вспомнила сколько за меня денег дают?
— Тогда, давайте, Андрей Андреевич, определяться с вами. Вы утверждаете, что не хотите жить так, как все дети у нас живут в детдоме. Я права?
— Если у всех ваших детей отличные жилищные условия, питание, обеспечение — то я, конечно, согласен. Но отличные условия, в моём понимании, тут вашими возможностями, увы, не достигнуть. Никак. И я бы хотел, в виду вышеизложенного, иметь право самостоятельно решать вопросы по улучшению этих самых условий, естественно, с вашей помощью, а главное с вашего разрешения.
Хмык, с её стороны. Похоже, милую даму даже стал забавлять наш с нею необычный разговор.
— Александр Данилович предупреждал меня о том, что вы, Андрюша, необычный подросток. А теперь я сама в этом воочию убедилась. Но вернёмся всё-таки к нашим проблемам. Чего ты хочешь?
О! Похоже, начинается нормальный деловой разговор.
— Не столь уж и много, уважаемая Наталья Андреевна. Просторные комнаты с хорошим ремонтом, можно и не одну. Чтобы никто посторонний в неё, без спроса, войти не мог и уж, не дай бог, не взял, что там лежать у меня будет. Места для досуга, занятия спортом, для развлечений. Про питание я уже говорил. Если будет кухня — и вовсе прекрасно, но главное встроенный санузел, желательно с джакузи.
— С джакузи? — и наша неприступная красавица рассмеялась в голос. — Джакузи! Аха-ха-ха-ха-ха-ха! Ой, уморил! Джакузи ему подавай!
Я же только радостно смотрю на эту необыкновенную женщину. Получилось вытянуть её из ракушки, куда она, похоже, сама себя и загнала.
— А почему вы решили, что подавай? — задаю я вопрос.
О! Этим вопросом вызвал к себе неподдельный интерес.
— А как же ещё? — не понимает она.
Я лишь только обворожительно улыбаюсь.
— Ой, не смущайте меня, Наталья Андреевна. На меня деньги поступают, неучтённые финансы. Вот и будем их тратить на всё хорошее.
Смех прекратился. Тень легла на её чело.
— Ты хочешь тратить выделяемые другом твоего отца и родственниками деньги только на себя? — спрашивает она, и такая угроза в её голосе чувствуется.
Вот только меня это мало волнует.
— Родственников? — удивился я.
— Твой отец с Мишей каждый месяц мне выплачивали по пятьдесят тысяч. Не мне, конечно, а детдому. Я раньше об этих деньгах и не подозревала даже. Ими директор по своему усмотрению распоряжалась, как хотела. Отец твой погиб, прими мои искренние соболезнования, и друг его, Миша, определил тебе ежемесячное пособие в размере ста тысяч. Я разговаривала с Иннокентием Карловичем и знаю об условиях по тратам этой сотни. Но, как заверил меня адвокат Миши, все деньги идут только на благо интерната и школы. Так?
Я согласно кивнул, а что там говорить то?
— Но ещё и твои дедушка и бабушка решили поддержать тебя тут. Я немного в курсе ваших отношений, — через паузу произносит Наталья Андреевна, — не осуждаю и не обсуждаю их. Всё лечит время. Потому и говорила, что не понимаю, почему ты у меня тут, ну, да ладно. Чужая семья — потёмки. Так вот, Зоя Яковлевна заверила, что каждый месяц на твоё содержание будет ими перечисляться двадцать пять тысяч, но с условием того, что ты об этих деньгах знать не должен.
Она смотрит на меня требовательно. Я показываю пальцами, будто зашиваю ниткой с иголкой себе рот, а потом произношу.
— Я — могила!
Она кивает и продолжает.
— Меня устроит, если и на первые пятьдесят тысяч ты не будешь претендовать, но и я должна знать на что ты собираешься тратить свою часть средств выделяемых тебе на содержание. И главное, никому об этом в интернате не рассказывать. Понял?
Опять кивок.
— Теперь, что касается твоего проживания в тех условиях, в которых, вот уже не первый год, учатся и живут воспитанники детского дома.
Она вздыхает глубоко, отчего её грудь вздымается над столом. Ловит мой взгляд и понимает, куда он у меня направлен и, довольная, улыбается.
Не скажу, что большие у неё сиськи, навскидку, между двойкой и тройкой, хотя женщины часто с помощью новомодных бюстгальтеров очень удачно и качественно обманывают нас, мужчин.
— Условия проживания не очень, — начала она мне объяснять про местное житьё-бытьё. — Здание старое, хотя ежегодно своими силами на деньги спонсоров и тех копеек, что выделяет город, ремонтируем как школу с классами кабинетами и коридорами, так и наше общежитие детдома. Всё делается руками детей и, как следствие, качество ремонта, увы, страдает, зато его объём намного больше, чем если бы мы брали специалистов со стороны. Увы, имеем то, что имеем. Один корпус жилой у нас и вовсе почти пустует — нужен ремонт. Поддерживаем только зимой отопление в рабочем состоянии, иначе здание давно бы рассыпалось. Строили его ещё в начале пятидесятых, но теперь оно очень сильно обветшало. Но само здание и помещения в нём отлично спроектированы. Есть даже спортивный зал для занятий спортом, фойе, широченные балконы. Сама замеряла их как-то. Шесть на шесть метров. Умели при дедушке Сталине строить, а под спортзалом даже что-то вроде бассейна имеется, правда, небольшого, десять на шесть всего и комнаты. Помывочные, раздевалки и даже что-то в виде сауны есть, также много больших помещений. Зал для танцев, и зал для занятий боксом. Наш нынешний физрук хотел там что-то делать, да денег никто не дал, а куда спонсорские деньги уходили — у бывшего директора надо было уточнять, — вздыхает она.