Пока Дима собирал войска у Полоцка и Борисова, намереваясь идти на Вильно и, наконец, покончить с «Великим княжеством Литовским», удар под дых нанесли Олельковичи. Верховодил у них мой племянник Семен, сын сестры Анастасии, выданной за князя Олелько, внука Ольгерда и правнука Гедимина.

Клан этот мечтал о троне великого княжества, на которое уселся их двоюродный дядя Казимир, а тут Шемяка их даже уделов лишил! Оттого-то они были главной движущей силой всей пограничной резни, а к началу 1452 года набрали охочих людей, заняли у «Прусского союза» денег, наняли войск и внезапным налетом захватили Копыльское княжество, бывшее их вотчиной. Сам Копыль удержался только два дня, отчего раздухарившиеся Олельковичи, не обращая внимания на опасность с фланга, ломанулись отбирать свое главное владение — Слуцк.

Но в городе в малой силе сидел брат Никифора Вяземского, Афанасий. Как писал мне Юрка в регулярных отчетах, «воюясь с поляками и литвой крепко, и не даше им приступать к городу, и бившеся зело».

Три недели протекли в бесплодных попытках, время работало против осаждающих — в любой момент из не слишком далекого Борисова могла подойти подмога. Олельковичи упросили «найвышейшего гетмана литоуского» выделить орудия, дабы взять Слуцк решительным штурмом. А еще успели соорудить подкоп и шедро натолкать в него бочек с порохом, отчего при взрыве начисто разрушило три городни.

Рубка на проломе случилась страшная, Вяземский сумел отбиться и даже погнал Олельковичей до обоза, но тех попросту было больше. Афанасия пленили, в город ворвались и началось.

Если бы обыкновенное «взятие на щит» с грабежами и убийствами в пределах средневековой нормы, но нет. Жаждавшие мести Олельковичи устроили натуральную резню — строили связанных пленных рядами и секли им головы…

Дима и без того после гибели Васьки был в тяжелом состоянии духа, а после известий из Слуцка просто остервенел. И со всей силой, включая подошедший московский отряд, не глядя ломанулся на Новогрудок. Войск набралось преизрядно, так что Олельковичей, и без того немногочисленных, да еще и понесших изрядные потери, можно было не опасаться.

Поляки такого фортеля не ожидали и даже не успели сесть в осаду, Шемяка взял город с наворопа, поквитавшись за прошлогодний Минск. При таких известиях зашевелился Орден — оборона Великого княжества Литовского очевидным образом рушилась, впереди замаячил неиллюзорный шанс вздуть Польшу. При такой перспективе утихла даже внутренняя свара вестфальцев с рейнландцами и прочими.

Гетманы стягивали силы к Гродно, надеясь удержать последний перешеек к землям вокруг Вильны, туда же двигались русские и немцы. Знал бы я, что Дима так безоглядно попрет на запад, хрен бы отпустил Юрку, да что теперь ныть, надо было тогда самому ехать…

Генеральное сражение произошло в июне в одном переходе от Гродно.

Юрка торчал на небольшом холмике над Неманом, где расположилась Димина ставка, и тяжело переживал запрет, который ему выдал Шемяка, увидев желание племянника умчаться в бой.

— Сорвешься — не посмотрю, что княжич и наследник, выпорю прилюдно.

— Но… — неосторожно вякнул Юрка.

Дима сгреб его за отвороты кафтана, надетого поверх начищенной байданы, и подтянул к себе. Юрка почувствовал, что его ноги в щегольских красных сапожках едва касаются земли.

— Мне Васьки хватило, — прорычал ему в лицо Шемяка. — Сиди здесь, не зли меня. Будет можно, сам скажу.

Окружающая свита сделала вид, что крайне интересуется течением реки или завязавшейся вдали схваткой польского авангарда и сторожевого полка.

— Вон надворная хоругвь круля, — Басенок передал Юрке подзорную трубу, — а вон великая краковская хоругвь.

Юрка оглядывал знамена с орлом, с «погоней», разноцветицу прапорцов посполитого рушения и кусал губы — сторожевой полк пятился!

И побежал!!!

Вслед ему выпалили польские бомбарды, коронные хоругви строились в линию, переходили на рысь и склоняли пики…

Остатки сторожевого полка проскочили между невысокими срубами, едва-едва закиданными землей. Из деревянных бойниц встречь атакующей коннице часто ударили пушки. Залп, другой!

— Ишь, как скоро бьют! — подивился Басенок. — Не иначе, каморы с зарядом меняют.

Шемяка услышал и ухмыльнулся краешком рта.

Встречь полякам помчались новогородские сотни, по всей линии завязалась сеча. На дальнем от реки фланге литвины потеснили боярскую конницу и уже втягивались между срубами.

Шемяка махом взлетел на коня и умчался, не забыв показать Юрке кулак. Ему оставалось только смотреть, как за линией срубов дядя, размахивая саблей, выводит под барабанный бой прямоугольники пикинеров, рекомые «баталиями».

Но тут со всей дури в речной фланг ударило посполитое рушение.

Юрка прямо приплясывал на месте, изнывая от желания броситься в бой, но с холма к воям скатился Ипатий с громадным крестом в руках и ринулся вперед, размахивая им, как дубиной.

Четверть часа битва колебалась в равновесии, стороны топтались на месте, но вдруг Юрку как кольнуло — поляки замешкались! И с каждым мгновением это становилось очевиднее — из боя выскочила кучка посполитых, за ней другая, справа Шемяка выдавил противника обратно за линию срубов…

— В сабли, в сабли их! — прямо затрясся Юрка и обернулся к Басенку: — Чего стоишь? Давай, бей их!

— Шемяка сказал тут быть.

— Мне!!! Мне сказал! — закричал Юрка. — Тебе не прещали! Их добить надо!

Басенок еще малость помедлил, внимательно оглядел поле, над которым густо поднималась пыль и крики «Бей!», «Руби!», а потом свистнул стремянного, вскочил в седло и ускакал вниз.

Уставшие ждать московские пищальники подхватили свой снаряд и рванули бегом, да так, что за ними едва поспевали десять конных упряжек с многоствольными «сороками». Они вкатились в линию, когда рушение уже пыталось оторваться от наседающих русских и по взмаху Басенка дали внезапный сокрушительный залп.

Посполитые бросились бежать, следом дрогнул центр и вскоре Юрка с восторгом увидел, как рухнули красные полотнища — сперва со скачущим рыцарем, а за ним и с белым орлом, как вскипела суматоха у королевского шатра по дороге на Гродню…

Уже когда вернулись посланные в сугон полки, когда почерневший от усталости Шемяка указывал, где ставить орудия для осады Витовтова замка в Гродно, стала ясна причина сумятицы в королевском лагере.

Немцы.

Орденские баннеры уже прошли Сейны и были в одном дне пути от Гродно. Поскольку сломить Шемяку не удавалось, перед королевским войском ясно встала возможность попасть между молотом и наковальней, вот паны и предпочли поберечь себя для будущих свершений.

Только каштелян замка уперся и в ответ на довольно миролюбивое предложение свалить куда подальше, причем сохранив оружие и знамена, ответил в духе «Скорее небо упадет на землю и Неман потечет вспять».

Так-то его понять можно — последняя ниточка, соединяющая коронные земли с Вильно, Крево, Троками и Ковно. Пока держатся, есть надежда, что Казимир соберет новое войско и пробьется, а коли сдать крепость, то Литве как княжеству конец.

С утра на Коложе, в тени Борисоглебской церкви, застучали топоры — шемякины чехи ставили площадки для орудий и строили нечто, похожее на колодезный журавль.

— Пороки ставят, — объяснил Басенок, — греческий огонь метать.

Днем к замку еще раз съездили переговорщики, просили каштеляна одуматься и не губить христианские души зазря, но безуспешно. Вечером, как стемнело, Юрка, раскрыв рот, наблюдал за тем, как с порока взмыла и медленно полетела через Гродничанку бочка с горящим фитилем. Она стукнулась о стену, обдав ее кипением пламени, а возле порока забегали мастера, подбивая клинья и закатывая новую бочку.

Вторая бухнулась куда надо, третья и четвертая тоже. Замок запылал.

Каштелян предпринял отчаянную попытку вырваться, но его ждали и встретили вылазку залпом. Пленных вязали, пока догорал пожар.

— Вот же уродец упрямый, — сплюнул Шемяка, — трон, небось, сгорел!