Когда рослый сын кузница достал из котомки здоровенный говяжий бок, я буквально пробуравил парня гневным взглядом и, вознеся глаза к небу, прошептал:

- Чтоб тебя скрючило, рожа ненасытная!

Со стороны могло показаться, что я, обуреваемый жалостью, воззвал к Светлому Владыке, умоляя Создателя простить грех невежественному юнцу. Сын кузнеца, заметив мою реакцию, поспешно спрятал мясо. Разумеется, временно. Ему хватило совести зайти за поленницу и предаться греху чревоугодия втайне.

Остальная молодежь, вспомнив, наконец, о начавшемся посте, стала лузгать семечки пореже, сплевывая шелуху сначала в кулак, а уже потом тайком сбрасывая за поленницу. Набежавшие из дома Марфы курицы во главе с рослым петухом возмущенно закудахтали, так и не найдя в ковре шелухи ни одного целого зернышка. Расстроенный таким обращением петух резво побежал в соседний огород. Марфа называла его не иначе, как Блюдун, и не раз грозилась зажарить. Собственный гарем петуха чем-то не удовлетворял, видимо, он, как и многие мужчины, просто не мог размножаться в неволе. На стороне у Блюдуна, надо признать, дела шли превосходно. Дело дошло до того, что соседи зарезали своего петуха, а Марфе начали доплачивать яйцами, чтобы такой героический ходок продолжал здравствовать.

Чуть поколебавшись - не сорвать ли мне к ужину несколько кисловатых яблок, я решил придерживаться полной строгости. На хлебе и воде благодатнее пост смотрится. Сейчас каноны пуще прежнего блюсти надлежит. Итак, буквально за один день авторитет святой Церкви в Чертовых Куличках (представленный в моём единственно лице) упал до рекордно низкой отметки. Парни и девки, позабыв, что в пост надлежит принимать пищу скорбно, задорно переговаривались, время от времени бросая на меня где сочувственные, а где откровенно злорадные взгляды!

Проклятая ведьма! Чтоб её черти сожрали! Или кого она там вызывает!?

Допив воду из кружки, я, взяв лучину, зажег перед окном свечу и начал демонстративно молиться.

- О, блаженный Светлый Владыка! Спаси нас, грешных!

Краем глаза я заметил, что лица юношей и девушек чуть помрачнели. Молиться за компанию им определенно не хотелось, но и оставаться дальше лузгать семечки, когда рядом надрывается святой отец, им стало неудобно. Всё-таки остались ещё в людях остатки совести.

В другие дни молодежь давным-давно сбежала бы: петь песни, обниматься, целоваться, а то и предаваться более серьезным грехам, поближе к нашей меленькой резвой речушке. Но сейчас, когда по лесу бродил упырь, они и без приказа старосты носу дальше крайнего двора не совали. К сожалению, вместо того, чтобы в страхе молиться, сельчане оживленно обсуждали, удастся ли ведьме победить упыря. Хозяин харчевни даже начал принимать ставки, пока не заявилась жена кузнеца и не надавала всем любителям азарта по репе. Не забыла и забрать все деньги, что поставил на победу ведьмы непутевый муж, разумеется, с солидной компенсацией. Харчевник поспешил сменить игру, затеяв старое, как мир, но неизменно пользующееся любовью народа состязание - "кто кого перепьет". Мужикам определенно не повезло. Выиграла всё та же жена кузница, оставив побежденных с позором валяться на грязном полу харчевни. Выигрыш - две золотые монеты, пошёл на новые красные сапоги с блестящими серебряными пряжками. Вот ведь бой-баба! Всё же приятно осознавать, что не только меня за сегодняшний день обставила женщина. Истину говорят! Где черт сам не справится, туда бабу пошлет!

Благодаря моим усилиям, молодежь начала покидать уютную лавку, решив найти для лузганья семечек более подходящее место.

Проводив шалопаев завистливым взглядом, я торопливо задернул шторы, закрыл окно и даже затушил свечу. Солнце уже скрылось за горизонтом, и в комнате стало довольно темно. Впрочем, за два года я хорошо изучил доставшийся мне от бывшего священника дом, чтобы ходить наощупь. Бог-Орёл отправился на отдых, значит, и мне, слуге Его, тоже пора на боковую.

Перейдя комнату, я отодвинул в сторону когда-то красивый зеленый коврик, открыв ход в подпол. Потянув за ржавое стальное кольцо, я отбросил тяжелую дверцу. Укрытые белой тряпкой запасы уже заждались моего визита. Не мешкая, я извлек наружу: бутыль клюквенной настойки, шмат белого, как душа младенца, сала и запасную храмовую курильницу, уже засыпанную смесью ладана и "сорвибашенки" - пахучей травки из местного леса, главным достоинством которой считался отнюдь не запах.

Вожделенно усмехнувшись, я отнес добычу к столу. Эх! Прости, Господи, невинное прегрешение моё! Сам знаешь. Не согрешишь - не покаешься, а не покаешься - возгордишься! А гордость и самолюбие - первый шаг к черной магии, что среди всех грехов на первом месте стоит. Так говорят пророки!

Усевшись за стол, я острым ножом порезал сало на маленькие аккуратные кусочки. Открыв бутылку, я налил себе горьковатой настойки по край деревянной кружки. Многовато, конечно. Но любимая стопочка куда-то запропастилась, а искать её впотьмах было лень. К полумерам же я не привык. Оставалось лишь потихоньку от тусклой лучины зажечь курения и провести остаток вечера в блаженном удовольствии.

Я неторопливо поднес кружку к носу. С наслаждением вдохнул ароматную клюковку и произнес короткую молитву:

- Провались она в живот! Дай Боже, не последняя!

Широко открыв рот, я уже приготовился залпом осушить кружку, когда неожиданно раздался громкий стук в дверь.

- ЭЙ! - послышалось из-за двери. - Есть кто дома?

Непроизвольно дернув рукой, я расплескал часть настойки. Клюковка мигом пропитала парадную рясу. Проклятье! Теперь ещё и пятна выводить! Что ж за день сегодня такой!?

Стук в дверь не прекращался, становясь всё требовательнее.

- Эй! Откройте!

Интересно, кого ещё принесло на ночь глядя? А, впрочем, не важно!

- Убирайтесь! - крикнул в ответ я.

За дверью замешкались.

- Простите! А здесь живет местный священник?

- Ты не ошибся, сын мой, - подтвердил я, - теперь давай-ка, проваливай отсюда!

За дверью на некоторое время воцарилось недоуменное молчание. Я уже решил, что незваный гость уберется восвояси, как вдруг услышал:

- Святой отец, пустите переночевать одинокого страждущего странника. Путь мой был труден и не близок. Я устал, и у меня закончились припасы.

Я тоскливо посмотрел на закрытую дверь, вспоминая, как сам добирался в это забытое Богом место. Дарование приюта нуждающимся - одна из главных обязанностей приходского священника. Так меня учили в монастыре. Только вот сало в блюдечко такое белое.... А на дворе самый строгий за год пост.

- А на улице дождь? - поинтересовался я.

- Нет, отче.

- Тогда под кустом переночуешь!

Некоторое время за дверью переваривали мою фразу.

- Святой отец, ваш святой долг - давать приют страждущим.

Вот ведь какой настырный!

- А ты сирый и убогий сирота, или калека, или молодая несчастная вдовушка? - поинтересовался я.

- Нет, но....

- Тогда какой же ты нуждающийся, сын мой? Светлый Владыка даровал тебе руки, ноги, крепкое здоровье и ум. Что тебе ещё надо, то сам и возьми!

Сильный удар сотряс несчастную дверь, а заодно и половину дома. С потолка на блестящее, сказочно белое сало посыпались грязные опилки. Вот ведь поросенок! Я мигом вспомнил, что в отличие от других монастырей, в Верхнереченском обучали ещё и бою на булавах. Давняя подруга, единственная, которой я ни разу не изменил, лежала под столом. Рука сама собой потянулась к рукояти.

- Немедленно откройте! - послышался за дверью грозный голос. - Что за нравы?! Не давать приюта благородному воину!

Я поспешно оставил в покое булаву. Неужели в Чертовы Куличики в поисках славы и подвигов забрел рыцарь? Почему бы и нет!? Всё равно благородные лоботрясы работать не любят и не умеют, зато мечом помахать - сами не свои. Правда, большинство рыцарей предпочитали совершать подвиги поближе к каменным замкам, аренам, турнирам и прекрасным дамам. Но попадались и особо двинутые на голову, давшие обет странствий.