Он нащупал массивный засов, отодвинул его, и дверь открылась. В башню ворвался холод, лязг железа, крики людей. Фурриас вышел на ступени, закрыл дверь и привалился к ней спиной. Кто-то внутри задвинул засов.

На ступенях лежал человек. Он, похоже, полз сюда, надеясь получить помощь, но силы оставили его. Фурриас стащил с руки перчатку, присел возле лежащего и попытался нащупать пульс. Сердце не билось.

Кровь на ступеньках уже замерзла.

Фурриас спустился во двор. Две женщины под руки тащили залитого кровью латника. Обнаженная голова мужчины моталась из стороны в сторону, женщины остановились, положили латника на камни, одна из них наклонилась к окровавленному лицу.

— Все, — сказала она, выпрямляясь. — Отвоевался…

— Пошли назад, — безразлично сказала вторая, поправила растрепавшуюся косу, глянула мельком на инквизитора. — А ты чего здесь?

Фурриас зашагал к стене.

Внутренние ворота замка еще держались, но с первого же взгляда было понятно, что это ненадолго. Удары снаружи, тяжелые, мерные, раскачивали створки ворот; брус, служивший засовом, явственно хрустел в металлических скобах. Сани, груженные бочками, дровами, какими-то мешками и тюками, никак не входили под арку. Люди, сгрудившись, толкали их, руководил всем этим палач, на голову возвышавшийся над остальными.

— Еще! Еще! Еще! — кричал старик, вцепившийся в оглоблю. — Разворачивай их, навались…

Короткая линия закованных в сталь латников и арбалетчиков выстроилась напротив ворот. Капитан Картас, в окровавленных доспехах и разодранном на полосы плаще, стоял на правом фланге, опершись о меч. Он просто ждал, когда противник ворвется в замок и можно будет вступить в бой.

— Куда ты полез, мать твою! — донеслось сверху.

Это кричал Коготь. Сотник ругался последними словами, требовал, чтобы кто-то там перестал умничать, а просто стоял на своем месте. И подох там же.

Фурриас подошел к лестнице, ведшей на стену. Ступени отливали багровым в неверном свете факелов. Возле стены лежали мертвецы, мужчины и женщины. Инквизитор стал подниматься по ступеням. Медленно. Он все еще плохо держался на ногах, хотя боль уже почти отступила.

Шаг за шагом. Он должен быть там. Он уже почти поднялся на стену, когда мальчишка, один из пажей, рухнул прямо ему под ноги, зажимая живот левой рукой. В правой руке был кинжал. Мальчишка не кричал, он пытался встать, закусив губу, пытался опереться рукой с оружием о камни и подняться. Но не мог. Тело уже почти не слушалось.

— Не двигайся! — к пажу подошел наместник с мечом в руке. — Не двигайся…

Меч коснулся поочередно обоих плеч мальчишки.

— Посвящаю тебя в рыцари, — сказал Гартан. — Ты заслужил…

Мальчишка улыбнулся и лег щекой на камень.

— Извини, я должен идти… — Гартан отсалютовал юному рыцарю мечом и бросился в свалку возле зубцов.

Фурриас присел возле лежащего мальчишки, взял у того из руки кинжал. Мальчишка, не отрываясь, смотрел на Инквизитора сухими от боли глазами.

Рана была смертельная. И болезненная. Мальчишка держался из последних сил, пытаясь до самой смерти соответствовать образу настоящего рыцаря. А настоящие рыцари не кричат от боли, даже если умирают. Больше всего он хотел бы сейчас, чтобы его видела госпожа Канта. Просто увидела. И после этого можно было умереть спокойно.

— Канта… — прошептал мальчишка, впервые в жизни не прибавив к имени слово «госпожа». — Канта…

Фурриас занес руку с кинжалом, мальчишка посмотрел на него снизу вверх, покачал головой и перестал дышать, инквизитор опустил оружие.

— Решил немного развлечься? — прозвучало над Фурриасом.

Коготь был забрызган кровью, с пальцев левой руки падали алые капли, но сотник улыбался.

— Я хотел его отпустить… — сказал Фурриас, выпрямляясь. — С такой раной…

— А… ну да, конечно… — Коготь посмотрел на свою руку. — А меня, часом, не добьешь?

— Могу перевязать. — Инквизитор ножом отрезал от своего плаща полосу. — Где рана?

— Тут, над локтем. Не уберегся, старый стал… — Коготь тронул правой рукой набухший кровью рукав и зашипел. — Прямо поверх куртки и вяжи. Все равно истечь кровью не успею… Тут такое творится… Но эту атаку мы, кажется, отбили… Вырезали. Эти твари не отступают, их нужно убить, чтобы они остановились…

Фурриас перевязал рану.

— Крепче, не бойся… — попросил Коготь, а когда инквизитор потянул повязку за оба конца, затягивая, вдруг схватил его за шею и прошептал в самое ухо. — И перестань болтать о моем прошлом… это мое прошлое, понял? Мое!

Инквизитор молча отстранил сотника, завязал повязку на узел.

— К утру нужно будет ее отпустить. Иначе останешься без руки.

Снизу, от ворот, продолжали доноситься мерные удары.

— Как думаешь, сломают прямо сейчас или чуть погодя?

— Когда я проходил мимо, ворота не выглядели слишком надежно…

— Ворота никогда не бывают слишком надежными. Внешние упали от первого же удара. Петли выскользнули из камня, будто в масле сидели… Мы еле успели вторые закрыть. А то они бы…

— Кто?

— А хрен их знает кто. В темноте и не разберешь толком. Люди. Это точно. Кто-то же из луков стреляет? Стреляет. Мертвяки и скелеты так не могут. Какие-такие люди остались в Долине? Может, ты знаешь? Пауки, я видел трех… Какие-то крылатые твари напали сверху, когда эти… — Коготь мотнул головой в сторону Долины. — Когда эти деревянную стену сломали, крылатые ударили сверху, но мне так показалось, что они всех рвали — и наших, и тех… Нам еще повезло, что они не все разом нападают… Сдается мне, что они как из глубины Долины подходят, так сразу на стену лезут, не дожидаясь остальных.

Самым трудным был первый натиск, об этом Коготь говорить не стал. Когда поднятые стали выламывать бревна из ограды, многие жители слободы вдруг обрушились на защитников замка сзади. Вначале никто ничего и не понял, а потом… Потом пришлось заставлять себя убивать тех, кого еще недавно спасал, к защите которых готовился.

Положение спасли инквизиторы, которые сразу же, не раздумывая, обрушились на нового врага. У обитателей слободы не было доспехов, оружия тоже не было — так, вилы, косы… Два палача, вращая топорами, прошли сквозь толпу, не обращая внимания на ответные удары. Вперед — назад, как челнок в ткацком станке. Вперед — назад, оставляя за собой кровь и смерть. Если бы не палачи, то все, наверное, уже закончилось бы.

Об этом Коготь Фурриасу тоже говорить не стал.

— Коготь, слышь, там наместник зовет на башню, поболтать захотел… — Барс мельком глянул на собеседника Когтя, собрался пройти мимо, но потом остановился. — О, и этот здесь… А Гартан сказал, что Черное Чудовище подыхает на донжоне. Притворялся?

Фурриас, не отвечая, наклонился и поднял брошенный кем-то меч.

— Со мной будешь драться? — не унимался Барс. — Ты знал, что будет так? Знал? Это и есть твой Хаос?

— Это просто смерть, — сказал Фурриас. — Хаос… Хаос ты даже представить себе не сможешь. И я не смогу… Это — безумие, безумие, которое кто-то подготовил… Тысячу лет назад начал готовить…

— Снова скажешь, что Канта? — Барс посмотрел на донжон.

— Не знаю… Наверное, нет… Может, кто-то другой…

— А может, ты сам? — вдруг спросил Барс. — Может, это ты сам все это устроил? Ты же говорил, что отмеченный Хаосом и сам может не знать, что зреет у него в душе. Вот ты и подхватил где-то эту заразу… Ты думал, что сражаешься с Хаосом, а на самом деле… на самом деле ты его и распространял.

Меч Барса оказался у самого лица инквизитора.

— А давай мы на всякий случай тебя убьем? Ведь если ничего не делать, то шанса нет, ты сам говорил, а если убить, то появляется шанс… Ты ведь это говорил, инквизитор?

Фурриас молча ждал.

— Ну, дернись! Только дернись, Черный! Только пошевели железякой… Дай мне понять, что ты со мной согласен… Это ты! Ты!

— Делать тебе нечего? — спросил Коготь.

— Нечего. У меня пара свободных мгновений, пока твари снова не полезут на стену. Почему бы мне и не повеселиться? Ведь это может происходить из-за него? Ведь может?