Она ведь смогла. Она думала не о своем спасении, а о спасении ребенка. Только об этом. И это значит, что Гартан должен сделать все, чтобы ребенок выжил. Канта поняла, что это сейчас самое важное.

Кочевые решили не уничтожать Долину. И это значило, что нужно только дожить до весны. Пережить зиму.

Он попытается убедить инквизитора, сделает все, что возможно и невозможно, но если не получится, если действительно придется убить… Сын. Гартану есть ради чего жить.

Есть.

Солнце еще не село, когда они въехали в слободу.

Стражники, пряча лица от ветра в воротники тулупов, открыли ворота, пропустили сани. Гартан натянул поводья и приказал пропустить инквизиторов. Пришлось повторить дважды — стражники даже попытались закрыть створку ворот перед конем Черного Чудовища.

Люди в слободе, завидев странную процессию, замирали потрясенно, женщины торопливо уносили детей в дома, а немногие мужчины, увидев инквизиторов, молча сжимали кулаки.

В замок всех пропустили без расспросов. Но Когтя предупредить успели, он встретил Гартана сразу за воротами.

— Зачем они здесь? — спросил сотник, когда инквизиторы проехали в глубь двора и спешились. — Что им здесь нужно?

Гартан молча помог Канте сойти с саней и повел ее в донжон.

Навстречу им бросились пажи и девчонки, но, увидев выражение лица наместника, молча шарахнулись в сторону.

— Пойдем в спальню, — шепнул Гартан Канте. — Тебе нужно поспать.

— Нет, — Канта покачала головой. — Я не хочу ложиться… Я хочу… я должна быть в зале. Там, в тронном зале. Я — хозяйка этого замка. Я — твоя жена. И я буду ждать приговора на троне, а не в постели… пусть он быстрее начинает свои поиски. Пусть допрашивает людей. Прикажи разжечь в зале камин.

— Хорошо, — Гартан не стал спорить, он видел, что Канта приняла решение, и не посмел возражать. — Я провожу тебя…

— У меня для этого есть пажи, — улыбнулась Канта. — И мои девушки. А ты иди, тебя ждут.

Коготь, не перебивая, выслушал Гартана. И только когда тот закончил свой рассказ, недобро усмехнулся.

— Слово, значит, дал? — переспросил Коготь. — Своей, значит, рукой? Древняя кровь, значит, снова в голову ударила? Только то не кровь, а моча, твоя милость. Ты все продолжаешь в благородство играть там, где нужно быть человеком — мужем быть, мужчиной.

— Я не стану нарушать обещания…

— Тогда я стану! — решительно сказал Коготь. — Мне тем более не впервой… Даже ребят своих просить не стану, подойду и зарежу эту черную свинью. Хочешь, на спор? На три щелчка в лоб?

— Ты не посмеешь… Я не позволю тебе, — пробормотал Гартан.

— Ты? Да иди ты в задницу, твоя милость! — Коготь демонстративно высморкался в пальцы. — Ты уже и так всего наворотил… Теперь уж я…

— Ты не сделаешь этого! — голос наместника вдруг стал твердым, словно в мгновение заледенел. — Я так решил. И она так решила.

Коготь попытался отмахнуться и пройти мимо, но Гартан схватил сотника за руку, и тот с изумлением понял, что хватка у сопляка железная и что он на самом деле не позволит нарушить свою волю.

— Да послушай… — начал Коготь, но закончить не успел.

— Сотник егерей с почтением выслушивает распоряжения своего господина? — проскрежетало совсем рядом, Гартан и Коготь одновременно повернули головы и увидели Фурриаса, стоявшего всего в двух шагах. — Умный старик убеждает благородного юношу нарушить обещание?

— Если бы моя воля… — пробормотал Коготь. — Если бы от меня зависело…

— Но не зависит, — сказал инквизитор. — Кстати, старик, я так и не узнал у тебя… Кем ты был раньше? До того, как начал притворяться добрым дедушкой из селян?

— Чего?

— Не нужно прикидываться, мы ведь оба с тобой знаем, что ты… — Фурриас шагнул к сотнику и понизил голос: — Ты ведь из благородных, Коготь? Может, скажешь, свое родовое имя? Я ведь еще в прошлый наш разговор почувствовал в тебе что-то особенное. Помнишь, я ведь спросил тогда, а ты не захотел мне ответить. Может, сейчас? И твоему нынешнему господину будет интересно это услышать. Всегда интересно знать, что же такое скрывает твой самый верный слуга и надежный помощник. Ваша милость, вы ведь хотите знать, кем же был раньше ваш сотник? Просто младшим сыном благородного семейства или даже военачальником, проигравшим битву и прикрывшимся от позора курткой егеря? А вдруг — придворным? И окажется, что по происхождению не он должен вам служить, а вы ему? Возможны еще более смешные варианты. Знаете, сколько бастардов родилось от бессмертных героев и даже от самого императора, Благосклонного и Разрушительного? Сотник, ты случайно не ублюдок императорской крови?

— Закрой свою пасть, — сказал Коготь и положил руку на кинжал. — Еще одно слово…

Фурриас молча поднял руки.

— Ты хотел осмотреть замок, — Гартан говорил, глядя поверх головы инквизитора на тучи. — Осматривай. Сотник приставит к тебе пару егерей…

— Лис пойдет, он уже один раз брата-инквизитора убивал, — Коготь казался совсем спокойным, будто это не его пальцы выстукивали дробь по рукояти кинжала. — И Мрак. Я их предупрежу.

Коготь молча повернулся на каблуках и ушел.

— Ты все-таки расспроси его, — сказал Фурриас, повернув темноту под капюшоном к Гартану. — Он наверняка что-то скрывает…

Гартан не ответил.

— И еще… — Инквизитор тяжело, с хрипом, вздохнул. — В твоем замке — грязно. И воняет.

— Ты хочешь заняться уборкой? — приподнял бровь Гартан. — Спроси метлу у слуг.

— Ты понял, о чем я… Весь замок воняет… Когда я был возле него первый раз — такого не было. Я чувствовал, как тянет от него, разит Хаосом, но это был только намек на смрад, который сейчас источает каждый камень замка. Но чернота — здесь, — Фурриас указал на донжон. — Вся башня, каждый этаж… Все окутано черным маревом…

— И в этом виновата Канта?

— Не знаю… Пока — не знаю… Я не чувствую ее в этом облаке… Странно.

Словно во сне, инквизитор шагнул к донжону. Движения Фурриаса стали медленными, сонными. Он шел, раздвигая вязкий воздух. Он втискивал в сумерки свое тело, а стылая темнота не пускала его.

На стене, во дворе и на верхней площадке донжона зажгли факелы. Тени метались по каменным плитам двора, словно пытаясь ускользнуть, вырваться и убежать.

— Ваша милость… — тихо сказал Лис, выныривая из темноты. — Сотник передал, чтобы мы…

— И чтобы его никто не посмел коснуться, — Гартан посмотрел в глаза Лиса. — Никто. Ты — в том числе.

— Нам так Коготь и велел, — ответил Лис. — Чтобы охранять как зеницу, значит… Вы будьте уверены, ваша милость. Вам только приказать нужно…

Приказать нужно, повторил про себя Гартан. Это егерь не просто так сказал, а с намеком. Нужно только сказать, и инквизитор умрет. В подвале, возле собранного в кучу магического хлама. Или случайно упадет с лестницы, в донжоне или на крыльце…

Лис уже один раз убивал брата-инквизитора.

— Он должен быть жив, — с нажимом произнес Гартан. — Вы поняли меня?

Лис оглянулся на подошедшего Мрака, и оба молча кивнули.

— Вот и хорошо, — Гартан нашел в себе силы улыбнуться. — Идите, ребята.

Фурриас уже поднялся по ступенькам к дверям донжона. Егеря бросились наверх — стражник у двери чужому точно бы не открыл.

— В слободе — драка, ваша милость, — сказал капитан Картас. Он, оказывается, стоял у наместника за спиной и ждал своей очереди.

Последняя Долина изменила даже его. Лицо, от правого глаза до шеи, пересекал свежий шрам. Его капитан получил в подарок от мародера, застигнутого возле тракта. Клинок у мерзавца был острый, как бритва, правый ус Картаса до сих пор не отрос, но капитан не обращал на это внимание, регулярно разглаживая свои усы.

— Сейчас драка?

— Нет, уже закончилась. Где-то после полудня. Вначале сцепились бабы у колодца, вмешались старики, и пошла потеха… — Картас потрогал правый ус. — Наемники растащили дерущихся, но…

— Что «но»?

— Одного из наемников ударили ножом. В шею. Кто именно нанес удар, никто не заметил. Может, мальчишка. Или кто-то из женщин. Наемник жив, но, похоже, головой крутить не сможет.